Ребенок без способностей

В его голосе звучало предостережение: мистеру Гельм-гольцу следовало понять, что время дискриминации закончилось и что никто в своем уме не осмелился бы сдерживать человека с таким инструментом.

–  Хм, - сказал мистер Гельмгольц.
– Что ж, посмотрим, посмотрим.

После занятий он столкнулся с Пламмером в коридоре, полном народу. Пламмер что-то сердито говорил удивленному оркестранту-новичку.

–  Знаешь, почему оркестр проиграл Джонстаунской школе в июне?
– спросил Пламмер, по-видимому, не замечая, что m спиной у него стоит мистер Гельмгольц.
– Потому что перестали учитывать заслуги музыкантов. Увидишь, что будет в пятницу.

Мистер Джордж М. Гельмгольц жил в мире музыки, и даже волны мигрени накатывали в музыкальном ритме, как гортанный гул бас-барабана диаметром семь футов. Близился вечер первого дня конкурсов нового учебного года. Мистер Гельмгольц сидел у себя в гостиной, прикрыв глаза и ожидая другого звука - шлепка вечерней газеты, которую Уолтер Пламмер, разносчик, швырял в обшитую досками стену дома.

Когда мистер Гельмгольц подумал, что предпочел бы отказаться от газеты в день конкурса, потому что вместе с ней приходил и Пламмер, газета с шумом упала на крыльцо.

–  Пламмер!
– крикнул он.

–  Да, сэр?
– сказал Пламмер с тротуара.

Мистер Гельмгольц прошаркал к двери в своих мягких шлепанцах.

–  Прошу тебя, мальчик мой, - сказал он, - давай будем друзьями.

–  Конечно, почему бы нет?
– сказал Пламмер.
– Оставим прошлое в прошлом, как я всегда говорю.
– Он напряженно попытался изобразить приветливую улыбку.
– Все вода унесла. Уже прошло два часа с тех пор, как вы всадили в меня нож.

Мистер Гельмгольц вздохнул.

–  У тебя есть минутка? Нам пора поговорить, мой мальчик.

Пламмер спрятал свои газеты в кустах и вошел. Мистер Гельмгольц жестом пригласил его сесть на самый удобный стул в комнате, тот, на котором только что сидел сам. Пламмер предпочел присесть на краешек жесткого стула с прямой спинкой.

–  Мой мальчик, - сказал капельмейстер, - Бог создал людей разными: одни могут быстро бегать, другие - писать замечательные рассказы, кто-то умеет рисовать картины, кто-то может продать что угодно, а некоторые могут сочинять прекрасную музыку. Но Он не создал никого, у кого бы все хорошо получалось. В процессе взросления есть этап, когда мы узнаем, что у нас хорошо получается, а что нет.
– Он потрепал Пламмера по плечу.
– Последний этап - выяснение, что у нас не получается, - самый болезненный. Но каждый должен через это пройти, а затем отправиться на поиски своего подлинного я.

Голова Пламмера все ниже и ниже опускалась на грудь, и мистер Гельмгольц поспешил обратить его внимание на свет в конце тоннеля:

–  Например, Флэймер никогда бы не справился с таким делом, как доставка газет, учет и поиск новых клиентов. У не-

го не так голова устроена, и он не смог бы этим заниматься, даже если бы от этого зависела его жизнь.

–  Вы правы, - сказал Пламмер с неожиданной живостью.
– Только очень однобокий человек достигает успехов в одной области, как Флэймер. Я думаю, лучше развиваться равномерно. Конечно, Флэймер переиграл меня сегодня по всем статьям, но я не хочу, чтобы вы думали, будто я обиделся на это. Меня другое достает.

–  Молодец, ведешь себя как взрослый, - сказал мистер Гельмгольц, - однако я хотел указать тебе на то, что у нас у всех есть слабости, и…

Пламмер замахал на него руками:

–  Не надо мне объяснять, мистер Гельмгольц. У вас столько работы, было бы чудом, если бы вы все делали правильно.

