Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе

— Стреляй, таварища майора — пихнул Моисея Лазаревича в бок Хабиббулин.

— Моя поспешать не нада, путь от леса отойдут… тьфу на тебя, Хабиббулин! А то они снова с лес убегут, а нас эти три танка раньше времени обижать начнут. Сколько у нас лент?

— Два, таварища майора. Этот, полная, и которая Петров принесла, там мала-мала палавина, но есть. И граната есть, бальшой только очень.

— Хватит. Думаю, что даже ту половину нам отстрелять не дадут, но мы будем стараться…

Немцы медленно пошли вперед, потихоньку двинулись и танки. Неожиданно откуда-то сбоку, из овражка, выстрелила винтовка и одна из идущих фигурок упала. И пехотинцы, и танки немедленно повернули влево и открыли огонь в сторону выстрела.

— Это они удачно встали — прохрипел Вяземский, разворачивая пушку поудобнее. Сорокопукалка — пушка легкая, но вот ворочать ее одному, да еще в кустах — занятие для сильных не только духом. А Сидоров для этих целей не годился…

— Ну вот и ладушки, — пробормотал про себя граф, закончив прицеливаться. Пушка рявкнула, но немцы, похоже, выстрела совсем не заметили.

— Заряжайте, граф! — крикнул Сидоров, выдернув ствол пушки. — Цельтесь не спеша, фашисты нас, похоже, за своей стрельбой и не заметили!

Фашисты пушку заметили после второго выстрела, снесшего гусеницу с одного из танков. Но между заметить и уничтожить какое-то время должно пройти, и Сидоров успел снова привести орудие в рабочее состояние.

— Матерное слово! — воскликнул боцман. — Ну кто же так стволы-то греет! — он одним движением обеих рук оторвал от гимнастерки оба рукава и начал судорожно обматывать обожженные ладони. Пушка выстрелила снова…

— Да не спеши так, ваше превосх…

Несколько пулеметов, скрестивших очереди на кустах, откуда стреляла пушка, договорить Сидорову не дали.

— А я и не спешу — прошипел Вяземский, тоже не избежавший внимания пулеметных очередей. — Жалко, что не все еще снаряды истрачены…

Вяземский врал. Он прекрасно видел, что уже все три танка — включая стоящий на месте — разворачивали башни в его сторону. Но он знал, что больше уже выстрелить из пушки не получится, и поэтому целился очень тщательно. И пушка выстрелила лишь тогда, когда граф увидел выстрел из танкового орудия. Но увидеть, как задымил немецкий танк, он уже не успел: наводчики в танках все же были шиты совсем не лыком…

— Сволочи врачи! — ругался сквозь слезы Петров, — говорили, что только дышать больно будет. А что стрелять больно — не сказали! Ладно, в госпиталь вернусь — они мне весь спирт отдадут, суки!

Петров в госпитале от кого-то услышал, что у немцев с автоматами только командиры ходят, и теперь тщательно выискивал подходящие цели. Неплохо выискивал: выпустив две обоймы из старой «Мосинки», он уже две таких «автоматических» мишени повалил. Судя по всему, в госпитале не наврали, на правом фланге, где «поработал» Петров, немцы приостановились. Но — пока на землю не залегли, и Петров, перезарядив винтовку, снова начал материться от боли при каждом выстреле…

— Иванов — лейтенант, повернув голову, увидел рядом с собой особиста. — У тебя винтарь, так что дай-ка ты мне свой ТТ. Тебе он всяко без надобности, а меня все же учили с двух рук стрелять.

Иванов начал было отстегивать кобуру.

— Кобура мне без надобности — заметил особист, ловко вытаскивая пистолет у Иванова, — прятать его, видимо, уже не придется… — и с этими словами он ловко пополз куда-то в сторону. Иванов развернулся обратно и начал снова стрелять по фашистам, очень переживая, что падают они слишком редко.

Петров перевыполнил свой план, и даже повышенные обязательства перевыполнил: уже шестая обойма была выпущена по врагу. Он радовался, что с каждым выстрелом боль становилась все меньше — вот только дышать становилось все труднее. Да и немцы потихоньку становились все более зелеными, вместе с небом почему-то. И совсем плохо было уже то, что перезарядить винтовку сил уже не было, а фашист подошел уже совсем близко. Последнее, что увидел Петров, был особист, высунувшийся по пояс из неглубокой воронки и стреляющий по фашистам почти в упор из двух пистолетов сразу, что Петрова очень пораовало. И того, как пулеметная очередь переломила особиста пополам, он уже не увидел.

— Я тебе, Хабиббулин, так скажу: если по немецкой цепи нам сбоку ударить, то фашист гораздо гуще на тот свет пойдет. Помню вот, в Туркестане… Смотри, Хабиббулин! — и молчавший пока «Максим» с каким-то радостным рыком выплюнул по наступающей цепи немцев длинную очередь. Вайсберг оказался прав: немец просто в очередь выстроился перед проходной ада. А те, кто в очередь пока не попал, упал на травку и на манер земляных червяков направился обратно к опушке. Вот только этих серо-зеленых червяков было очень неплохо видно с возвышавшейся над полем сушилки, и частые, но довольно меткие выстрелы из винтовки намекнули фашистам, что уползти далеко не получится. Большая часть их вскочила и побежала, и комдив, до сих пор бережно стреляя по врагу одиночными, вставил новый диск и выпустил длинную очередь. Дрожащий огонек у автоматного ствола заметили не только немецкие пулеметчики, но и командир танка, так что теперь фашиста провожали лишь выстрели из винтовки.

— Майор, пачиму не стреляиш? — Хабиббулин толкнул в плечо Вайсберга. Он не очень надеялся услышать ответ, потому что почти оглох от взрыва упавшего рядом танкового снаряда. Но не онемел:

— Майора, у меня граната тяжелый, но мы будем стараться. Я фашистский танкист отомщу…

Немцы, сообразив, что против них обороняется, похоже, один человек с винтовкой, снова — и теперь очень быстро — пошли в атаку. Иванов успел выстрелить почти всю обойму — но несколько ротных пулеметов заставили его прекратить сопротивление. Но единственное, о чем, умирая, сожалел Иванов, было то, что немецкий танк, который теперь двигался по дороге, остановить было некому.

Танк шел по дороге, а за ним, чуть поотстав, чуть ли не строевым шагом шли германские пехотинцы. Можно было еще и в походную колонну выстроиться: впереди уже никого не было. Но неожиданно раздалась длинная автоматная очередь. Танк остановился.

— Вилли, с тебя бутылка шнапса, крикнул, подходя к бронированной машине, офицер-пехотинец с автоматом. — Я тебя спас от русского гренадера.

Люк танка открылся, и лейтенант-танкист, спрыгнув на землю, посмотрел на лежащего русского солдата, радом с которым валялась большая граната.

— Никакого шнапса, это всего лишь «Vproschilovski Kilоgramm», они с брони скатываются и максимум краску на корме поцарапать могут. А вот вам бы точно не поздоровилось… что там командование нового придумало? — обратился он у подъехавшему мотоциклисту.

— Авиаторы сообщили, что русские минут через двадцать перейдут мост, так что надо поспешить. Так что спешить будете вы на танке и я с пулеметчиком на мотоцикле: у русских, кроме обоза с ранеными, до моста больше никого нет…

— Фердль, посади пару пулемечиков на танк сверху, двадцати минут полным ходом нам как раз хватит доехать до моста.