Развод

Еще один человек перестал быть загадкой для Лао Ли, оказывается, господин4 Цю тоже мечется. С этого момента они стали друзьями, и Лао Ли не бросил его приглашения в корзинку.

Когда он возвратился домой, госпожа Ли шлепала сына. Раздосадованный, Лао Ли решил пойти в закусочную, заказал тридцать пельменей со свининой и ароматным луком и чашку «супа из трех бессмертных» [48] . Попробую хоть разок пожить в свое удовольствие!…

[48] «Суп из трех бессмертных» - бульон с трепангами, ростками бамбука и каракатицей.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 1

У пекинской весны жизнь короткая. Только появятся на свет пчелы и бабочки, а весна миновала. В жизни Лао Ли и ему подобных это не играет особой роли: они лишь меняют одежду меховую на ватную, ватную - на простую, заметно «худеют» и перестают быть неуклюжими. Как обычно, ходят на службу изо дня в день. А если попадут в парк, быстро утомляются от свежего воздуха и предпочитают посидеть в компании за домино. Каждую весну, перед Днем поминовения усопших [49] , Чжан Дагэ отправлялся в самое дальнее свое путешествие - прибрать могилы на пригородном кладбище. Оттуда он привозил всякие травы и засушивал их в старых книгах. Но в этом году не поехал - Тяньчжэнь все еще сидел в тюрьме. Чжан Дагэ даже не интересовали кадки с гранатовым деревом и кактусами, которые Дин Второй вынес во двор. Казалось, он нарочно не замечает весны. Госпожа Чжан похудела до неузнаваемости. А птички Дина, несмотря на весеннюю пору и золотисто-голубые лучи солнца, по-прежнему не подавали голоса, будто их околдовали. Только ворона каркала на иве и накаркала - Чжан Дагэ получил приказ об увольнении. Но он и не взглянул на этот листок бумаги, будто ждал еще большей беды.

[49] Имеется в виду пятый день четвертого месяца по лунному календарю, когда отмечается праздник поминовения предков - цинмин. Во время него полагается приводить в порядок могилы, приносить жертвы предкам.

Явился господин У с соболезнованиями. Чжан Дагэ не пожелал его видеть - он принимал только Лао Ли.

В доме Лао Ли тоже не чувствовалась весна. Солнечный свет, казалось, не согревал северо-западный район, здесь все было по-прежнему, только весенний ветер выдул скопившийся за зиму затхлый воздух. Госпожа Ма-старшая вынесла во двор несколько горшочков с цветами, которые зимовали у нее под кроватью, и очень усердно их поливала, хотя не было никакой надежды, что они оживут. Госпожа Ли ходила с непокрытой головой - косицы на затылке торчали, не помогали никакие гребни. От весеннего ветра по лицу Ина поползли лишаи. На одну только госпожу Ма-младшую весна действовала благотворно: она похудела немного, но щеки алели, как спелые яблочки. Она подружилась с госпожой Ли, заходила к ней даже при муже и с большим вкусом сшила весенние платьица для Лин. Госпожа Ма вертела Лин, словно куклу, ворот и рукава наметывала прямо на ней, на рукавичках вышивала цветы. Госпожа Ма любовалась девочкой, а та, в свою очередь, не сводила глаз с румяных щек тети Ма.

Лао Ли глядел на них, и в душе рождались стихи, навеянные весной. Чтобы не спугнуть поэзию, он старался не смотреть на тощие косички жены.

Госпожа Ли праздновала победу над госпожой Ма-младшей, однако мужем была недовольна, потому что Туша, часто бывавшая у них, только и говорила о скором разводе, - Туша очень любила госпожу Ли, а на господина Ли затаила обиду - не очень-то прилично он поступил, заняв место господина У. Госпожа Ли ничего об этом не знала - Лао Ли не сказал. Но раз его повысили, значит, он больше получает, а прибавку наверняка оставляет себе. На что ему деньги? Госпожа Цю тоже часто их навещала и в самых изысканных выражениях ругала мужа за его непочтительность. Когда четыре женщины собирались вместе, их неизменно объединяло одно желание: связать всех мужчин и выбросить подальше. О госпоже Чжан совсем забыли, Лин несколько раз просилась к ней в гости, и госпожа Ли готова была ее отпустить, но тут вмешалась Туша: идти к Чжанам?! К коммунистам?! В конце концов Лао Ли сам повел девочку к Чжанам. Госпожа Ли очень волновалась и успокоилась, лишь когда муж с дочкой возвратились домой. Ей почему-то казалось, что коммунисты едят живьем детей.

