Развал

Глава 20

Главком провел несколько занятий с командирами воинских частей. Тема занятий — вывод войск с показом погрузки техники на корабли в немецком порту Росток и на железнодорожные платформы. Вывод пошёл полным ходом. Немцы предоставляли эшелоны бесплатно. А в портах день и ночь загружались корабли. Такой массовый уход войск с территории Германии был разве только сразу после войны. Но, то был уход победителей и возвращение их на Родину, где их встречали семьи с цветами. А это было бегство некогда мощной армии. Правительству не было никакого дела до убегающей армии. Войска выводились на полигоны, в леса, в чистое поле, хотя между Германией и Россией, как правопреемницей Союза, был договор о строительстве военных городков и домов для членов семей военнослужащих. Но Германия сможет их построить только через два года, а войска выводились сегодня в поле и в палатки. И эта власть, заметим, не коммунисты, а демократы, которые, били себя в грудь и кричали «всё для народа», показала, что им на этот народ наплевать. Их мало интересовало, где будет жить этот раб в погонах и его семья. Где будут учиться его дети. Казалось бы, очень просто. Куда спешить? Постройте городок для полка, мы его туда выведем. Аль нет, всех сразу и в чисто поле. Да и кому дело, что кто-то там будет мерзнуть в палатке и у какого-то там лейтенанта или майора волос примерзает к подушке.

Новая власть была занята другим — разграблением того добра, что когда-то называли народным. В стране началась приватизация. Острый на язык народ назвал это «прихватизацией». Приватизация была придумана для того, чтобы разделить среди правящей верхушки всю государственную собственность. А если выразиться проще — разворовать. Для этого Соснин назначил главным идеологом приватизации молодого «реформатора» Чубайдовича. Молодости присущ максимализм: им кажется, что они всю жизнь будут сильными и здоровыми и никогда не будут пенсионерами, а поэтому, невзирая на нищенские пенсии «молодо реформаторы» стали грабить, в том числе и обездоленных стариков. Такой столь циничной власти в России ещё не было. Эта команда разработала хитрые схемы, как разворовать всё и не только принадлежащее государству, но и часть денег выудить у народа. Не цехами и нефтяными вышками, а живыми деньгами. Придумали ваучеры, — это такие фантики, в которых выражалась, якобы, частица государственной собственности. Стоимость ваучера была двадцать пять рублей. Он выдавался на каждого члена семьи принудительно, и начальник финансовой службы высчитывал с денежного довольствия офицера. Некоторые многодетные офицеры вынуждены были заплатить до трети зарплаты. Чубайдович с экранов телевизоров убеждал народ в том, что реальная стоимость ваучера приравнивается к стоимости автомобиля «Волга», самого престижного на то время авто в России. Конечно же, это была афёра. Очередная бумажная дурилка для народа. Но, однако же, сто сорокамиллионный народ России принёс в карманы ворам у власти три с половиной миллиарда рублей, а это неплохие деньги — при средней зарплате российского гражданина в триста. За эти деньги была закуплена валюта, и господа демократы стали обладателями неплохих счетов за рубежом. Всероссийский лохотрон сработан успешно. Они же стали, хозяевами заводов, рудников, нефтевышек. Но не только ваучеры свалились на головы обнищавшему народу. Следуя призыву нового вождя Соснина, — «что не запрещено, то разрешено» — подняли голову проходимцы разных мастей. В России, как грибы после дождя, стали расти финансовые пирамиды. Всякие «Властелины», «МММ» и «Русские дома» с экранов телевизоров призывали людей обогащаться. Они обещали золотые горы и, как минимум, через год сделать всех миллионерами. Осталось только за малым — внести деньги в фонд этих шулеров. Лохотроны масштаба помельче заработали в полную силу. По всем каналам телевизоров Лёня Голубков рекламировал продукцию лохотрона. Убеждали людей, что они не халявщики, а партнёры, и, как быстро они разбогатели, купив жене сапоги, мебель и машину. И это чудо ожидало всех, если только они последуют примеру Лёни и «зароют денежки на поле чудес в стране дураков». Воспитанный на добрых сказках народ, где Иванушка-дурачок в конце всех побеждал и становился царём, богатым и с красивой молодой женой. Народ верил любому печатному слову, верил и в эти сказки Голубковых. Старики и старушки достали и понесли последние свои, «гробовые» копейки этим мошенникам и оказались в итоге вконец ограбленными.

