Разведотряд

К самым коленям Войткевича, гремя и подскакивая на половицах, подкатилась граната с длинной рукояткой. Яков Осипович подхватил её и раздраженно выбросил в окно, словно отмахнувшись от мухи.

— А вы?!

Сноп огненных искр и белый клуб дыма с грохотом взметнулись в оконном проёме, душераздирающий вопль на минуту заложил уши громче пулемётного стрёкота.

Настя, мгновенно побелев, прижалась к плечу Саши. Поморщился и Войткевич.

— А вы? — повторил он свой вопрос.

— Мы останемся прикрывать… — решительно заявил Новик, поднявшись на одно колено, но тут же и пригнувшись — со стены над головой полетели осколки фарфоровых блюд с росписью. Тем не менее на четвереньках ему показалось как-то не очень… особенно в присутствии Насти, и он вновь распрямился.

— Наша задача — обеспечить доставку наводчика и радистки в штаб партизанского района. Вот и будем обеспечивать… — хладнокровно пояснил Новик своё решение, — …доставку.

— Угу… — промычал Войткевич, закуривая. — Как хотите… Кто будет наводчик?! — крикнул он, не вставая.

— А наводчик, как ему на роду и написано… — перегнулась под стол суровая физиономия «боцмана» с отвисшими усами. — Наверху сидит, далеко глядит… — «боцман» ткнул заскорузлым пальцем в потолок. — На чердаке. А вы, Яша, долго ещё в этом бабьем блиндаже отсиживаться думаете?

— А вы без меня уже и роты фрицев положить не можете… — проворчал, поднимаясь на ноги, Войткевич и только теперь взял со стола свой наган, как оказалось, спрятанный под тряпочной клушей заварного чайничка. Так, чтобы под рукой был во всё время «выяснения Wer ist wer»… — Кстати, не знаю, что двигало этим парнем, — Войткевич закатил глаза к потолку, — сообразительность в смысле драпать или солдатская смекалка… — он рассеянно, будто на летней довоенной набережной, затянулся и ткнул в потолок сигареткой. — Но он прав. Как всё закончится, уходить вам будет лучше чердаками, они друг от дружки перегорожены в один кирпич на ребре, жопой развалять можно. Заодно лучку прихватите вязанку-другую, там замечательный крымский лук сушит одна безутешная вдовушка.

— Ты людей уводи, вдовий утешитель, — озабоченно пробормотал Новик, загораживая Настю в кухонном проходе. — Пока мы прикрываем…

— Так точно, ваш благородие… — сплюнул невидимую табачную крошку Яков Осипович. — Разрешите усердствовать?

И, заметив краем глаза чьё-то размытое отражение в зеленоватых стёклах буфета, он, не глядя, грохнул из нагана через плечо.

Расстёгнутая немецкая каска, кувыркнувшись, загремела на половицах, а её неудачливый обладатель, оторвав руки от оконных створок, канул во тьме.

— Только ты ж не попутай… — даже не обернувшись, затоптал окурок Войткевич. — …арьергард с заградительным отрядом.

— Если зря не попятитесь, не перепутаю… — бросил на него невидящий взгляд Новик.

Невидящий, потому как никто и ничто не отражалось в расширенных чёрных зрачках Саши, кроме карих зрачков подруги, не успевших ещё насытиться радостью приобретения, как уже тронутых влагой утраты…

— Товарищ старший лейтенант! — с чердачного люка в углу кухни с грохотом, не считая ступенек, осыпался наводчик Антон Каверзев. — Товарищ старший лейтенант… — он сгрёб разлапистой пятернёй ворох паутины с рыжей макушки. — Немцы-то как-то интересно себя ведут-то…

— Докладывай! — с трудом вырвался из древесной смолы карих зрачков Насти лейтенант Новик. — Чего высмотрел?

— Да немец как будто на попятную сдал… — поскрёб в загривке Каверзев и оттёр ладонь о штаны. — Вроде как ждут чего-то, а палят, будто так, для порядку, в божий свет как в копейку. Вон, все стены изрисовали, не целясь…

Лейтенанты переглянулись.

— Понятное дело… — пожал плечами Войткевич. — Живьём хотят…

— А со стороны яра так совсем ушли! — продолжил наводчик, сидя на нижней ступени дощатой лестницы и озабоченно выискивая что-то или кого-то за воротом крестьянской вышиванки. — Или у меня повылазило…

— Выпускают… — уверенно заявил Войткевич, зачем-то принимая из рук «боцмана» второй «машин-пистоль», поданный с привычностью денщика. — Будут ждать у леса, к лесу тут одна дорога, оврагом. А там нас можно будет взять, как котят в корзинке…

— И что будете делать? — напряжённо соображая, спросил Новик.

— Что? Прорываться… — буркнул «Яков Осипович», не отрываясь от снаряжения магазинами сразу двух шмайсеров.

— Как? — нахмурился Новик.

— Известно как, «дурой»… — насмешливо покосился на него Войткевич, передёрнув, один за другим, оба затвора. — Ждут в овраге? Добре, пойдём в овраг. Только не так, как нас там ждут, что будем красться, как крысы — канализацией, а с песнями и плясками…

— А вы? — спохватившись, глянул Новик через плечо Насти.

Мария Васильевна с отрешённостью кладбищенского надгробия сидела на табурете, уставившись на синее пламя примуса, будто ничего важнее сейчас и не было, кроме как — успеет ли вновь закипеть чайник, прежде чем мир взорвётся и канет в тартарары.

— Я? — очнулась женщина и виновато улыбнулась. — Не беспокойтесь обо мне. Я с ребятами, как уж повезёт… — она слабо пожала плечами и даже не вздрогнула, когда на плечи ей осыпались лохмотья дранки и белые хлопья извести. Пара шальных пуль пробороздила потолок.

— Повезёт, мне всегда везёт! — фыркнул Яков Осипович, перебирая пальцами на рукоятках автоматов. — Даже когда не везёт. Так, кто живой?… — развернулся он в гостиную. — В «полундру» товсь! «Боцман», за наводчика — головой, Глеб, за радистку — яйцами. И это… — вдруг запнулся Войткевич. — Слышь, старлей… — прочистив горло, позвал он Новика. — Мой тебе совет. Попробуй взять барышню с собой. Прорвётесь вы к морю или нет — это, конечно, вопрос… — он забросил оба автомата на плечи. — Но в горах пропадёт девка, это уже без вопросов. Не сейчас, так позже, с голодухи… — добавил он мрачновато и вышел в коридор.

Глава 11. Путь морпеха

22–25 июля 1941 г. Киев-Каменец

Известие о начале войны встретило свердловский поезд уже в Москве. Но расписание движения ещё не нарушилось и не изменилось, и он отправился дальше, простояв только положенные тридцать семь минут.

Софочка, конечно, плакала и только сейчас, после услышанных сообщений и слов пошедшей пятнами от волнения проводницы, окончательно поверила словам мужа. Хотя верила Войткевичу всегда и с первой минуты, и больше, чем кому бы то ни было — но всё же предупреждение о грядущей большой войне по-настоящему принять не могла.

Не одна она, впрочем. Даже в Калининском военкомате Киева за считанные часы до получения тревожного оповещения царила вальяжная и сонная атмосфера, и лейтенанту Войткевичу пришлось чуть ли не покомандовать старшими по должности и по званию, чтобы они выполнили минимум требуемого. Отметили его прибытие 21 июня, пристроили «эмку» в служебном дворе (а утром она уже ой как понадобилась), выделили топчан в дежурке — мол, утром придет зам. военкома и даст указание о месте назначения. А пока можно отдохнуть…