Разум победит

– Вот же сука-пепелац, - печально заметил старший пулицмейстер, отгоняя муху.
– Вечно, как ЧП, так в мою смену...

Он протянул мятую сигаретку, которую Майор принял с опаской: прежде подобной щедрости за пулицмейстером не водилось.

– Теперь до вечера застряли...

– Точно.

И неприятный разговор отложится.

– Ты, если чего, не забывай. Заглядывай, - пулицмейстер скрутил фигу особым образом, и Майор качнул ресницами: мол, понято и принято.

Готов служить Отечеству!

Пулицмейстер же исчез, смешавшись с человечьим муравейником, которого лишь прибавляло. Сигаретка, чей фильтр самоотделился и сгинул в Майоровом рукаве, несколько скрасила ожидание. В лиловом дыму мерещились то розы за два-пятьдесят штука, то позы, то искореженное гневом лицо жены.

Лишь бы жаловаться не пошла... за аморалку точно премию снимут.

Уже дома, сбежав от скандала в туалет, Майор вытащил из фильтра капсулу и свиток. Инструкции не допускали иного толкования.

Винтовку Врон Чеков по прозвищу Врочек получил издыхающей. Говоря по правде, ей давно следовало бы преставиться, но СВД-шки - твари живучие. И эта, несмотря на переломанный хребет, продолжала дышать.

– Потерпи, - сказал Врочек, перенеся винтовку на операционный стол.
– Уже недолго.

СВД-шка прикрыла глаза. Легочные мешки ее почти слиплись, а подвздошник с горючими газами был опасно полон. Где-то под ним сидело гнездо с пулями.

– Имеется предположение, - влез сопровождающий спецушник, - что в ней имеются пули новой селекции. Имеется необходимость извлечь.

Врочек кивнул: извлечет.

Пробив кожу, он откачал газы, затем расширил разрез и сунул руку в горячую плоть. Пальцы сразу наткнулись на жесткий ком гнезда.

– Есть, - сказал Врочек.
– Личинок пять будет. Странно...

Он высунул руку и вытер, оставляя на белой простыне желтоватые масляные разводы.

– ...зачем столько? Выстрел один. А пуль...

Крюк легко перерезал опорную жилу и, впившись в ноздреватую поверхность, поволок гнездо.

– ...шесть, - Врочек пересчитал крапины коконов.

– Не ваше дело, - спецушник, отлипнув от стены, оказался рядом.

– Не мое, - согласился Врочек, передавая цинковый лоток в белые мягкие руки.
– Эт точно. А вы бы поторопились. Без матричного раствора они долго не протянут.

И спецушник ушел.

Врочек же, склонившись над СВДшкой, сказал шептом:

– Дело не мое, но... ты да я... мы-то знаем, что пули свистят.

Кожистое веко слегка дернулось, а острие мизерикордии вошло точно в теменную ямку, оборвав мучения. Сунув пальцы в рану, Врочек нащупал жировик капсулы. Задание, находившееся внутри, было предельно ясно.

Пандемия гриппа, накрывшего оружейные фермы, отвлекла людей от недавнего происшествия. Благо вакцину нашли вовремя и обороноспособность страны не пошатнулась.

Солнце мое.

Помни: воздух - твердь, сдирающая кожу. Огонь, им пробужденный, негасим.

И я смиряюсь.

Про войну Колька услышал по радио. Он булку доедал, молока еще с полстакана оставалось и масла кубик, сдвинутый на край ломтя. Колька предвкушал, как масло - сливочное, желтое - попадет на язык, крутанется по нёбу, обволакивая сытным жирком - а тут радио и про войну.

– ...коварно напали на...

Колька поперхнулся, и масло слетело прямиком на брюки. Только никто не заметил и не стал пенять на внешний вид, герою не подобающий. Все тоже застыли и к радио повернулись, небось, думая, что ошиблась оно.

Ничего подобного.

– ...вчера приблизительно в 20 часов помещение радиостанции в Глейвице было коварно захвачено пепелацами...

Масло Колька все-таки подобрал и сунул в рот, уже безо всякой радости. А рука сама на грудь легла, прикрыв дырочку, никем, кроме Кольки, не видимую.

– ...проявив мужество...

И шепоток в голове:

– Живой, живой... не поцарапало...

– ...в кровопролитном бою...

Голос диктора, нажористый, как мамкин борщ, потонул в грохоте сапог.

Армии столкнулись, как два барана. Стальные рога артиллерии высекли искры. Копыта бронетехники взрыхлили землю, и щедрой рукой упало в нее стальное семя перезревших пуль.

Люди шли за удобрение.

Сигнал тревоги, раздавшийся в пять-сорок, заставил Майора поморщиться, а на горизонте уже показались тени бомбовозов. Они шли неторопливо и чинно, как гувернантки, в окружении роя непоседливых истребителей.

Желтые трассеры разодрали небо. Эхо прокатило отголоски взрывов и скрылось в бункерах. Майор же застыл, глядя на кипение воздушного боя.

Дойдут? Не дойдут?

Вот крайний в стае нырнул и устремился к земле, отчаянно молотя крылами. Из распоротого пулеметной очередью брюха сыпались недозревшие икринки бомб. Они разрывались, не долетая до земли, и казалось, что бомбовоз разбрасывает огненно-желтые астры. Точно такие же украшали комплект белья, заботливо припрятанный супругой для спального гарнитура "Надежда".

Выдали... авансом выдали. А бельишко она все равно не распаковала, найдя новый повод.

Поведя плечами - сирена голосила все громче, все натужней - Майор сдвинулся с места. К условной точке он не шел - бежал неуклюжей несолидной рысцой, прижимая к боку тонюсенькую папку. Внутри были бумаги. Пять страниц, писаных от руки. В них - два месяца работы, которые не имели значения. Но бумаги еще казались кому-то важными настолько, чтобы послать связного.

Он вынырнул из арки и замер, вытаращив блеклые глаза.

– Вали отсюда, - сказал Майор, протягивая папку.

Связной выхватил ее и скрылся в подворотне. А Майор неторопливым шагом направился к площади. Огненные астры догорали в небе, посыпая город смесью пепла и желтой маслянистой крови.

Сирена откашлялась и завела:

– Пусть всегда будет солнце...

Эхо взрывов лупило по окнам. Стекла дребезжали, но держались. И Врочек тоже держался: одной рукой за стол, другой - за мизерикордию. Рука подрагивала, и клинок то опускался, то поднимался.