Развод не дам. Точка

— Кого, его?! — Каринка фыркает и надменно закатывает глаза. Совсем как папа.

— Он тебя любит, — замечаю, поглядывая на дочь. — И скучает.

— У него другая семья, вот как любит.

— А если бы мы развелись, и он завёл другую семью, ты бы так же думала? — вспоминаю всё, что говорила психолог. Каринка молчит. Ребёнка её возраста коробит не столько факт наличия второй семьи, сколько факт того, что папа делит время с другим ребёнком. Она не рассматривает папу как мужчину и уж тем более не размышляет, как именно появился братик. Узнай она об измене позже, последствия были бы гораздо серьёзнее.

Молчит. Да, может, запрещённый приём, но я невольно на стороне Марата, хотя бы потому что это — ради Каринки. Впереди целая жизнь, и вина папы перед ней гораздо меньше, чем передо мной. Это — наши, взрослые отношения, а её он всё равно любит. И я буду делать всё, чтобы Каринка как можно скорее отпустила боль от предательства и снова начала открываться Марату.

Сама его не слышала и не видела с того разговора. Прислала мировое соглашение по почте, чтобы ознакомился. В ответ получила согласие всё подписать. У нас встреча во вторник у адвоката. Ещё немного, и стану свободной. От родителей ни слуху, ни духу. Ищу в себе чувство вины, не нахожу и мелочно радуюсь.

— А если ты заведёшь другую семью? — вдруг спрашивает Каринка.

— Ну, — смеюсь, а перед глазами Алекс. — Пока я не планирую её заводить.

— А если? — упорно давит она. Неужели видела нас с Алексом, или кто-то рассказал?

— Без «если», Карин. Я могу встретить и полюбить другого мужчину, а ты — принять или не принять его.

— Если не приму, ты не выйдешь за него замуж?

Слишком серьёзный разговор у нас получается. Но очень важный для будущего, даже если Каринка его не запомнит. Проникновенно смотрю в глаза. Говорю серьёзно:

— Нет, не выйду. Но это не значит, что расстанусь.

Дочь серьёзно кивает. Надеюсь, этого сейчас достаточно. Кажется, этого даже более, чем достаточно.

Глава 35

Агата

Ветер пахнет морозом, колкие снежинки срываются с низких туч. Чувствую себя героиней голливудского фильма, застывшей на огромной лестнице Нью-Йоркского суда. По факту стою у неприметного входа и сжимаю сумочку, в которой лежит свидетельство о расторжении брака и паспорт со свежим штампом. Не верится, но всё прошло спокойно. На алименты подавать не стала: Марат сказал, что будет платить. Не будет — всегда успею подать, но в нём не сомневаюсь. Их отношения с Каринкой не стали пока лучше, но постепенно сдвигаются с мёртвой точки. Знаю — он пишет ей каждый день, присылает фотографии из интересных мест, как раньше делал. Она отвечала, сейчас молчит, но читает исправно. Вижу, как светится, когда приходит сообщение. О брате пока не сказала ни слова. Да и я не говорю, потому что рассказывать нечего. Мне не интересно смотреть на его вторую семью. Не знаю, где он сейчас живёт и чем, с ними или нет. Хотя недавно встретила Карена, и он намекнул, что Марат один. Может, в квартиру родителей переехал? Порой беспокойство прорывается, порой горько — когда слышу обрывок музыки, фразу, кадр из фильма, и перед внутренним взором прошлое. Недалёкое, счастливое.

Крепче сжимаю сумочку, улыбаюсь, замечая Алекса: стоит, подпирая машину. Ветер треплет волосы и длинные хвосты тёмно-зелёного, в тон глазам, шарфа. Делаю шаг, когда окликает ровное:

— Агат.

Оборачиваюсь, смотрю на Марата. Он не выглядит подавленным, впрочем, довольным не выглядит тоже. В суд пришёл по форме — скоро вылет. Завладел вниманием почти всего женского персонала суда, но ни на кого не обратил внимания. Не демонстративно игнорировал, а просто смотрел сквозь. Если это был красивый жест для меня, не оценила. Вещи постепенно исчезают из нашей квартиры, но на мой взгляд слишком медленно.

