Разрушение Дрездена. Самая крупномасштабная бомбардировка Второй мировой войны. 1944-1945
Шрифт:
6 марта германская пропагандистская кампания добилась в Лондоне успеха, о котором доселе не могла и мечтать: таким счастливым случаем была первая полновесная дискуссия о наступательных действиях авиации с февраля 1944 года, когда епископ Чичестера поднял вопрос о воздушной бомбардировке гражданских объектов в Европе.
На этот раз, когда Ричард Стоукс взял слово в 2.43 дня, у него было преимущество более благосклонного отношения к вопросу британской общественности, чем раньше. Хотя было известно, что доктор Белл, епископ Чичестера, получил сотни писем в поддержку своей точки зрения в палате лордов, в феврале 1944 года он вел дебаты на пике бомбардировок Лондона и его общественное мнение было против епископа.
В марте 1945 года, когда на горизонте забрезжил конец войны и с единственной угрозой в виде «Фау-2», общество было более чувствительно к ужасающим описаниям последствий
В своей речи он вернулся к теме, которую последовательно поднимал с 1942 года; его не убедила повторяющаяся настойчивость по поводу точности атак бомбардировочной авиации. Он также сомневался в преимуществе того, что, как объявил, будет называть «стратегической бомбардировкой», и выразил мнение, что обращает на себя внимание, что русские, похоже, не занимаются «ковровыми бомбардировками». Он видел их преимущество в том, что они могли сказать, что именно западные капиталистические страны совершали все эти грязные деяния, в то время как советские ВВС ограничивались действиями бомбардировочной авиации в том, что мистер Стоукс называл «тактической бомбардировкой». Делая эти замечания, он демонстрировал поразительное предвидение, как показали послевоенные годы.
Вопрос состоял в том, было ли на этом этапе войны беспорядочное бомбометание по крупным населенным городам правильной политикой. Он зачитал перед палатой отрывок из отчета в «Манчестер гардиан», в котором за основу было взято телеграфное донесение немцев, содержащее информацию о том, что десятки тысяч дрезденцев оказались погребенными под руинами города и что даже попытка идентификации жертв становилась безнадежной.
«Что произошло вечером 13 февраля? – вопрошала газета. – В Дрездене находилось до миллиона человек, включая 600 тысяч подвергшихся бомбежке эвакуированных и беженцев с востока. Неистовый огонь, который беспрепятственно распространялся по узким улицам, привел к гибели огромного числа людей, оставив их без кислорода».
Стоукс язвительно поинтересовался, не странно ли, что русские демонстрируют способность брать крупные города, не разнося их на куски, а потом задал вопрос, который явно озадачил даже премьер-министра: «Что вы собираетесь найти, при всех городах, взлетевших на воздух, и при свирепствующих эпидемиях? Возможно ли будет остановить или преодолеть эпидемии, грязь и нужду, которые затем последуют? Очень хотелось бы знать, отдают ли себе отчет об этом на данном этапе? Когда я слушал, как министр [сэр Арчибальд Синклер говорил] о «крещендо разрушений», подумал, что за великолепное выражение для главы кабинета министров Великобритании на этой стадии войны.
Стоукс обратил внимание на послание в Ассошиэйтед Пресс из штаба Верховного командования экспедиционных сил и, фактически, зачитал его полностью. При этом оно было записано для будущих поколений. Он опять задал вопрос, который задавал раньше: «Являются ли теперь террористические бомбардировки частью официальной правительственной политики?» Если да, то почему тогда решение штаба Верховного командования принято, а потом отозвано? И почему это, несмотря на донесения, переданные по «Радио Парижа», опубликованные по всей Америке и даже пересланные для германского народа, британский народ «единственный, кто, вероятно, не знает, что делается от его имени?» Это было «совершенным лицемерием» – говорить одно и делать другое. В заключение мистер Стоукс утверждал, что британское правительство проклянет тот день, когда дало разрешение на эти рейды, и что рейды лягут на всех несмываемым «позорным пятном». Эти настроения были вдвойне значимы по той причине, выражаясь более формальным языком, что им суждено было вновь появиться в записке, адресованной премьер-министром своим начальникам штаба, предлагающей командованию бомбардировочной авиации пересмотреть «террористическую» кампанию.
