Разрушитель меча

— А ты к этому относишься так же?

— Ты хочешь знать, буду ли я также злиться, когда придет кто-то моложе и способнее? — я пожал плечами. — Когда это случится, я буду уже стариком. Тогда мне будет все равно.

Дел расхохоталась.

— Стариком? — переспросила она. — Но ведь это уже случилось.

— Юг никогда тебя не примет, — парировал я, — да и я не соглашусь, что ты лучше меня. Да, ты хорошо танцуешь, но не лучше. — Я вздохнул. — И не забывай, баска, ты женщина. Ни один Южный танцор меча тебя не признает.

— Ты уже меня признаешь. И Аббу, — она вдруг нахмурилась. — Я так думаю. Или он только говорит, что признает в надежде обольстить меня комплиментами и затащить в свою постель, — она засунула прядь волос за ухо. — Мужчины часто так поступают.

— Потому что женщины часто на это покупаются, — я усмехнулся, встретив ее рассерженный взгляд, и начал заворачивать колено. — Жаль, что он не оставил нам свою лошадь.

— А ты ожидал, что он оставит нам лошадь? — изумилась Дел.

— Почему нет? Если остальные танцоры всего в дне пути отсюда, он мог бы дождаться их и вернуться в Искандар.

— Они не в дне пути, не знаю, кто уж там ближе, танцоры мечей или племена. Два дня как минимум из-за самума, — Дел помрачнела. — Ты помнишь?

— А что я должен помнить? — осторожно спросил я.

Волосы снова упали ей на глаза и она нетерпеливо откинула их.

— Ты развернул самум. Ты остановил ветер, песок… и отправил их обратно.

— Но я думал… — я нахмурился. Да, я ХОТЕЛ остановить самум, но не мог вспомнить, как мне это удалось. Дальше были только крики Чоса Деи, забравшегося ко мне в душу. — Ну и ладно, — наконец сказал я. — Если самум задержал их, у нас появился небольшой запас времени.

— Кроме того, если бы Аббу оставил нам лошадь, в их глазах он выглядел бы дураком.

— А ты считаешь, что Аббу Бенсир не может быть дураком? — заинтересовался я.

Дел долго и внимательно смотрела на меня. Лицо ее было непроницаемо, и только в глубине голубых глаз проскальзывало что-то живое — может веселье?

— Наверное может, — наконец объявила она со всей серьезностью. — Ведь вы с ним так похожи.

— Слушай, баска…

Она старательно изобразила удивление.

— А разве я не права? Конечно он старше — хотя намного ли, я не могу сказать, — аиды, ей было весело! — и он, конечно, мудрее, поскольку у него богаче жизненный опыт… но есть и удивительные схожести, — она собрала волосы и начала делить их на три части. — Ну может тому причиной только то, что вы учились у одного шодо.

— Я совсем не похож на Аббу! Ты слышала, каким тоном он спросил: я работаю на женщину? Как будто один этот вопрос оскорблял его, — я замолчал, увидев ее широко раскрытые глаза. — Ему нужно только затащить тебя в постель, потому что он считает, что только там ты можешь полностью раскрыть весь свой талант. Как большинство Южанок.

— Ты когда-то был таким же, — заметила Дел, продолжая заплетать косу.

Я хмуро покосился на нее.

— Я по-прежнему Южанин. Только из-за того, что я потащился через Границу, решив помочь тебе… — я не стал продолжать и хмуро уставился на колено. — Ну может теперь я действительно думаю несколько иначе и могу благодарить за это тебя, но я все равно Южанин. Кем еще я могу быть?

— А если не Южанин? — мягко спросила Дел, перевязывая шнурком конец косы. — Ты ведь так и не узнал правду у Салсет.

Я решительно завязал повязку на колене. Пора было менять тему.

— Самое лучшее для нас сейчас это поехать в Кууми и купить вторую лошадь. После этого мы сможем быстро добраться до Джулы.

