Разрыв-трава
Шрифт:
Я видел вечер твой. Он был прекрасен.
* * *
Как пламень в голубом стекле лампады, В обворожительном плену прохлады, Преображенной жизнию дыша, Задумчиво горит твоя душа. Но знаю, — оттого твой взгляд так светел, Что был твой путь страстной — огонь и пепел: Тем строже ночь, чем ярче был закат. И не о том ли сердцу говорят Замедленность твоей усталой речи, И эти оплывающие плечи, И эта — Боже, как она легка!— Почти что невесомая рука. * * *
Лишь о чуде взмолиться успела я, Совершилось, — а мне не верится!.. Голова твоя, как миндальное деревце, Все
* * *
Жила я долго, вольность возлюбя, О Боге думая не больше птицы, Лишь для полета правя свой полет… И вспомнил обо мне Господь, — и вот Душа во мне взметнулась, как зарница, Все озарилось. — Я нашла тебя, Чтоб умереть в тебе и вновь родиться Для дней иных и для иных высот. * * *
Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце. «Посмотри, — я еще недомучена, Недолюблена, недоцелована. Ах, разлукою сердце научено, — Сколько слов для тебя уготовано! Есть слова, что не скажешь и на ухо, Разве только что прямо уж — в губы… Милый, дверь затворила я наглухо… Как с тобою мне страшно и любо!» И зовет его тихо по имени: «Обними меня! Ах, обними меня… Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?.. Подыши мне в лицо… Ты не дышишь?!..» Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце. * * *
На Арину осеннюю — в журавлиный лёт — собиралась я в странствие, только не в теплые страны, а подалее, друг мой, подалее. И дождь хлестал всю ночь напролет, и ветер всю ночь упрямствовал, дергал оконные рамы, и листья в саду опадали. А в комнате тускло горел ночник, колыхалась ночная темень, белели саваном простыни, потрескивало в старой мебели… И все, и все собирались они, — возлюбленные мои тени пировать со мной на росстани… Только тебя не было! На закате
Даль стала дымно-сиреневой. Облако в небе — как шлем. Веслами воду не вспенивай: Воли не надо, — зачем! Там, у покинутых пристаней, Клочья не наших ли воль? Бедная, выплачь и выстони Первых отчаяний боль. Шлем — посмотри — вздумал вырасти, Но, расплываясь, потух. Мята ль цветет, иль от сырости Этот щекочущий дух? Вот притянуло нас к отмели, — Слышишь, шуршат камыши?.. Много ль у нас люди отняли, Если не взяли души? * * *
На каштанах пышных ты венчальные Свечи ставишь вновь, весна. Душу строю, как в былые дни, Песни петь бы, да звучат одни Колыбельные и погребальные, — Усладительницы сна. * * *
На самое лютое солнце Несет винодел, Чтобы скорей постарело, Молодое вино. На самое лютое солнце — Господь так велел!— Под огнекрылые стрелы Выношу я себя. Терзай, иссуши мою сладость, Очисти огнем, О, роковой, беспощадный, Упоительный друг! Терзай,
иссуши мою сладость! В томленьи моем Грозным устам твоим жадно Подставляю уста. * * *
Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. С вдохновеньем святотатцев Сердце взрыла я до дна. Из моих любовных святцев Вырываю имена. * * *
Нет мне пути обратно! Накрик кричу от тоски! Бегаю по квадратам Шахматной доски. Через один ступаю: Прочие — не мои. О, моя радость скупая, Ты и меня раздвои, — Чтоб мне вполмеры мерить, Чтобы вполверы верить, Чтобы вполголоса выть, Чтобы собой не быть! * * *
Окиньте беглым, мимолетным взглядом Мою ладонь: Здесь две судьбы, одна с другою рядом, Двойной огонь. Двух жизней линии проходят остро, Здесь «да» и «нет», — Вот мой ответ, прелестный Калиостро, Вот мой ответ. Блеснут ли мне спасительные дали, Пойду ль ко дну, — Одну судьбу мою вы разгадали, Но лишь одну. * * *
Он ходит с женщиной в светлом, — Мне рассказали. — Дом мой открыт всем ветрам, Всем ветрам. Они — любители музык — В девять в курзале. Стан ее плавный узок, Так узок… Я вижу: туманный берег, В час повечерья, Берег, холмы и вереск, И вереск. И рядом с широким фетром Белые перья… Сердце открыто ветрам, Всем ветрам! * * *
Она беззаботна еще, она молода, Еще не прорезались зубы у Страсти, — Не водка, не спирт, но уже не вода, А пенистое, озорное, певучее Асти. Еще не умеешь бледнеть, когда подхожу, Еще во весь глаз твой зрачок не расширен, Но знаю, я в мыслях твоих ворожу Сильнее, чем в ласковом Кашине или Кашире. О, где же затерянный этот в садах городок (Быть может, совсем не указан на карте?), Куда убегает мечта со всех ног В каком-то шестнадцатилетнем азарте? Где домик с жасмином, и гостеприимная ночь, И хмеля над нами кудрявые арки, И жажда, которой уж нечем помочь, И небо, и небо страстнее, чем небо Петрарки! В канун последней иль предпоследней весны — О, как запоздала она, наша встреча!— Я вижу с тобой сумасшедшие сны, В свирепом, в прекрасном пожаре сжигаю свой вечер! * * *
От смерти спешить некуда, а все-таки — спешат. «Некогда, некогда, некогда» стучит ошалелый шаг. Горланят песню рекруты, шагая по мостовой, и некогда, некогда, некогда, мой друг, и нам с тобой. Бежим к трамваю на площади и ловим воздух ртом, как загнанные лошади, которых бьют кнутом. Бежим мы, одержимые, не спрашивая, не скорбя, мимо людей — и мимо, мимо самих себя. А голод словоохотлив, и канючит куча лохмотьев нам, молчаливым, вслед. Что тело к старости немощно, что хлеба купить не на что и пропаду на горе нет.
Поделиться с друзьями: