Разрыв

В общем, первый день. Там и про другое было, типа того, что, вот придет Ти-Джей — мистер Джонс, в смысле, — вот придет мистер Джонс его навестить, злющий, из-за того, что учителя проиграли, и как даст ему по ноге, и прочее, или провод какой-нибудь оторвет от аппарата, который в нем жизнь поддерживает.

Довольно глупо, в общем-то, потому что у него такого аппарата и быть не могло, верно? Вообще, если подумать, он и в больнице, наверное, всего часа два провел, не больше.

Но дело не в этом. Это же все не всерьез писалось. Хотя один мой знакомый мальчик, его Гаретом зовут, он читает это и, типа, почему Бороденка сам себя Бороденкой называет, разве он не знает, что это обидно? И как же он слова набирает, если его к аппаратуре жизнеобеспечения подключили? А другой мальчик, Дэвид, посмеивается над Гаретом и говорит, не знаю, Гарет, может, он диктует. А Гарет, типа, а. То есть, типа, понятно.

Ну, в общем, сначала было смешно и все это читали. Мисс Парсонс как-то на информатике застукала за этим нашу компанию, и поначалу, типа, что это вы там разглядываете, вам полагается новости читать, а не болтаться по вебосфере. Она это вебосферой называет. Думает, так круче. В общем, берется она за мышку, браузер хочет закрыть, а потом увидела, куда мы заглянули, и сама читать начала. Ну мы, вроде как, отошли от экрана, а после смотрим, она читает, подходим поближе и тоже читать начинаем. А мисс Парсонс, дойдя до места про то, как сестра пытается побрить Бороденку, да никак лицо найти не может, потому что оно от зада ничем не отличается, фыркает и рот рукой прикрывает. И кто-то еще захихикал, Оуэн, по-моему, и тогда мисс Парсонс замечает, что все мы вокруг нее столпились. И, типа, ладно, хватит, вернитесь за парты, достаточно, и орет на нас, чтобы мы садились. А я с нее глаз не спускаю. И вижу — садится она за свой компьютер, за учительский стол, а внешний проектор выключает, чтобы никто из нас не видел, что у нее на экране. Потом набирает что-то на клавиатуре, а после уж только сидит, читает, улыбается и головой покачивает. И когда звенит звонок, она его даже не слышит. Только и говорит, вы там потише, не шумите, а сама на экран смотрит. Я забыла в классе спортивный костюм, возвращаюсь за ним во время ленча, так мисс Парсонс меня внутрь не пускает. Приоткрывает чуть-чуть дверь и спрашивает, в чем дело? Я объясняю, а она говорит, не сейчас. Я говорю, так, мисс Парсонс, мне же костюм нужен, а она опять, не сейчас! Я не спорю, потому что уже понимаю, что происходит. Уже увидела их. Многих. Мистера Дэниелса, мистера Бродмана, мисс Хоббс, мистера Джонса. Все они там и все читают то же, что мы читали. И смеются. Я слышу, как Ти-Джей — мистер Джонс, простите, — как он хохочет, потому что его смех ни с чем не спутаешь. Он как будто мокротой давится.

А потом там все как-то грязно стало. В блоге. Ну, то есть, народ читал и то, и это. Но смешно уже не было. Вульгарно, просто вульгарно. Я бы и не стала читать, но читала, потому что все же читают, говорят об этом, идиоткой же будешь выглядеть, если не сможешь сказать хотя бы, ну да, знаю, или там, а вот то место, ты его читала?

Нет, рассказывать я не хочу.

Пожалуйста, мисс, я правда на хочу.

Зачем позвонить?

А, ладно, но рассказывать я все равно не хочу.

А хотите, я вам его покажу? Он, скорее всего, еще там. Не думаю, что в нем появилось что-нибудь новое, но три недели назад он точно был цел, потому что я слышала, как Трейси Беккеридж говорила Габби Блейк и Мег Эванс, что описалась, когда читала его.

Ну да, продолжалось весь год. Футбольный матч был в феврале, верно? Значит получается три или четыре месяца.

Ну что, показать? Думаете, этот компьютер подключен? Нам, вообще-то, пользоваться компьютерами без разрешения нельзя, так что если кто спросит, скажите, что это вы меня попросили, ладно?

Где тут кнопка-то?

Ах да.

Тормозные они, эти компьютеры. Юрский период.

Господи. Судя по звуку, он загружается.

У моего папы компьютер совсем новенький, папа говорит, по сравнению с другими он все равно что «Ламборгини». У него такая синяя лампочка, как на космическом корабле или еще где. Папа меня к нему даже близко не подпускает.

Господи, ну давай же. Давай давай давай…

Наконец-то.

Посмотрите. Видите, я же вам говорила. Адрес уже есть в списке, значит кто-то туда с этого компьютера заглядывал. Учитель, наверное. Поспорить готова, что учитель.

Вот он. Видите, последняя запись шестого июня. Вот значит как. За неделю до стрельбы.

В общем, я щелкаю здесь, а после здесь…

Господи, до чего же он тормозной. А потом просто прокручиваете вниз. Когда Дэвид их вслух читает, у него такой голос, типа, акцент. Вроде как польский. Я к тому, что у Бороденки акцента не было, никакого, а на блоге есть. Вот Дэвид так и читает.

День 3

Сегодня я опять думаю об игре. не надо мне было в ворота вставать. я форвард, нападающий. Дома в пыльше я гонялся за кошками чтобы их есть. я быстрый. как это говорят. как молния. В пыльше в моей деревне все называли меня борзой. они меня и другим словом называли но я его повторять не хочу.

Это все Теренс виноват, тупица. он как это говорят…

Дэвид, когда читает, он еще плохие слова добавляет. Я не буду. Нет, я могу, но не буду. он как это говорят нечто. и голубой к тому же. это правда сомневаться не в чем. всегда в шортах, в зеркало смотрится. как женщина. в пыльше он был бы Счастлив. в Пыльше он стал бы хорошей женой пыльского Мужчины. Стряпал бы везде мыл и ему бы целый день напролет вставляли сзади.

Голосам я подражать не умею. Показывать умею. Птиц, например. Хотя никому еще не показывала. Ну, маму мою могу изобразить, вот и все. А голосам не умею. В общем, идею вы поняли, верно? Хотя не все записи такие. Это я насчет акцента. Есть и другие, вот, посмотрите.

День четырнадцатый

Этой ночью 2 раза сделал себе нечто. В 1 раз не мог найти мою Штуку но стал думать о Мэгги она и выскочила. Надеюсь когда-нибудь она позволит мне потрогать ее попу. Попа у нее большая, круглая, на ней, наверное, и пуха-то почти нет. А если и есть, я не против. Я буду гладить ее, сжимать и тереться об нее бородой.

Я вот что думаю, те, которые с акцентом, Донован сочинял. Они гораздо смешнее. Другие, если по правде, просто глупые. Я так понимаю, их Гидеон писал.

Господи, только не говорите про это никому, ладно? Не говорите, что я назвала их глупыми. Он меня убьет.

Вот, смотрите, еще одна с акцентом.

День 37

У меня перестает работать сердце. Почему моя Мэгги не навещает меня? возможно она меня стыдится. думает, что у меня какая-то болезнь. у меня нет болезней моя Мэгги, только болезнь любви! и еще Стояка. он слишком долог для меня без моего Дергунчика. Сегодня я попросил красивую нянечку подергать за него а она шлепнула меня по щеке. сказала «гадкий мистер Шваль, не лезьте к нянечкам!». Я умолял но она не давалась. Шлепнула еще раз но я ничего не почувствовал, бороденка спасла. Я говорю «приведите ко мне мою Мэгги!». Говорю «моя хочет Дергунчика» а она говорит «сам себя дергай!». И мне опять пришлось утешаться самому. О моя Мэгги. Почему ты не навещаешь меня?!

