Разыскания истины

Итак, если хорошо обсудить все это, мы ясно увидим, что воля всегда дает утверждение не вещам, если они ей неприятны, а представлению вещей. Причина же, почему воля соглашается всегда на представление вещей вполне очевидных, как мы это уже сказали, заключается в том, что нет более в этих вещах никакого отношения, которое нужно было бы рассмотреть и которого рассудок не заметил. Так что воле как бы необходимо перестать колебаться и напрягать себя без пользы и необходимо дать свое утверждение с полною уверенностью, что она не обманулась, потому что нет более ничего, на что она могла бы направить свой рассудок.

Особенно следует заметить, что в том состоянии, в каком мы находимся, мы познаем вещи весьма несовершенно и, следовательно, нам безусловно необходимо обладать тою свободою выбора, благодаря которой мы можем избежать заблуждений.

Чтобы признать необходимость этого, надо обратить внимание на то, что наши природные наклонности влекут нас. к истине и добру; поэтому воля, стремящаяся лишь к вещам, о которых разум имеет некоторое познание, должна стремиться к тому, что имеет видимость истины и добра. Но так как не все, что имеет види-

' Геометры любят не истину, а познание истины, хотя говорится обратное.

56

мость истины и добра, всегда таково, каким кажется, то ясно, что если бы воля не была свободною и если бы она неуклонно и необходимо стремилась ко всему, что имеет видимость истины и добра, то она ошибалась бы почти всегда. Отсюда можно было бы заключить, что творец ее был бы также виновником ее заблуждений и ошибок.

III. Итак, свобода дана нам Богом для того, чтобы мы старались не впадать в заблуждение и во все бедствия, которые сопровождают наши заблуждения, чтобы мы никогда окончательно не успокаивались на вероятностях, но только на истине, т. е. никогда не переставали •бы упражнять свой дух и повелевать ему исследовать до тех пор, пока он не осветит и не раскроет все, что нужно расследовать. Ибо- истина почти всегда неразлучна с очевидностью, а очевидность состоит не в чем ином, как в ясном и отчетливом созерцании всех частей предмета и всех его отношений, необходимых для произнесения основательного суждения.

Пользование же своею свободою должно состоять в том, что мы должны пользоваться ею, насколько можем, т. е. никогда не соглашаться на что бы то ни было, пока мы не будем как бы принуждены к тому внутренними увещеваниями нашего разума.

Поддаваться ложным подобиям истины — значит становиться рабом, что противно воле Божией; но подчиняться добровольно тем тайным увещеваниям разума, которые сопровождают отказ признать очевидность, — значит повиноваться голосу вечной истины, который говорит нам внутри нас. Существуют два правила относительно только что сказанного мною, — правила, изо всех самые необходимые для наук умозрительных и для морали, — правила которые можно рассматривать как основание всех человеческих наук.

IV. Первое из них касается наук: не должно никогда давать никакому положению полного утверждения, за исключением тех, которые представляются столь очевидно истинными, что нельзя отказать им в очевидности, не чувствуя внутреннего насилия над самим собою и тайных увещеваний разума, т. е. если не видишь ясно, что нежелание дать свое утверждение или желание распространить свою власть на предметы, в которых мы уже не свободны, было бы злоупотреблением своею свободою.

Второе правило для нравственности таково: никогда не должно безусловно любить какое-нибудь благо, если можно, не чувствуя угрызения совести, его совсем не любить. Отсюда следует, что ничто не должно любить безусловно и без сравнения, кроме Бога, ибо лишь уклонение от подобной любви к Нему вызывает угрызения совести; т. е. очевидное сознание, что поступаешь дурно, предполагая, что знаешь Его разумом или верою.

V. Но здесь нужно заметить, что, если вещи, рассматриваемые нами, кажутся весьма правдоподобными, то мы сильно склонны верить этой правдоподобности, и даже нам стоит труда удерживать себя от веры в истинность их. Так что, если мы не будем остерегать-

57

ся, нам грозит серьезная опасность дать им свое утверждение, а следовательно, обмануться: ибо только в редком случае истина вполне совпадает с вероятностью. И вот почему я преднамеренно сказал в тех двух правилах, что ни на что не должно соглашаться до тех пор, пока не станет очевидно, что не согласиться было бы злоупотреблением своею свободою.

Итак, как бы сильно ни стремились мы дать свое утверждение вероятности, но, если мы возьмем на себя труд рассудить, очевидно ли, что мы должны дать свое утверждение, мы найдем, без сомнения, что нет. Ибо если вероятность опирается на впечатления наших чувств, — вероятность, которая даже не заслуживает этого имени, — то мы, правда, будем сильно склоняться подчиниться ей; но мы не найдем другой причины тому, кроме какой-нибудь страсти или общего пристрастия ко всему, что касается чувств, как это будет достаточно выяснено впоследствии.

Но если наблюдать за собою в том случае, когда вероятность вытекает из некоторого совпадения с истиной — ведь по большей части можно назвать вероятные познания, в известном смысле, истинными, — то мы увидим, что будем колебаться между желанием верить и желанием еще исследовать; но мы никогда не будем убеждены настолько, чтобы считать очевидно дурным, если не дадим полного согласия.

И эти оба стремления по отношению к вещам вероятным весьма хороши. Ибо можно и должно давать свое согласие вещам вероятным, в смысле имеющим подобие истины, но не должно еще им давать своего полного согласия, что мы и поставили правилом; должно исследовать неизвестные стороны и положения, чтобы вполне вникнуть в природу вещи и вполне различить истинное от ложного, и тогда уже дать свое полное согласие, если к тому принуждает нас очевидность.

Итак, следует привыкнуть отличать истину от вероятностей путем внутреннего самонаблюдения, как я только что объяснил; ибо если мы путаем две столь различные вещи — вероятность и истину, то это есть следствие недостаточного самонаблюдения. В конце концов, всего важнее хорошо пользоваться своею свободою, удерживаясь всегда от утверждения вещей и от любви к ним, пока мы не почувствуем себя как бы понуждаемыми к тому властным голосом Творца природы, который я назвал выше увещеваниями нашего разума и угрызениями нашей совести.

Все обязанности духовных существ, как ангелов, так и людей, заключаются, главным образом, в добром пользовании своей свободой;

и можно смело сказать, что если они стараются должным образом пользоваться своею свободою и не становятся некстати рабами лжи и тщеславия, то они идут по пути к наивысшему совершенству, к какому только способны по природе, лишь бы рассудок их не оставался праздным, и они старались бы побуждать его постоянно к новому познанию и сделали бы его способным воспринять самые

58

великие истины путем постоянных размышлений о предметах, достойных его внимания.

Чтобы совершенствовать свой дух, недостаточно еще пользоваться своею свободою лишь с целью никогда ни с чем не соглашаться, как это делают люди, хвалящиеся тем, что они ничего не знают и сомневаются во всем. Не следует также всему давать свое согласие, как это делают многие другие, ничего так не боящиеся, как незнания чего-нибудь, и претендующие на всезнание. Но должно уметь настолько хорошо пользоваться своим рассудком, благодаря постоянному размышлению, чтобы иметь возможность часто давать свое согласие тому, что он представляет нам, не рискуя обмануться.