Развязка на Оккервиль, или Черемуховый холод
Шрифт:
Вальтер (откашлявшись):
– Да, редкая удача: сначала я за бесценок перекупил акции у Игнатенко, когда он сматывал удочки с полуострова, а потом законтачил с Антоновым. Если мы сольем мои аквапарки с его отельной империей, то практически монополизируем курортный бизнес в Крыму. Это же золотая жила, Наташа, главное - успеть к ней первыми и занять лучшие места. Если грамотно подходить к делу, можно очень быстро утроить первоначальный капитал...
Наташа (в сторону):
– Ясно. Выгодная сделка. А мнение Лизы интересует обоих в последнюю очередь. Слияние капиталов и интересы бизнеса, а для укрепления сделки -
– А твоя невеста знает о твоем прошлом?
Вальтер:
– Лиза далека от этого. Удивительно чистый бесхитростный ребенок, настоящий ангел, воспитанный на старых добрых английских романах; тургеневская девушка...
Наташа:
– Да... Мне, конечно, далеко до нее. Я ведь не воплощенная нежность, да и старше намного. С двадцати лет я стала основным добытчиком в семье, десять лет отслужила в десанте, была на войне. Наверное, я действительно огрубела и "Джен Эйр" мне не нравится. Но когда мы встречались, я нравилась тебе такой, как есть. А потом?
Вальтер:
– Ната, прошу тебя, не устраивай сцен. Давай поищем консенсус, как современные цивилизованные люди!
Наташа (щелкает окурок в урну):
– Фу, хоть бы немного набережную облагородили, газоны постригли... А то культурный объект, а на задах такое запустение! Кстати, в общем, Питер мне нравится. Вот только изобилие рекламы определенных услуг на тротуарах бесит. Все-таки город-герой, выстоял в блокаду, а сейчас его превращают в большой бордель под открытым небом. Печально, когда город с такой богатой историей приобретает славу места, где можно запросто подцепить телочку на вечер... Фу!
Вальтер:
– Наташа, дело в том, что тебе пора перейти к реальному восприятию жизни, а не воспринимать ее как полосу адреналиновых забав. Пора повзрослеть...
Наташа:
– Да, знаю: "Время разбрасывать камни и время их собирать". Но насколько я понимаю, каждый должен собирать только те камни, которые разбросал сам. А я уже второй год собираю твои камни... (пауза) Я ведь думала, что в сумке, которую ты решил спрятать в камере хранения, действительно запрещенная литература, и ты не хочешь, чтобы книги попались на глаза аудиторам в офисе.
Вальтер:
– Но я же не заставлял тебя говорить следователю, что сумка твоя. Тебя же просто вызвали как свидетеля. Это было твое решение. При чем тут я?
Наташа:
– А я только в камере поняла, в чем призналась, но было уже поздно: меня начали раскручивать как обвиняемую в попытке теракта и убийстве...
Вальтер:
– Но как бы то ни было, ты меня выручила и сделка с Антоновым не сорвалась только благодаря тебе. Поэтому я не хочу быть неблагодарным. Если ты пойдешь в полицию с повинной, я добьюсь, чтобы тебе назначили наказание по минимуму; отбывать его ты будешь в Симферополе, почти рядом с домом; через несколько лет, через три-четыре, тебя переведут на поселение, а еще года через два-три оформят УДО, и потом я помогу тебе устроиться на работу...
Наташа (изумленно):
– Как у тебя все просто. Ты получишь сделку с Антоновым и женишься на Лизе; Мальцев привинтит новую звездочку к погонам, а мне достанутся семь лет в зоне и судимость за "особо тяжкое"! Прекрасно!
Вальтер (вкрадчиво):
– И Белла Генриховна не пострадает. Ты ведь не хочешь, чтобы ее тоже осудили за укрывательство и недонесение?
Если мы с тобой договоримся, ее имя не будет даже фигурировать в деле.Наташа:
– Сострадание и милосердие... Тебе знакомы эти слова?
Вальтер:
– Ты сама знаешь, что для судьи это не аргумент.
Наташа:
– А мама и сестры? Им так и ходить с клеймом? Катю и Лену выживают с работы, а начальник знает, но поощряет травлю. Мама не может даже за хлебом выйти; тут же начинают пальцем показывать и шептаться: вот, мол, мать бандитки пошла! А у нее потом давление зашкаливает. Они мне не рассказывают, не хотят волновать, но я все знаю от адвокатов. И почти полтора года в СИЗО! В домаресте отказали; видеокамеры даже в душевой; письма отдают уже распечатанными, свет не гаснет ни днем, ни ночью...
Вальтер равнодушно пожимает плечами.
Наташа:
– Я тебе предлагаю в ответ: сними с меня обвинение, это ведь в твоих силах. А потом женись хоть на всех "золотых" невестах, мне будет пофиг, я тебе мешать не буду.
Вальтер (подает знак парням, и они со спины подкрадываются к Наташе):
– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Я мог бы вообще с тобой не разговаривать. Если ты не хочешь договориться по-хорошему, что же, будет по-плохому. Слишком многое поставлено на карту. Тогда ты все равно вернешься в тюрьму, получишь максимальный срок, и Измайлова тоже пойдет под суд, как соучастница. Ты этого хочешь?
Наташа (разочарованно):
– Да пошел ты! Пистолет Макарова, блин!
Вальтер (еле заметно кивает парням):
– Значит, ты сделала свой выбор!
Парни хватают Наташу с обеих сторон за руки. Напряженное движение во всех кулисах.
Вальтер:
– Сейчас тебе сделают укол, оставят на крыльце Ледового дворца и вызовут полицию. И тебе припишут еще и употребление наркотиков.
Наташа синхронно бьет одного парня бутсой по лодыжке, второго - макушкой в лицо. Оба падают. Один вопит дурным голосом, держась за ногу, второй охает, закрыв руками лицо. Наташа успевает выхватить у него из кармана брюк выкидной нож, раскрывает.
Наташа:
– Сэкономил, нанял гопников за бутылку? Думал, я в армии погоны свои на диване у генерала заработала?
Вальтер (достает пистолет):
– Да, недооценил. Брось нож, Наташа.
Парни кое-как поднимаются и, опасливо косясь на пистолет Вальтера, трусят к мосту. Один сильно хромает, второго заносит из стороны в сторону; он даже натыкается на фонарный столб.
Вальтер (взводит курок):
– Итак, значит...
Рев мотора, ослепительный белый свет фары. Луч бьет прямо в глаза Вальтеру. На экране - бешено мчащийся "харли", фигурка в шлеме склонилась над рулем. Затемнение; глухой звук удара, выстрел, звон разбившегося стекла, крик Вальтера и громкий всплеск.
Сцена освещается. Мотоцикл Беллы уткнулся в парапет. Рядом - разбитый фонарь. Наташа бросает нож за парапет; всплеск. Белла слезает с седла, снимает шлем.
Парни взбегают на мост, но тут навстречу им выскакивают Коган и Никольский.
Коган (мощным ударом сбивает с ног хромающего, прижимает его коленом к газону, выкручивает руки):
– Куда разлетелся, голубь сизокрылый? Тебе еще показания давать. И ты их дашь. Ты у меня соловьем будешь петь, уж поверь мне!
Никольский (хватает за пайту второго):