–  Подожди, Пламмер!
– сказал мистер Гельмгольц.

–  Я только прошу, чтобы вы взглянули на это с моей точки зрения, - сказал Пламмер.
– После того как я вернулся с состязания с первым составом, после того как я всю душу вложил в игру, вы натравили на меня эту мелочь из третьего состава. Мы с вами знали, что я полностью выложился, а им мы просто даем поиграть в конкурс. Но вы им об этом сказали? Нет, черт побери, не сказали, мистер Гельмгольц, и вся эта мелочь считает, будто они играют лучше меня. Вот что меня мучит! Они думают, я на самом деле занял последнее место в третьем составе.

–  Пламмер, - сказал мистер Гельмгольц.
– Я пытался объяснить тебе кое-что как можно мягче, но единственный способ донести это до тебя - сказать прямо.

–  Валяйте, давите критику, - сказал Пламмер, вставая.

–  Давить?

–  Давите, - сказал Пламмер твердо. Он направился к двери.
– Наверно, этими разговорами я начисто лишаю себя шансов попасть в первый состав, мистер Гельмгольц, но, честно говоря, именно из-за таких происшествий, как сегодня, оркестр проиграл в июне.

–  Он проиграл из-за семифутового бас-барабана!

–  Добудьте такой для Линкольнской школы, и посмотрим, что у вас тогда получится.

–  Я готов за него руку отдать!
– сказал мистер Гельмгольц, мгновенно отвлекаясь на свою заветную мечту.

Пламмер остановился на пороге.

–  Такой, как у Рыцарей Кандагара на парадах?

–  Вот-вот!
– мистер Гельмгольц вообразил огромный барабан Рыцарей Кандагара, достопримечательность каждого местного парада. Он попытался представить себе этот бара-

бан с нарисованной на нем черной пантерой Линкольнской школы.

–  Так точно, сэр!
– Когда капельмейстер вернулся на землю, Пламмер уже оседлал свой велосипед.

Мистер Гельмгольц закричал Пламмеру вслед, чтобы вернуть его и прямо сказать, что у него нет ни малейшего шанса выбраться когда-нибудь из третьего состава, что ему никогда не понять, что цель оркестра - не просто издавать звуки, а издавать их особым образом. Но Пламмера и след простыл.

Почувствовав облегчение - теперь можно было расслабиться до следующего конкурса, - мистер Гельмгольц сел на стул, чтобы насладиться своей газетой, и прочитал, что казначей Рыцарей Кандагара, уважаемый гражданин, скрылся с фондами организации, оставив неоплаченными счета Рыцарей за последние полтора года. "Мы расплатимся со всеми сполна, даже если придется продать все, кроме Священного Жезла", - сказал Высочайший Камергер Внутреннего Храма.

Мистер Гельмгольц не знал никого из замешанных в этом деле и, зевнув, перешел к страничке юмора. Потом вдруг ахнул и вернулся к первой странице. Нашел номер в телефонной книге и позвонил.

"Пи- пи-пи-пи", -раздался у него в ухе сигнал "занято". Он положил трубку. Сотни людей, подумал он, пытаются дозвониться до Высочайшего Камергера Внутреннего Храма Рыцарей Кандагара. И с мольбой посмотрел на свой облупившийся потолок. Чтоб только никто из них, молился он, не претендовал на бас-барабан - такой большой, что его надо возить на тележке.

Он набирал номер снова и снова, и все время было занято. Он вышел на крыльцо, чтобы немного ослабить нараставшее напряжение. Я буду единственным претендентом на бас-барабан, сказал он себе, и смогу диктовать цену. Господи! Если предложить пятьдесят долларов, барабан наверняка достанет-ся мне! Я потрачу свои деньги, а школа расплатится со мной через три года, когда будет полностью уплачено за плюмажи с фонариками.

Он смеялся, как Санта-Клаус в супермаркете, пока его взгляд не опустился с небес на газон и он увидел не доставленные Пламмером газеты у себя в кустах.