Ладно, идею вы поняли. Я уже говорила, дальше хуже стало. Ругательств больше, понимаете? И всякого другого. Все становилось более… более… как это называется, когда читаешь про что-то и почти видишь это, в голове?

Ну да. Наглядным. Становились более наглядным. Я оставлю это открытым, ладно? Вы, если захотите, сами потом посмотрите.

О да, наверняка. Он должен был слышать разговоры про это. Вы же понимаете, блог все читали — дети, учителя. После игры его здесь всего неделю не было. Пришел в школу на костылях. И во время уроков и так далее ребята то и дело намеки роняли. Ну, знаете, как это, хорошая у вас была штанга, сэр, или как там было в больнице, сэр, или изображали польский акцент и повторяли то, что прочитали. Так что он должен был знать. Я бы на его месте спросила у кого-нибудь из учителей, о чем это все говорят, потому что учителя же знали, все, это точно. Мистер Грант, он даже остановить их пытался. Донована и Гидеона. Я про это от Трейси Беккеридж слышала. Трейси сказала, что Грант пытался запретить им пользоваться компьютерным классом, а они, думаю, там это все и писали, и загружали, и прочее, но Донован с Гидеоном обратились к Ти-Джею — к мистеру Джонсу, — а тот обратился к Биклю — к мистеру Тревису, — а Бикль — то есть, мистер Тревис — сказал, что ничего им — Доновану и Гидеону — запрещать не будет, потому что овладение информационными технологиями — это основа чего-то там такого, учеников отстранять от нее нельзя, да и вообще ни одна школа не вправе практиковать цензуру самовыражения. Что-то в этом роде. Во всяком случае, так мне Трейси Беккеридж рассказывала. Откуда она про это узнала, не знаю, но Трейси, похоже, всегда про все знает, а то, что она рассказывает, в половине случаев оказывается правдой, и это самое малое.

И знаете, что еще сказала Трейси? Что ей его жалко. Боро… то есть, мистера Зайковски. Я до того об этом как-то не задумывалась, но, наверное, поэтому мне с тех пор и не хотелось заглядывать на «Боролог». Потому что, можно же себе представить, что это такое — быть на его месте. Он учитель и все такое и, скорее всего, его это даже не очень волновало, но это же плохо, правда? Когда с тобой случается такое. Наверное, поэтому Трейси так и сказала. Она сплетница и так далее, но это ей же иногда и отливается. Ну, как, изводить ее начинают. У нее веснушки. Не такие уж и заметные, не то, что у некоторых, особенно рыжих, но веснушки есть. И в прошлом году, — это мне уже Габби Блейк рассказала, — она целую неделю говорила маме, что идет в школу, а сама просиживала весь день у пруда на выгоне. Брала с собой зеркальце, в какие девочки смотрят, когда подкрашиваются, и зажигалку, сидела на скамье — зеркальце на коленях — и старалась выжечь зажигалкой веснушки. Так говорила Габби Блейк. И я так понимаю, правду говорила, потому что, когда Трейси пришла в школу, у нее весь нос был в язвочках. Она сказала, что это ее дядюшкин кокер-спаниель ободрал, да только на царапины было не похоже. Скорее на прорвавшиеся волдыри, а это и были волдыри, если Габби не соврала, правда? Они так, знаете, поблескивали. И иногда, при определенном свете, из-за них казалось, что Трейси вся заплаканная.

Нет, не так уж и сильно, теперь нет. Я ведь уже большая, в первый год это да, а теперь меня редко изводят, ну да это со всеми случается, время от времени. Так уж положено. Мне еще повезло, не то что тому пареньку, я хорошо его знала, его Эллиотом звали. На год младше меня. У него было на лице такое большое родимое пятно, да он еще и рыжий был, друзей настоящих не завел, вот его и донимали больше всех. А я, если помалкиваю, так на меня никто теперь и внимания особого не обращает. И потом, у меня есть пять друзей, это тоже помогает. Вообще-то, четыре с половиной. Хотя нет, четыре. На самом деле, четыре. Винс Роббинс сломал мою игровую приставку, так что я с ним больше не дружу.