Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
Паннвиц слушал, как мне кажется, полковника с большим вниманием и вдруг, не спеша, высказал свое личное мнение, заключающееся в том, что верховное командование Германии, убедившись в опасности начавшегося открытия второго фронта на Западе, приняло решение, вернее, ряд срочных решений. По его словам, он лично убедился, совершая поездки частично и вдоль «линии Зигфрида», что там осуществлялись срочные работы по укреплению всех оборонительных сооружений на ней и по заминированию новых подступов к ней.
Позднее услышанное мною нашло подтверждение во время проводимых союзниками попыток прорыва воинских подразделений через «линию Зигфрида». Долгое время им это не удавалось сделать.
Оба собеседника сошлись в одном: Гитлер был прав, объявив в конце сентября о
Наступил уже ноябрь, а вскоре нам стало известно, что союзникам удалось занять Мец, а затем и Страсбург.
Взволновало многих то обстоятельство, что Гитлер и его верховное командование решили предпринять крупную военную операцию, контрнаступление фашистских войск в Арденнах. Всем тем, кто следил за событиями на фронтах, было совершенно понятно, что, начиная эту крайне опасную операцию, гитлеровцы ставили перед собой основную цель – нанести решительный удар но англо-американским войскам, сосредоточенным в этом районе, и тем самым добиться некоторого улучшения положения фашистов на Западном фронте. К участию в этой операции были привлечены крупные подразделения, оснащенные большим количеством танков, артиллерийских орудий, минометов и другой военной техники. Вскоре стало известно, что большое количество боевых немецких самолетов осуществили налеты на военные аэродромы в Бельгии, Франции, Нидерландах. Конечно, точные сведения о понесенных сторонами потерях до нас доходить тогда не могли.
Могли ли немцы извлечь для себя в Арденнах пользу и в чем она должна была выражаться? На этот вопрос я не слышал никакого объяснения. Только позднее мне пришлось услышать мнение некоторых немцев, что верховное командование стремилось нанести союзникам значительный удар, последствием которого должны были быть большие потери в войсковых частях англо-американских войск, уничтожение не только вооружения этих частей, но и боевых самолетов. Они рассчитывали тем самым получить возможность хотя бы на некоторое время отвести с Западного фронта некоторую часть своих войск, с тем, чтобы остановить продвижение Красной армии на Запад, перебросив освободившиеся части на Восточный фронт. Да, к этому времени у меня на строение поднялось, я узнавал все больше и больше о победах Красной армии, ее продвижении на Запад. В моем понятии это приближало в значительной степени победу над Германией, а следовательно, приближало возможность моего возвращения на Родину. Я все еще надеялся на то, что Паннвиц и другие выразившие свое согласие в дальнейшем сотрудничать с Советским Союзом не изменят своего решения.
Операция в Арденнах длилась почти полтора месяца. Немцы были вынуждены прекратить ее после того, как Советский Союз начал крупные наступления в Восточной Пруссии и Польше. Это потребовало немедленного отвода немецких войск в возможно большем объеме с Западного фронта. Паннвицу удалось с кем-то встретиться, возможно даже из участвовавших в Арденнской операции. В разговоре, который имел место после этой встречи у меня с криминальным советником, я заметил, что он продолжает быть немцем во всех отношениях и глубоко переживает тот факт, что немцы понесли очень большие потери в Арденнской операции. Будучи в очень подавленном состоянии, Паннвиц прямо сказал, что более глупого решения верховное командование Германии не могло придумать.
Этот разговор с Паннвицем состоялся уже в конце февраля 1945 г., когда уже им было принято окончательное решение выехать вместе со мной, Кемпой и Стлукой в Москву. Тогда мы еще верили, что к нам присоединится и полковник Биклер.
