Разум VS Мозг. Разговор на разных языках

Вообразите следующую ситуацию. Вы судья на уголовном процессе. Обвиняемый – 18-летний юноша, который вместе с пятью своими друзьями ограбил продуктовый магазин. После того как эти шестеро забрали деньги у пожилого владельца магазина, они совершили разбойное нападение на женщину.

Подсудимый признал себя виновным, и его адвокат пытается минимизировать возможное наказание, приводя смягчающие вину обстоятельства. Какое из приведенных ниже объяснений кажется вам наиболее убедительным?

Первое: действия не были предумышленными, это было просто случайное событие, определенное на квантовом уровне. «Электроны моего подзащитного выбились из колеи и спровоцировали приступ насилия».

Второе: «Мы провели генетическую экспертизу, которая выявила, что у моего подзащитного имеется ген, который, как известно, связан с повышенной частотой проявлений насильственного поведения».

Третье: «фМРТ показала сниженную активность в префронтальной двигательной коре подзащитного – коррелята нарушений самоконтроля и социопатического поведения».

Четвертое: «У подзащитного в стрессовом состоянии наблюдается пониженный уровень окситоцина и серотонина в крови и спинномозговой жидкости. Видимо, это приводит к снижению уровня его эмпатии».

Пятое: «Подзащитный рос в детских домах и регулярно подвергался физическому и психологическому насилию».

Шестое: «Подзащитный выражает искреннее раскаяние. Он чувствует, что в тот момент был растерян, пошел на поводу у своих знакомых и “был сам не свой”. Никогда прежде у него не возникало мысли обидеть женщину».

Разум – не особая сущность, скорее, он представляет собой набор описаний разноуровневых феноменов, возникающих из различных механизмов, без видимых причинно-следственных связей друг с другом. Наши суждения о поведении обвиняемого будут зависеть от того, какой из функциональных уровней мы станем рассматривать. Описания движения атомов ничего не говорят нам о причинно-следственных связях на уровне биологических систем, которые, в свою очередь, бесполезны для выискивания факторов нашего воспитания и развития или роли группового влияния. На сегодняшний момент нет ни одной убедительной научной основы, которая позволила бы соединить различные уровни объяснения человеческого поведения. Пока у нас нет полного понимания причинно-следственных отношений между различными функциональными уровнями, нам остаются только спекуляции и личностные интерпретации на тему причинных связей.

В конечном итоге вам придется полагаться на собственное ощущение того, что происходило в разуме обвиняемого в момент ограбления или нападения. Для этого вы используете собственные оценки чувства Я, агентивности, способности подзащитного контролировать собственные мысли и поведение и сопротивляться негативному влиянию сверстников. При обдумывании последнего фактора ваш мозг может предложить образы беспорядков на футбольном матче в Англии, нацистские митинги в Нюрнберге, сцены насилия из «Заводного апельсина» [32] , или вашего любимого героя, отказывающегося выполнять военный приказ и стрелять в невооруженного гражданина.

32

Роман Энтони Бёрджесса (1962) лег в основу одноименного культового фильма С. Кубрика (1971). – Прим. пер.

Как бы ни взвешивали мы такие свидетельства, мы, как правило, отдаем первенство психологического объяснения групповому поведению – в том смысле, что внешние влияния негативно воздействуют на поведение индивидуума, но, строго говоря, не являются частью его разума. В то же время мы едва ли будем ощущать возможность действия коллективного разума, скорее нами руководит наша биология – чувство единого Я, личной анатомии и агентивности, – заставляющая нас ощущать, что каждый из нас обладает уникальным разумом, отделенным от мыслей других. Оцениваем ли мы степень ответственности нашего гипотетического обвиняемого или боремся с моральной дилеммой: должны ли были что-то делать свидетели, чтобы предотвратить холокост, – мы неизбежно сталкиваемся с проблемой определения, какова степень нашей личной автономии в коллективной среде.