— Хотел предложить подвезти, но вижу, не надо. — Он криво улыбается и смотрит на Алекса. Тот сухо кивает издалека, получив кивок в ответ.

— Не надо, — не опровергаю очевидное. За прошедшие несколько недель Алекс стал ближе, но только как друг с некоторыми привилегиями. В них входят поцелуи, порой жаркие, но чаще нежные. В офисе знают, что у нас отношения, хотя мы никак их не афишируем. Просто надо быть слепым, чтобы не заметить, как на меня смотрит Алекс. Юлька, когда увидела, громко присвистнула и заявила, что потеряла холостого друга.

— Быстро ты, — цедит Марат без злости или осуждения. Тоже просто констатирует факт. Плевать, как это выглядит со стороны, я в монашки не записывалась. При таком-то муже вообще можно сказать: долго держалась.

— Ты что-то хотел? — Чего хочу я: забраться в тёплый салон и уехать отсюда.

— Ты разрешишь взять Каринку на Рождество? Хотел свозить её в Устюг.

— Только её? — вырывается невольно. Не время пока им знакомиться.

— Да, только её. — Марат отводит глаза, с досадой поджимает губы. — Кот… Костя слишком мал, чтобы ехать без мамы.

— Что мешает взять и маму? — интересуюсь невинно.

Он вздыхает и укоризненно смотрит на меня.

— Мы не вместе.

— Что так?

Ладно, играл в драму, когда просил не разводиться, но сейчас-то кто мешает быть с ней, раз столько лет под боком держал? Искренне не понимаю, не из ревности вопрос.

— Оказалось, что она мне не нужна, — отвечает так буднично, словно о вещи рассуждает. Даже холодом пробирает до костей, хотя может, во всём виноват ледяной ветер.

— Ты всегда был таким эгоистом, — говорю, а сама задыхаюсь. Грустно. С одной стороны, жаль, что не разглядела раньше, с другой — не считаю, что потеряла с Маратом годы. Мы были счастливы. Я делала всё, чтобы так было. Считать, что потеряла годы, значит — обесценить всё хорошее, что с нами было, включая рождение Каринки. Нет, я не жалею. Всё хорошо, что вовремя кончается.

— А ты слишком заботилась обо мне, — хмыкает он. Улыбается тепло, солнечно. — Прости, Мась, что так получилось.

Веду плечом, сбрасываю его взгляд, который до сих пор окутывает пушистой шалью. Качаю головой.:

— Если Каринка будет не против, можешь забрать. Только сперва уговори её хотя бы раз встретиться.

— Уже, — теперь он улыбается широко и счастливо. — Она сказала, что если ты не против, мы завтра пойдём погулять. Заберу после школы.

— Сразу после рейса? — хмурюсь.

— Нет. Успею заехать домой, переодеться. А что?

— Ты после ночного рейса всегда ложишься спать. Как ты себе представляешь прогулку?

— Мы пойдём в кино, и я высплюсь там. Шучу. — Марат вздыхает в ответ на моё недовольство. — Поверь, я могу потерпеть несколько часов и не вырубаться на встрече с дочкой. Так как, ты не против?

— Нет. Удачно погулять. И прости, но меня ждут.

Не дожидаясь ответа, спешу к Алексу, который так и ждёт, не обращая внимания на холод. Открывает дверь, пропускает, обходит машину.

— Замёрзла? — спрашивает первым делом. Хватает продрогшие ладони, согревает дыханием.

— Он просил разрешения завтра погулять с Каринкой. — Вижу, что изнывает от нетерпения, но первым ни за что не спросит. Уважает мои границы и желание открываться.

— Она оттаяла?

Алексу отлично известны отношения в нашей семье, я часто жалуюсь ему, получая либо молчаливую поддержку, либо утешительные объятия. Нравится и то, и то. Вообще, присматриваясь к нему, начинаю представлять, как познакомлю с дочкой. Ей точно понравится его квартира. И Граф. Да и сам Алекс вроде бы располагает, а там… кто знает. Пока это слишком смелый и поспешный шаг. Для начала пусть восстановит отношения с папой.