— До Джулы! Но Аббу сказал…

— Аббу не знает того, что я знаю, — я начал сворачивать одеяло. — И никто не знает, того, что мы… что я знаю.

— Мы? — Дел приподнялась, поправляя ремни перевязи. — Если под «мы» ты имеешь в виду меня, тебе придется объясниться. Я понятия не имею о чем ты говоришь.

«Мы» не имело отношения к Дел. Но ей я не мог об этом сказать.

— Давай собираться, — предложил я. — Мы снова зря прожигаем день.

17

— Такое маленькое? — Дел сидела за моей спиной и от ощущения близости горячего человеческого тела в теплый день становилось совсем жарко. — Когда ты сказал, что мы едем в торговое поселение, я представила себе что-то значительное.

— Раньше оно таким и было, — я повернул жеребца к сбитым из деревянных планок воротам, болтавшимся у полуразрушенной глиняной стены. — Когда-то Кууми было одним из самых больших поселений на Юге, оно разрывалось по швам от обилия караванов и торговцев. Но потом пришла Пенджа и поглотила все окрестности, и караваны стали ходить другой дорогой. Почти все торговцы уехали отсюда. Кууми так и не смогло возродиться.

— Но разве это Пенджа?

— Еще нет, но она очень близко, — я махнул рукой в Южном направлении.

— Полдня пути в ту сторону. Да и вообще-то все так привыкли к другим маршрутам, что о Кууми просто забыли. Даже после ухода Пенджи это место не стало таким, каким было прежде.

И никогда уже не станет. То, что когда-то было процветающим поселением, теперь превратилось в свою же слабую тень. Деревянные хижины вместо прочных домов, рассыпавшаяся глина вместо кирпичей. Узкие улицы перегораживали песчаные заносы, а старые дома безжалостно разрушал горячий, жалящий ветер. Кууми рассыпался как древние кости оракула, сыпалась кирпичная кладка, трескалась глина, осыпались здания. Контуры Кууми были округлыми и размытыми; деревянные жилища цвета кости, высушенные на солнце, были полны прожорливых долгоносиков и напоминали пышные караваи.

Мы подъехали к поселению с Севера, задержались у разбитых ворот, чтобы дать медь так называемому охраннику, и проехали внутрь.

Дел пришла в ужас оттого, что на мне пришлось заплатить за въезд.

— Стена совсем разрушена, — сказала она. — Пять шагов от ворот и любой может спокойно войти… ты заплатил только ради того, чтобы проехать через парадный вход?

— Мы просто заплатили, — отрезал я и решил ограничиться этим ответом. Кууми было древним уважаемым поселением и нельзя было обращать внимания на его бедственное состояние. На Юге это знали все. Все играли в эту игру.

Через разбитые ворота вглубь поселения: жеребец едва волочил ноги, подковы глухо стучали в лабиринте улиц, из-под копыт со звоном вылетали мелкие камешки. Улицы соединялись, снова расходились, поворачивали, но я хорошо знал дорогу. Я вел жеребца к Кантине Споров.

— Все здесь какое-то… серое, — заметила Дел, разглядывая дома, пока мы проезжали по покрытым слоем песка узким улицам.

— Мы на краю Пенджи.

— Но даже небо серое.

— Это пыль, — объяснил я. — Пыль Пенджи, смешанная с грязью. Она очень легкая, как пудра… если подуть, взлетает. Видишь? — я показал на облачко, висевшее под брюхом жеребца.

— Похоже на пепел, — тихо сказала Дел. — Как будто костер горел долго и остался только пепел… это поселение похоже на погребальный костер.

Выжженные солнцем, разорванные ветром, навесы свисали с легких деревянных решеток и столбов около отверстий в стенах и дверей и были такими же серыми, как и стены домов. Навесы слабо покачивались от робкого ветерка. Солнечные лучи рисовали узоры на стенах, сложенных из неровно вылепленных глиняных кирпичей. Кирпичи крошились и из мест разломов торчали стебли сухой травы. Жеребец пытался их выдирать.