А что же делала власть? В политике бывают такие моменты, когда начальству выгоднее стоять в стороне. Власть спокойно созерцала, а иногда и участвовала. Четвёртая-то точно. Она предоставляла страницы и эфирное время мошенникам для оболванивания народа, а руководители этих СМИ получали баснословные барыши от рекламы. Потом власть придумает новые методы отъема денег у граждан. Это будут строительные фирмы-пирамиды. Они будут паразитировать на рынке жилья, собирать у дольщиков деньги и нагло обманывать, показывая людям фигу вместо квартир. В этой афёре будут участвовать губернаторы и мэры городов. А высшие эшелоны власти закроют на это глаза. Но это будет в двадцать первом веке, а сейчас в разгулявшейся смуте особой хваткой отличится молодежь. Многие из них, как правило, члены спортивных секций силовых видов спорта, поняли, что пришло их время, где нужны мускулы, а не ум, пошли в откровенные банды. Они занялись рэкетом на рынках, выколачивая из торговцев-мешочников последние гроши. Особенно успешной была молодежь, что готовила себя в партийные функционеры, Это бывшие комсомольские вожаки. Они ближе всех оказались у того пирога, где отрывались лакомые куски. Комсомольские вожаки когда-то подкладывали комсомолок своим боссам, и теперь, когда боссы побросали партийные билеты и стали демократами, молодые ребята со своими комсомолками им снова понадобились. Их допустили к корыту. Жадная энергичная молодая гвардия мускулистыми плечами стала расталкивать всех жующих рядом. Они становились банкирами, владельцами крупных торговых фирм и нефтяных кампаний. Заработали мускулы, затрещали кости от бейсбольных бит бравых молодчиков. В городах стали раздаваться автоматные очереди. Мужикам, прошедшим войну в Афганистане появилась работа. В результате эта молодёжь, до девяностого года не имеющая и тысячи рублей на сберкнижках, а некоторые из них даже не представляли, как выглядит доллар, за каких-то два года заимела в иностранных банках счета на миллионы долларов. Деньги из России в иностранные банки текли рекой. Во второй раз на этом веку, в начале его и в конце, Россия была ограблена до нитки. Когда-то Наполеон, изучая деятельность конвента, сказал великолепные слова: «Коллективные преступления ни на кого не возлагают

ответственности».

Разграбленная и разодранная на национальные лоскутки Россия, как в семнадцатом, так и сейчас, содрогалась в конвульсиях. Шахты закрывались. Шахтёры приезжали с глубинок в столицу и стучали касками на Горбатом мосту. Заводы стояли на коленях или лежали на боку. Власть их умышленно банкротила, а затем своим близким людям продавала по дешёвке. Заводы из государственных превращались в частные владения. Многие из них такие, как московский АЗЛК, не поднимутся больше никогда. Миллионы людей России оказались вмиг безработными. Непобедимая пришлыми врагами страна оказывается беспомощна и уязвима изнутри вследствие смут, организованных элитами этой страны. Почему это с периодичностью происходит в России? И какой же урок надо извлечь из этого? Могу ответить банально — не знаю. На мой чисто субъективный взгляд, вся причина в том, что правящие круги держат народ за быдло, в нищете, и повальном воровстве и коррупции в эшелонах власти. И как только народ начинает подниматься, его бьют по рукам, не давая встать с колен. Плюс господствующая азиатская ментальность с присущим ей обожествлением персоны царя (не важно — «белого» «красного» или «коричневого») с массовым холуйством и призрением к свободе личности. Там, наверху, преобладает один закон: «баранами легче управлять». Пока будет такое положение дел, Россия будет уменьшаться, как шагреневая кожа. Для этого всегда найдётся крикун и увлечёт за собой толпу, которая потеряла всякую надежду выжить. А за толпой, по принципу, «все пошли и я за ними», поднимается весь униженный люд. А дальше — «нет страшнее и бессмысленней, чем русский бунт». Пока будет нищета, Россия будет слаба изнутри. Нищета — это почва для мошенников, крикунов и бандитов. И надо помнить одно: если Россия распадётся на удельные княжества, их поглотит другое государство, с более сильным народом. Об этом научно доказал Лев Гумилёв. Да и сама Россия трёхсотлетнее монгольское иго проходила. А крикунам скажу так. Не хотите подчиняться своему московскому князю, будете подчиняться чужому пекинскому.