После того как места господина У и Чжан Дагэ были заняты, обстановка на службе несколько разрядилась, осталась лишь зависть к счастливчикам, особенно к Лао Ли. «А еще считали его честным, - говорили в отделе.
– Может, он сам и спихнул господина У?» Когда господина У уволили, все злорадствовали, а теперь жалели, как жертву несправедливости. Конечно, все это дело рук Лао Ли. Лао Ли молчал и дома и на службе. Только на улице он мог спокойно вздохнуть.

2

Пришел Дин Второй:

–  Чжан Дагэ просит вас прийти, господин Ли.

Лао Ли нашел Чжан Дагэ во дворе. Он ходил из конца в конец, заложив руки за спину и ссутулившись. Заметив Лао Ли, он быстро вошел в комнату, как это бывало раньше, и сразу заговорил:

–  Приходил Сяо Чжао, сказал, что Тяньчжэня могут выпустить при одном условии.
– Он сделал паузу и продолжал: - Он действует по твоему наущению, так что за все ты в ответе.
– Чжан Дагэ в упор взглянул на Лао Ли.

«Я продал ему душу», - подумал Лао Ли и спросил:

–  Чего же он хочет?

Чжан Дагэ вскочил и в волнении крикнул:

–  Он хочет Сючжэнь, а значит, и моей гибели! Лао Ли молчал.

Чжан Дагэ метался по комнате, в горле у него что-то булькало:

–  Спасти сына и за это погубить дочь и меня! Это ты ему посоветовал? Мою дочь отдать Сяо Чжао? Да ведь это разбой. Или своей помощью ты хочешь погубить друга?

Лао Ли задрожал от гнева, встал и пошел прочь, бросив на ходу:

–  Пойду разыщу Сяо Чжао!

Но в дверях его остановила госпожа Чжан.

–  Погоди, - сказала она повелительным тоном, в глазах ее стояли слезы.
– Прежде скажи, что ты советовал Сяо Чжао?

–  Я просил его спасти Тяньчжэня, ни о чем другом речи не было.
– Лао Ли снова сел.

–  Я знала, не такой ты человек. Надо было голову потерять, чтобы поверить Сяо Чжао. Давайте посоветуемся, как быть. Садись, - обратилась она к мужу.
– Выслушай Лао Ли.

Чжан Дагэ сел, не переставая возмущаться:

–  Не знаю, что делать. Не знаю. Всю жизнь я помогал людям, а люди над моим горем смеются. Лучше бы они меня убили, чем губить сына и дочь. Кого я обидел? Кому причинил зло? Мою девочку отдать Сяо Чжао?
– Выговорившись, Чжан Дагэ совсем обессилел, губы перестали дрожать. Он весь как-то обмяк, уронил руки на колени и тяжело дышал.

Лао Ли долго ждал, пока Чжан Дагэ что-нибудь скажет, и, не дождавшись, тихо произнес:

–  Дагэ, все обойдется. Вы из любого положения умели найти выход. Не может быть, чтобы сейчас мы ничего не придумали.

Чжан Дагэ закивал в ответ.

–  Давайте вместе все обсудим. Ладно?
– Он вздохнул.
– Чжан Дагэ больше нет, Лао Ли! Всю жизнь я прожил честно, никогда ни с кем не ссорился и вот до чего дожил на старости. Это конец! Удар в самое сердце, я вышел, из игры и ни на что не годен. Будь что будет. Я жил ради детей и погибну вместе с ними. Не могу я в одиночестве доживать свой век! Какой смысл?

Лао Ли понимал: Чжан Дагэ потерял равновесие; люди разрушили его идеалы, а начать все сначала - поздно. Остается лишь броситься в омут, спасенья нет. Сказать об этом Лао Ли счел неудобным и тем более не решался предложить какие-либо крайние меры. Чжан Дагэ надо было вернуться на колею, по которой он всю жизнь ходил.

–  Не убивайтесь так, Дагэ! Лучше придумаем что-нибудь. Что говорил Сяо Чжао?

–  Он сказал, - успокоившись, ответил Чжан Дагэ, - что Тяньчжэнь не коммунист, взяли его по ошибке и его можно освободить.

–  А без Сяо Чжао нельзя обойтись, раз взяли по ошибке?
– спросил Лао Ли.

Чжан Дагэ покачал головой:

–  Он даже не сказал мне, где сидит Тяньчжэнь. А я, видно, стар стал и ничего не смыслю в этих новых организациях. Если бы его забрали в полицию, он давным-давно был бы на свободе. Я всегда считал, что любое дело можно решить, но оказалось, что мне, старому ослу, не по зубам все эти новшества.

–  Значит, без Сяо Чжао не обойтись, поэтому он и ставит условия?

–  Верно. Но он сказал, что это ты ему посоветовал.