Разум Вселенной

— Согласен, — кивнул Панфилов. — Но все же они созданы не путем простой пробы, что, очевидно, вы имеете в виду, говоря о практике, а на основе экспериментального анализа явлений развития клетки.

— Что вы имеете в виду?

— Регуляцию синтеза белков в клетке. Как вы себе представляете ее механизм?

— Примерно так же, как и вся современная наука, — засмеялся Рэй. — Я не сомневаюсь, что порядок чередования и расположения аминокислот, из которых строится белковая молекула, определен или, если хотите, закодирован в структуре молекулы ДНК.

— Соответствие в структуре нуклеиновых кислот и структуре белковых молекул ни у кого не вызывает сомнений, — сказал Панфилов. — Но пришло время сомнений для того, чтобы считать бесконтрольной власть нуклеиновых кислот над белком.

— Почему?

— В результате накопления фактов, противоречащих этой концепции. И в результате ее несоответствия общей теории развития, как она складывается в последнее время.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду то, что называется регуляцией процессов развития, — твердо сказал Панфилов. — Нетрудно видеть, даже не прибегая к понятиям кибернетики, что все процессы развития обеспечены как бы наблюдением со стороны организма в виде специальных регуляционных устройств. Можем называть эти устройства в терминах кибернетики следящими устройствами. Если тот или иной процесс совершается неправильно, с ошибкой, следящее устройство немедленно эту ошибку исправляет или чаще всего уничтожает. Для синтеза белков таким следящим устройством является прежде всего сам белок. Вероятно, существуют и другие следящие устройства. Но мне думается, что все они — белковой природы. Если в организме возникает ненормальный белок, организм с помощью следящих устройств его уничтожает. Ведь так?

— Так, — с улыбкой согласился Рэй.

— И трудно представить себе, чтобы это было не так. Организму нужны приспособления, чтобы исправлять ошибки своего развития. Все с этим согласны. Но когда речь заходит о контроле за синтезом со стороны ДНК, то никто ни о каких следящих устройствах не вспоминает. Как будто молекула ДНК должна в отличие от всех механизмов развития работать безошибочно. Никто не задумывается над вопросом о том, какое же следящее устройство контролирует работу ДНК.

— Пожалуй, верно, — согласился Рэй. — Но ДНК является первичным, исходным механизмом развития...

— И поэтому непогрешимым? Нет, материя не может быть непогрешимой. Непогрешим только святой Дух.

Рэй засмеялся.

— Вот почему, — продолжал Панфилов, — идея о контроле за синтезом белка со стороны рибосом мне кажется более приемлемой. Здесь-то уж мы, во всяком случае, — имеем не одну, а две системы — ядерные и плазменные рибосомы. Вот почему нетрудно представить себе, что одна из них обеспечивает синтез белка, а другая его контролирует, отбрасывая неправильно связанные цепочки аминокислот.

— Каким же образом?

— Скорее всего по тому же способу, с помощью которого происходит развитие антител. На каждый фальшивый белок, который формируют рибосомы-строители, возникает нечто вроде антитела с помощью рибосом-контролеров. Так я представляю себе эти отношения.

Юрий долго думал об этой идее, которую с такой легкостью изложил Панфилов в случайном и малоинтересном для него споре. Вечером, укладываясь спать, он заговорил о ней с Ярославом.

— Как тебе понравилась эта новая идея Павла Александровича?

— Какая идея? — равнодушно отозвался Ярослав, не отрываясь от развернутой газеты.

— Как какая? О контроле за синтезом белка в клетке. Путем взаимодействия рибосом.

— Что-то я не обратил внимания, — рассеянно пробормотал Ярослав, продолжая читать.

— Мне кажется, это совершенно гениальная идея, — пытался продолжить разговор Юрий. Но Ярослав не проявил к нему никакого интереса, упиваясь какими-то газетными сообщениями.

Юрий, долго не мог уснуть под восторженные возгласы Ярослава и шуршание развертываемых им газет.

А утром Юрий и все советские делегаты конгресса по биологии клетки стали очевидцами грандиозной демонстрации. Начиналось всенародное движение французских патриотов за международный контроль над использованием атомной энергии.

Весь транспорт в Париже остановился. За делегатами прислали посольскую машину, и которой с трудом разместилось восемь человек. Всю дорогу на аэродром они ехали по улицам, запруженным народом. Колонны демонстрантов с плакатами стекались с окраин к центру. Магазины, кафе, кинотеатры были закрыты.

Машина медленно двигалась в середине улицы. Справа и слева шли мужчины, женщины, юноши, рабочие, люди, которые были показаны во вчерашнем кинофильме, подлинные хозяева страны.

Юрий смотрел в окно машины и думал. Нет, капитализм теперь возродиться уже не может. Народы Земли никогда не забудут страшного испытания, которое принесла миру безумная игра с атомной энергией. И чем активнее капитализм будет проводить в жизнь свои бредовые планы, тем быстрее придет его конец.

Глава тринадцатая Голос планеты Земля

Снова в Сочи — спустя два года после их первой встречи.

Они остановились в том же пансионате, где два года назад им выпала сумасшедшая удача — наблюдать с балкона восьмого этажа падение Пицундского метеорита! Теперь их комната находилась еще выше — на верхнем, четырнадцатом этаже. Когда они, бросив свои чемоданы у дверей, выбежали на балкон, у них дух захватило от простора и света.

С того дня, как они поженились, Юрию все казалось, что б о льшего счастья не бывает. Это чувство впервые возникло у него, когда, приехав из загса, они вошли в его комнату. Зоя повела вокруг сияющими глазами и спросила: «А где повесить пальто?» Он понял, что теперь они всегда будут вместе, и эта мысль ошеломила его ощущением предельного, почти невообразимого счастья, выше которого уже никакого счастья быть не может. Но шли дни, и каждый день вносил что-то новое в их отношения друг к другу, и Юрий видел, что счастье беспрерывно обновляется и то, что было вчера, бледнеет перед тем, что переживается сегодня. И все-таки сейчас, очутившись вместе с Зоей в пространстве, сотканном из света, воздуха, голубизны неба и моря, Юрий не верил, что может быть б о льшее счастье.

Они стояли, прижавшись друг к другу, на узкой площадке балкона.

Зоя сказала:

— Сейчас к морю. А после обеда — в Пицунду. Хорошо?

Так было условлено. Они договорились прежде всего побывать в Пицунде, где месяц назад был поставлен монумент в честь прибытия первых посланцев из космоса и построен мавзолей, в котором покоились их тела.

Переодевание с дороги и душ отняли у них не более получаса. Они спустились в лифте. Побежали к знакомому пляжу. В первый раз больше часа на солнце быть не полагалось. Они посидели немного на гребне из гальки, намытой прибоем у кромки воды.

— Здесь я увидел тебя в первый раз, — сказал Юрий.

Воображение сейчас же нарисовало ему тонкую фигуру Зои в стремительном полете на синеве моря, среди белой пены, поднимаемой движением водяных лыж.

— Уже два года прошло, — с грустью сказала Зоя. Видение исчезло, и Зоя очутилась рядом с ним на горячей гальке, живая, нагретая сочинским солнцем, сама жизнь, сама радость и свет. Юрий осторожно накрыл ладонью тонкую кисть ее руки, которой она опиралась о гальку.

— Не уже, а только два года, — поправил он. — Ты подумай, что произошло за эти два года в истории Земли.