Бурцев сидел у себя в кабинете и размышлял над одним вопросом.

— Почему всё так произошло? Почему некогда сильная армия, державшая в страхе всю Европу, в миг оказалась не боеспособной. А может, и страх-то был понапрасну? Может, это пугало было набито соломой?

Василий ходил в Трептов парк, и видел высеченное на камне у подножья воину освободителю изречение Сталина и его имя. Бурцеву тогда показалось странным. Там, на родине, после развенчания культа личности не осталось и упоминания о нем. А тут в центре Европы, которую Сталин покорил и оставил жупел, уважали. Боялись и уважали. Странное, все-таки, существо человек: чем страшнее идол, тем больше он ему поклоняется и приносит жертвы. В России его тоже боялись и уважали. Ведь встретились после смерти Сталина две России. Россия сидевшая и Россия сажавшая. Встретились и не подрались. Выпили, пожали друг другу руки и разошлись с миром. Видать, уже накричались вдоволь. Многие чувствовали вину. Вину за пролитую невинную кровушку. За то, что участвовали в разграблении матушки Родины. За то, что молчали, видя, как другие грабят. За то, что строчили доносы на своих сограждан. Видать знали, за что пришло возмездие, поэтому и не подрались и не стали мстить друг другу. Но кто же заставит каяться этих грабителей девяностых? Откуда придет возмездие им, за эту нищету, которую создали они своим необузданным аппетитом? За нищету, которая привела людей к разорению семей, суицидам, замерзанию стариков в своих домах, пьянству и наркотикам, и вымиранию России. Около миллиона в год Россия теряет населения в результате повальной нищеты и пьянства. Ведь пьянство — это социальная болезнь и причины её появления — безысходность. Воруете вы, господа властители, воруйте?! Ну, стройте вы дворцы у себя на родине. Давайте хоть как-то своему народу зарабатывать и кормить свои семьи. Но нет же, крадут и вывозят капитал за рубеж. Дают жить и процветать народу другой страны, а свой народ обрекают на вымирание. И не надо этим государствам тратить огромные средства на армию, если рядом слабая и бездонная дыра; не надо завоёвывать чужие территории и подвергать свой народ риску, пока будут такие, сосущие Россию изнутри. Эти страны и дальше будут развиваться.

— Так чем же Соснин со своим демократическим окружением лучше коммунистов? — думал Бурцев. Чем же правые лучше левых? А ничем. Пожалуй, и разница между ними только в том, что одни душили людей в ГУЛАГе и в психушках, а при этих отстреливают людей прямо на улице, взрывают в домах, на рынках, в электричках. Да множество банд, разгуливает в городах, и на дорогах, зачастую руководимые депутатами и мэрами.

Воинское звание полковник Бурцеву присвоили почти перед самым выводом полка. Торжеств особых решил не устраивать, а отметить в немецком баре. Пригласил только своих заместителей. Гаштет выбрали маленький, уютный. Он стоял на краю деревни, почти в лесу. Рядом живописное озеро и впадающая в него речушка с плотиной и старинной мельницей. Вдоль берега озера стояли вековые сосны. Между ними петляла неширокая пешеходная дорожка со скамейками по бокам. Сам гаштет размещался в старом особняке, что придавало ему особый уют. Пока зампотылу Эрик Айдман разговаривал с хозяином бара, Бурцев с замами разместились на скамейке и любовались природой.