Если разум – это просто понятие, а не физическая сущность, возможно, нам следует начать рассматривать разум в более широком контексте? Сейчас модно говорить о расширении разума при обсуждении использования машин – от сотовых телефонов до суперкомпьютеров – для увеличения наших ментальных способностей. Вопрос в том, следует ли рассматривать внешний жесткий диск в качестве компонента нашего мозга, выглядит скорее вопросом, обращенным к семантике, чем к реальности. Хранение памяти за пределами вашего тела в противоположность хранению в мозге превращает внешний носитель памяти в очевидный компонент системы вашей памяти. Тем не менее такое аппаратное обеспечение выступает скорее дополнительным приспособлением, чем внутренне присущим аспектом разума, так же как трость является вспомогательным приспособлением для ходьбы и не становится частью моторных областей вашего мозга, даже если она станет частью репрезентативной карты вашей руки (как в эксперименте с обезьянкой и граблями).

Мой вопрос более фундаментален. Если наш индивидуальный разум обладает эмерджентными [33] свойствами, основа которых не обнаружена в клетках мозга, возможно ли, что дальнейшие (более высокоуровневые) свойства разума могут возникнуть из коллективных действий индивидуальных разумов? Более конкретно: что, если существует врожденный биологический компонент, включенный в процессы группового поведения, который делает представление об индивидуальном разуме неточным или неполным?

33

Эмерджентность – наличие свойств, присущих системе как целому, но отсутствующих у ее отдельных элементов. – Прим. пер.

На сегодняшний момент нет ни одной убедительной научной основы, которая позволила бы соединить различные уровни объяснения человеческого поведения

Ключевое положение эволюционной биологии заключается в том, что успешная адаптация с большой вероятностью распространяется на столько видов, на сколько это практично с биологической точки зрения. У нас нет сомнений, что сердце и легкие развились в ходе эволюции как способ обеспечения организма кислородом, и потому мы не удивляемся, что аналогичные циркуляционные системы имеются у большинства представителей царства животных. Подобно этому мы все больше узнаем о групповом поведении у других видов, даже у тех, которые обладают недостаточно развитым нейронным обеспечением для явного интеллекта или не обладают им вовсе – от муравьев, направляющих массовое передвижение, до термитов, строящих сложные сооружения. Если такое поведение является результатом работы биологических систем, присутствующих в группе, но отсутствующих у отдельной особи, и эта адаптивная характеристика – групповое поведение – широко распространена в животном мире, возможно, имеет смысл хотя бы рассмотреть такую возможность для человека?

Мы обычно воспринимаем себя в качестве существ, обладающих индивидуальным разумом, на который окружающая среда накладывает свой отпечаток. От эксперимента с обезьянкой и граблями до иллюзии резиновой руки мы везде можем легко увидеть, как окружающая среда активно изменяет физическую композицию мозга. Но примеры из природы предполагают возможность существования коллективного разума даже в отсутствие индивидуальных разумов. Приведенные ниже рассуждения не являются попыткой поддержать трансцендентальную философию Нью Эйджа.

То, что меня интригует, исходя из свидетельств о групповом поведении других видов, – это существующая вероятность того, что представление об уникальном индивидуальном разуме может однажды присоединиться к представлениям о плоской Земле и геоцентрической Вселенной.

Экспонат А: Слизевики

Стоящие на развилке между животными и растениями [106], слизевики являются микроскопическими одноклеточными созданиями, обладающими способностью сливаться друг с другом, формируя единый более крупный организм. Для слизевиков характерна индивидуальная жизнь, когда у них имеются достаточные источники питания. Когда запасы питания скудеют, эти отдельные организмы сливаются со своими собратьями, формируя гигантский амебовидный сгусток – слизистую плесень, невероятно эффективно добывающую пропитание. Понимание того, как это происходит, станет одним из самых значительных прорывов в современной биологии. В книге, посвященной эмерджентности, Стивен Джонсон пишет: «Для ученых, пытающихся понять системы, использующие относительно простые компоненты для создания высокоуровневого интеллекта, слизистая плесень когда-нибудь может стать эквивалентом зябликов и черепах, которых Дарвин наблюдал на Галапагосских островах» [34] [107].

34

Эти наблюдения могут считаться отправной точкой эволюционной теории. На Галапагосских островах Дарвин задался вопросом, почему существует такое количество столь похожих друг на друга и все же немного отличающихся видов, в частности зябликов. В его понимании, это не сходилось с общепринятой идеей, что Создатель работал отдельно над сотворением каждого вида. Пытаясь понять Создателя, Дарвин придумал эволюцию. – Прим. пер.