Читатель, видимо, заметил, что мои повседневные связи с Паннвицем прервались, если память мне не изменяет, в январе и возобновились во второй половине февраля 1945 г. Действительно, в это время я
по моей просьбе Паннвицем был помещен в лагерь во Фридрихроде для того чтобы мог с находящимися там Маргарет и Мишелем попрощаться на некоторое время до нашей встречи. Мы, Паннвиц и я, уже твердо верили, что в ближайшее время все же удастся добраться до Красной армии, а затем добиться приема в Москве в Главном разведывательном управлении Генерального штаба Красной армии.В лагере для интернированных Маргарет и Мишель были размещены в здании, в котором, видимо, ранее находилась или маленькая гостиница, или пансионат для туристов. Наша встреча была очень трогательной и в то же время для меня крайне тревожной. Ведь я не мог сообщить Маргарет, что в лагерь меня поместили на очень короткое время специально для прощания с ней и нашим сыном, которому тогда уже было девять месяцев. После этого мы будем опять вынуждены расстаться на неопределенное время. Тяжело было видеть радость Маргарет, вызванную нашей встречей и надеждой, что мы уже никогда больше не расстанемся. Не менее тяжелым состояние мое было и в результате того, что я увидел моего любимого малютку. Неужели мы не увидимся больше никогда или в лучшем случае – не скоро? Этот вопрос меня не покидал ни на минуту.
В этом же доме, где проживала Маргарет, были размещены, как я уже указывал, вдова погибшего во время войны летчика, принца Италии, бельгийская графиня Изабелла Русполи, жена французского генерала Анри Оноре Жиро и жена его брата, арестованные немецкими оккупантами после того, как генерал на подводной лодке направился в Африку. Я обязан оговориться, в книге Жиля Перро «Красная капелла» Русполи упоминается как итальянская княгиня. Она мне лично говорила, что она бельгийская графиня и только вдова итальянского принца.
К моменту моего прибытия во Фридрихроду у Маргарет уже были близкие и очень дружеские отношения с перечисленными мною тремя дамами. Это вскоре сказалось и на моих отношениях с ними. Именно благодаря этим отношениям мадам Жиро и графиня Русполи удовлетворили нашу просьбу стать свидетелями, крестными родителями в католической церкви во Фридрихроде при крещении нашего сына Мишеля. Крещение состоялось, в церкви собралось немало народу, а после службы мы собрались в узком кругу у нас в комнате, и хозяйка пансионата, которая обеспечивала нашу обычную кормежку, угостила обедом.
Графиня Русполи сблизилась с нами еще в большей степени. Однажды она попросила меня зайти к ней в комнату, так как хотела поговорить со мной. Войдя в комнату, я был поражен, увидев огромный золотой крест, думаю, что не преувеличиваю, он был длиной не менее 25 сантиметров. Меня пригласили сесть, и между нами состоялся доверительный разговор. Графиня рассказала о своей жизни в Бельгии до выхода замуж за итальянского принца, о своей близости к королевской семье, в особенности к сестре Леопольда 111, которая тоже стала женой одного из итальянских принцев.
Изабелла Русполи высказала свое предположение, что ее арест в основном был вызван ее близкими отношениями, частыми встречами с командующим фашистскими войсками в Бельгии и на севере Франции. Она указала, не называя его фамилию и фамилии других встречаемых ею немецких офицеров, что среди них, видимо, находились те, которые не всегда соглашались с политическими и военными планами Гитлера. Так, один из них, имеющий высокое звание в немецкой армии, якобы, по ее словам, одно время был советником в Китае у Чан Кай Ши. Этот крупный военный, повторяю, якобы на одном из совещаний у Гитлера предупреждал, что план «Барбаросса» нереален. Ему, этому высокопоставленному офицеру, удалось иметь близкие контакты с советскими советниками у Чан Кай Ши, ознакомиться с «военной мощью» Советского Союза, а это означает, что Германия еще далеко не готова к началу военных действий против этого мощного государства. Этим объяснялось, по ее словам, по существу, его отстранение от командования действующей армией. Я впервые услышал тогда, что этот офицер относится с огромным озлоблением к гестапо и с огромным недоверием к имевшей место игре в проповедующейся разведывательной деятельности службы контрразведки.