— А всё таки хорошо, что имеем человека, говорящего на немецком, — сказал Черняк. Айдман был немец из Поволжья, в полк приехал совсем недавно.

— Молодец он — сказал Бурцев — и года ещё нет, как он сменил Сергей Сергеевича, а быстро врос в коллектив. Порядок в тылу навёл, не в обиду сказано старому. Сергей Сергеевича надо было постоянно толкать, а этот всё сам без толкача работает. В столовой загляденье, порядок, чистота. Казалось бы, те же люди, те же повара, а всё по-другому.

— Да, — сказал Черняк, — немцы умеют. Вот поглядите, — Черняк указал рукой на деревню, — всего каких-то тридцать домов, а как всё устроено, позавидуешь. Дома кирпичные, заборчики маленькие, ровненькие, возле домов клумбы с цветами. Улица мощёная, тротуар. Возле озера аллея. Вроде бы не деревня, а маленький городок. У нас не во всяком районном центре такое есть. А если есть, то только на улице, где живёт районное начальство. А в деревнях покосившиеся заборы, да наспех сколоченные туалеты; посреди улицы колея в метр и туда жители мусор валят. А тут гляди, бачки для мусора возле каждого дома, фонари горят, и никто их не бьёт. Будка телефонная стоит: в ней свет горит, и телефонный справочник лежит на полочке, карандашик весит на ниточке. И никто их не крадёт. Маленькая деревушка, но есть пивбар, магазин. Зачем этому немчику в город ехать. Он тут дышит свежим воздухом и живёт в таких же условиях, как горожанин. А у наших деревнях не то, чтобы гаштет, магазин не всегда есть.

— Автолавка хлеб привозит, — подхватил зампотех, — по селу едет и сигналит, как баранам.

— Ну, ты хватил, как баранам, — возмутился помощник по воспитательной работе.

— А чего ты? — парировал зампотех, — что ты думаешь, я не прав? Я в Казахстане служил и наблюдал такую картину. Казах овец на мотоцикле пасёт, а когда на водопой зовёт, сигналит. Овцы сигнал выучили. Понимают, что в это время включается насос, и будет подаваться вода в корыта. Бегут на сигнал, как в цирке. Когда приехал к родителям в отпуск, увидел подобную картину. Приезжает автолавка, сигналит, и все люди бегут к ней, как те бараны на водопой. Видишь, как твои коммуняки рефлекс выработали у народа.

— Почему они мои, они и твои.

— Твои, твои, — замахал рукой зампотех, — я учился гайки крутить, а ты коммунистической дурью людям мозги вправлять. Я спрашивал деда, почему магазин закрыли? Дед отвечает — власти говорят, что никакой пользы от него нет. До революции в деревне и корчма, и купец с лавкой — была польза, а у этих нет! Вот и вся твоя коммунистическая наука налицо. Тут на тридцать домов магазин и бар — рентабельно, а у нас почему-то нерентабельно.

Наконец появился зампотылу.

— Василий Петрович, немец накрыл в маленьком зале, можно заходить.

— Хороший зал, я там пиво пил, — сказал Черняк.

Зашли в гаштет. В большом зале сидело человек десять немцев.

— Гляди, комиссар, — съязвил зампотех, — фуфаек и сапог в навозе нет, и самогонку не хлещут. А ты на политзанятиях солдатам вдалбливаешь, что они родились в самой лучшей стране мира. Как говорил вождь — «бытиё определяет сознание». Чего же не следуем заповедям вождя и не делаем бытиё подобающим?

— Потому и не делали, что такие, как ты работники на местах, — ответил помощник по воспитательной работе.

— А-а-а, врага народа ищешь?

— Ну, хватит, спорщики, вы ещё подеритесь тут, прямо при немчиках, — заворчал Черняк.

Возле входа висел гонг. Заместитель командира полка Туркин взял молоток и со всей силы ударил по гонгу. С гиками и радостью все сидящие в зале поднялись и зааплодировали. Туркину понравилось, он ударил ещё раз. Публика еще больше загудела. Туркин решил и третий раз исполнить на бис, но Черняк перехватил его руку.