Мистер Ричард Стоукс завершил свою речь к 3.07 дня 6 марта, но ему пришлось ждать до 7.50 вечера ответа от правительства. Командующий Брабнер, помощник министра авиации, ответил за Синклера, хотя последний к тому времени вернулся на свое место. Он указал, что, хотя доклад штаба Верховного командования был получен в Лондоне 17
февраля, его почти сразу же отвергли. Однако он также указал, что ему вовсе не хотелось бы признавать доклад: «Мы не тратим бомбы или время на чисто террористические тактики. Не к лицу достопочтенным членам парламента приходить сюда, в палату, и предполагать, что великое множество маршалов авиации, летчиков или кто-нибудь еще сидят и обдумывают, сколько им убить немецких женщин и детей».Один любопытный аспект загадки послания штаба Верховного командования остается неразрешенным: когда циркулировало донесение Ассошиэйтед Пресс и в Лондоне появились возражения на его публикацию, первой реакцией штаба Верховного командования было то, что его нельзя отозвать, поскольку оно представляет официальную политику штаба Верховного командования экспедиционных ВВС. На это замечание, подкрепленное обещанием предоставить документальные свидетельства, сам сэр Арчибальд Синклер почувствовал себя обязанным ответить: донесение, конечно, не соответствовало действительности, и мистер Стоукс мог бы получить сведения от него.
Так завершились последние послевоенные дебаты относительно политики командования бомбардировочной авиации; британское правительство смогло уберечь свой секрет с того дня, как первый авианалет на территорию был совершен в отношении Маннхейма 16 декабря 1940 года, вплоть до самого конца войны.
Такая же буря разразилась вокруг Дрездена и рейдов на Берлин в Вашингтоне. Это были не яростные парламентские дебаты, характерные для Лондона, а более сдержанный обмен письмами между политическими и военными лидерами. 6 марта генерал Г.С. Маршалл получил указания ответить на запрос американского секретаря по военным вопросам Генри Стимпсона, извещая его о «важности Дрездена в качестве транспортного узла», а также о характере «просьбы» русских по его нейтрализации. Нет записей о том, был ли ответ Маршалла убедительным или удовлетворительным. На основании послевоенных исследований американский историк военно– воздушных сил Джозеф У. Эйнджел-младший предположил, что Дрезден несомненно был важным военным объектом. Хотя никаких документальных свидетельств не было представлено в качестве доказательства существования какой-либо просьбы советской стороны конкретно в отношении Дрездена как цели для атаки. Понятное дело, что генерал Маршалл слишком преувеличил содержание оригинального меморандума советского генерала Антонова в Ялте, который особо упоминал два европейских населенных центра, но не Дрезден. В Вашингтоне разногласия утихли мирно и за закрытыми дверями.
В действительности американцы позднее самостоятельно предприняли свою крупнейшую атаку (572 самолето-вылета) сортировочных станций в Дрездене 17 апреля – рейд, о котором не упоминает официальная американская история.
Однако в Лондоне неофициальные дебаты не утихали, и, когда первые донесения стали поступать в Лондон из нейтральных источников, они, фактически, усилились. Между 22 и 24 марта одна из ведущих цюрихских газет опубликовала три статьи швейцарского очевидца налетов на Дрезден. Швейцарцы составляли солидную часть населения города. После налета этому швейцарцу удалось бежать на родину в Швейцарию и рассказать там о пережитом. Его воспоминания стали одним из первых подробных описаний последствий атаки и подтверждались из не вызывающих сомнений источников. Из его информации следовало, что в городе не было бомбоубежищ, он оказался беззащитен против ударов с воздуха и в нем не было военных объектов. Известно также, что 22 февраля представитель Международного Красного Креста посетил Дрезден, чтобы узнать о судьбе военнопленных, и в его отчете вполне могла быть и другая информация, а не только сведения о числе жертв среди пленных.
В послании штаба Верховного командования экспедиционных ВВС подразумевалось, что новая политика бомбардировочного террора была разработана неназванными «главами союзных ВВС», как явствует из слов их политических лидеров. Это предположение окажется полезным, когда в послевоенные годы наступит время призвать к ответу за развязывание войны, которую часть европейского сообщества, несомненно, захочет рассматривать в том же свете, что и злоупотребления держав оси Берлин – Рим.
Идея, заложенная в послании штаба Верховного командования экспедиционных ВВС, состояла в том, что обвиненные в жестокости бомбардировочных атак не доставят особых хлопот тогда, когда первоочередная необходимость в бомбардировщиках останется в прошлом. Официальные историки отмечали: «Премьер-министр и другие представители властей, похоже, ушли от темы [стратегии наступательных действий авиации], как будто она была им неприятна и как будто они забыли свои собственные недавние усилия, для того чтобы начать и продолжать наступательные действия».