Развод. Уходи навсегда

– Кто готовит клиентам?

– Лизонька.

– Кто стирает за ними?

– Лиза.

– Кто получает прибыль?

– Так всё же! – изумился муж моей мамы.

– Какую зарплату вы платите моей маме за её труд? А что вы платите ей за аренду нашего дома? – завелась, изумляясь незамутненности этого человека, и продолжила. – Почему, чёрт подери, вы позволили себе сесть моей маме на шею?! Зачем позволили Катерине помыкать ею? Какого лешего она пашет на вас как рабыня? За печать в паспорте? Так это не трудно расторгнуть!

– Ну как же? Я ведь для неё стараюсь! – проговорил Валерий Сергеевич, склонив голову.

– Тогда почему она лежит в общей палате и без нормального лечения? Вы у врача были? – уже кричала я.

Ярослав подошёл ко мне и чуть тронул за плечо.

Да. Он прав. Какой смысл воспитывать этого взрослого мужчину? Он не видит ничего ужасного в происходящем. Для него нормально, что жена бесплатно пашет на его предприятии.

– С ума посходили с этой вашей гостиницей! – выдохнула я и встала.

– Значит, так! Маме необходимо нормальное обследование. Я подозреваю, что у неё случился микроинсульт. Она ужасно выглядит! Ещё на Новый год это была цветущая женщина, а теперь растерянная старушка! Я уговорила её поехать с нами. Прошу вашего содействия. Это раз! Дом наш я закрою на ключ и поставлю на охрану. Извольте освободить помещение! Это два! Поживите своей семьёй в своём доме, пожалуйста, и без бесплатной прислуги! Это три. Всё. До завтра!

Кажется, вылетать пробкой из своего дома, увлекая за собой Яра за руку, становится для меня традицией…

Сорок шестая глава

Прямой наводкой пыхтела и тянула Яра к морю.

Море, несмотря на позднюю весну и прохладный апрель, по цвету было уже летним. В бирюзу. В синеву.

Вода лениво облизывала берег, как бы примеряясь, стоит ли плескаться?

И солнце уже клонилось к горизонту, прочерчивая длинные тени. Светящаяся дорожка к нему ещё не окрасилась в розовый. Ещё была золотой.

Я, сбросив обувь и закатав штанины, зашла, залетела в воду. Прохладная, но уже вполне терпимая. Градусов четырнадцать-шестнадцать.

Ноги вначале обожгло холодом, закололо иголочками. Минута, и ты привыкаешь, и вода уже не кажется такой холодной.

Зато голова прояснилась, и ярость понемногу отступала.

Услышав плеск, обернулась и взяла за руку подошедшего босого Ярослава.

Так и стояли с ним, глядя на вечернее солнце над горизонтом.

– Скажи, как получается, что не злой человек, не подлец, не жадный в целом, и вот так незаметно, обыденно, садится на шею другому? – проговорила я, когда мы, выйдя из воды, сидели босые на скамейке и сушили ноги.

Тёплый ветерок играл с выбившимися волосами и приносил запахи оживающего курорта. Пахло далёким шашлыком и выброшенными водорослями.

– Они ведь не просто так сошлись. Валерий Сергеевич после смерти папы буквально вытащил мою мамочку к жизни. Она ходила чёрная, постаревшая в момент. Ничем не интересовалась. Было всё равно, не волновало ничего. Придёт, сядет у моря и может просидеть почти весь день без еды и питья.

Так этот старый вояка сумел расшевелить её. Заставил буквально, вытащил. – я вздохнула и продолжила. – И гостиницу эту стали организовывать, чтобы было занятие, живое дело. Чтобы некогда было хандрить и страдать.

– Как давно они женаты? – спросил Яр.

– Лет пять, кажется, – задумалась я, вспоминая. – Наверное, когда Катерину бросил муж, и она поселилась в доме отца, всё и пошло наперекосяк.

– А где, кстати, её бывший муж? Он принимает участие в воспитании детей? – Ярослав обнял меня и прижал к своему боку, устраиваясь поудобнее.

– Понятия не имею. Я старалась не вмешиваться в здешнюю жизнь. Кто я ей, чтобы расспрашивать и ворошить прошлое? Прежде, до моего развода, я была более скована предрассудками. Мне казалось невозможным спрашивать Катерину о личном, – усмехнулась я.

Яр усмехнулся и поцеловал меня в макушку.

– Катька считает, что ей все должны. Много. И ведёт себя соответственно. Она никогда не думает о последствиях своих поступков. Поэтому дурость из неё выпирает регулярно. Но трусовата. И расхлёбывать результаты своих демаршей вынуждает других. Так привыкла и так живёт, – вздохнула я.

Мы сидели допоздна у нежно плещущегося ласкового моря.

Я выговорилась, страдая, что влезла сапогами в семейную жизнь мамы. А Ярослав утешал меня, что иногда добро без кулака не осознаётся.

Затем мы плавно перешли к нашим детским воспоминаниям, и я с удивлением узнала, что мой кумир, образец сдержанности и спокойствия, Игнатьев-старший, гонял в своё время Яра крапивой по участку. И заставил потом собственноручно восстанавливать порушенный соседский забор.

Утром, подходя к дому, мы услышали скандалящую Катерину издалека.

– Почему я должна извиняться? В чём я не права? – визжала она.

– Не понимаешь? Живёшь в доме Елизаветы, детей на неё сгрузила, хвостом с постояльцами крутишь, стирку-готовку всю на Лизоньку взвалила, и ещё рот свой поганый открываешь? Совести у тебя нет! – рычал в ответ Валерий Сергеевич.

– Это у вас с совестью проблемы! Я одна всю гостиницу тащу! Всё одна! Что там помощи вашей? Я с утра до вечера как заведённая бегаю, не присяду, – вопила Катька.

– Значит так! Час тебе на сборы, и чтобы ни одной тряпки твоей в этом доме не было. Раз ты со всем одна управляешься, то я с Лизонькой поеду. Прослежу там за ней! А ты тут работай одна. А этот дом на охрану Вероника поставит, – командирским поставленным баритоном чеканил в ответ её отец.

Я глянула на Ярослава, вздохнула, тихо сказала: «Прости за сцену» и нажала на звонок.

Через секунду буквально Валерий Сергеевич открыл мне.

Видно, ругались родственники не в доме, а на пороге.

– Пап! А дети? Кто с детьми? – растерянно проговорила Катерина, теряя свой воинственный пыл.

И тут она увидела меня. И Ярослава. И застыла на минутку. Затем лицо её перекосилось от ярости и, она бы кинулась на меня, если бы Валерий Сергеевич не рявкнул.

– Стоять!

Честно сказать, мы всё замерли от такого.

– Ничего себе у вас голос! Впечатляет! – хмыкнул Ярослав, делая шаг вперёд и становясь между мной и Катькой.