Ребенок для Зверя
Шрифт:
Как она сумела так пробраться под кожу? Что такого в ней, что не могу даже дышать нормально, рядом находясь?
Она считает меня зверем, смотрит неуступчиво и так отчаянно, готовая защищаться. А ей не надо защищаться от меня. Ей просто надо меня приласкать, посмотреть без страха и равнодушия. Неужели, много прошу? Неужели, настолько другого любит? Этого студентика, который, я уверен, вообще к ней ничего, даже похожего на мои эмоции, не испытывает?
Давно ли я стал думать о других? Давно ли начал себя сравнивать с теми, кто определенно ниже меня и по уровню… и по всему?
Азат, остановись… Пока не сошел с ума окончательно и в ноги к ней не упал… А до этого совсем недалеко, потому что мысль такая меня уже даже не ужасает…
Позор предков, вот кто я
Адиль, наверняка, разбирается сейчас с заблудшей блодинкой жестко, а я тут мямлю…
Но не могу по-другому.
Не могу.
Потому и сажусь, сцепив пальцы до белых костяшек, потому и насильно успокаиваю себя. Мы поговорим. Без моих нервов, без ее взбрыков, которыми пока что заканчивается все наше общение. Мы. Просто. Поговорим.
И если я пойму, что все, что окончательно все…
Клянусь Всевышним, я уеду. Не буду ее больше трогать никак. Запру свою болезненную гордость, свои эмоции далеко, вернусь на родину и попрошу мать подыскать себе невесту.
Хватит уже. Год прошел. Даже траур , бывает, меньше носят.
— Скажи мне, сладкая… — ее прозвище катается на языке, тает пахлавой медовой, не могу перестать так ее называть… Пока буду. Пока ведь еще могу? — Ты меня совсем не любила? Никогда ничего ко мне не испытывала?
Наира, аккуратно севшая на серьезном расстоянии от меня, нервно сжимает пальцы, опускает взгляд, прикусывает губу. Словно решает, правду говорить, или нет. Я жду. Терплю. Себе удивляюсь где-то в глубине души. Ты изменился, Азатик…
Взрослеешь?
— Да, — наконец, выдыхает она, по-прежнему не глядя на меня, — испытывала…
— Что?
— Я… — тут она поднимает взгляд, тут же пугливо отводит в сторону, — не могу сейчас сказать… И в прошлом все. У тебя другая женщина, у меня…
Тут она сглатывает, не договаривая.
А я терплю, очень сильно стараюсь не думать о ее муже. Она его имеет в виду, но боится лишний раз сказать. Не хочет будить Зверя.
— С чего ты взяла, что у меня другая женщина? — уточняю я очевидно глупый момент. Потом про мужа. Сначала про меня.
— Ну… Ты же не жил монахом все это время, — неожиданно взросло и даже устало усмехается она.
— А если жил?
Наира смотрит на меня с улыбкой неверия.
— Не надо, Азат, — просит спокойно, — не надо… Такие, как ты, не могут без женщин… Еще скажи, что ты не рассматривал возможность моей замены, пока мы жили вместе…
И вот тут я реально теряю нить разговора, ошеломленно моргая. Информация доходит постепенно, пока не оглушает своей очевидной… глупостью!
То есть, в то время, когдя я как шальной от счастья ходил, когда на руках ее носил буквально, она думала, что я могу ее… заменить? Это что, бред сейчас? Или…
— С чего ты это взяла, сладкая? — слышу со стороны свой тихий хриплый голос и удивляюсь его глухоте. Мертвой какой-то. Внутри меня все бушует, а снаружи - мертвец оживший. Гуль-людоед.
— Ты… Говорил об этом… — она опять отводит взгляд, словно пугаясь выражения моих глаз. Наверно, только они и остаются живыми на лице.
— Когда? Тебе? Наира… Ты… С ума сошла?
Последнее предположение пугающе логично. Она просто сошла с ума, придумав себе какую-то ерунду… Не могла же она всерьез…
— Не сошла! — Наира с досадой сжимает пальцы, смотрит на меня в упор, в глазах — отчаяние на все готового человека, — я слышала! Случайно. Ты забыл отключить телефон, я слышала ваш разговор с Саюмовым! О том, что, когда я тебе надоем, можно меня отправить в горы, а нашего… — тут она словно воздухом захлебывается, сглатывает, мучительно медленно, но затем продолжает, — нашего ребенка… в пансионат…
— Наира… — я не верю своим ушам, лихорадочно пытаюсь припомнить этот момент… И не помню его! Вообще не помню! Столько всего произошло, столько разговоров было с Саюмовым до и после этого всего, что все смешалось, растворилось во времени! — Я… Я так не мог сказать! Я никогда не думал так! И не хотел! И не предполагал! Ты точно правильно все слышала?
— Да, — упрямо сжав губы, настаивает она, — вы говорили обо мне! Упоминали мою фамилию! Не надо
сейчас отпираться!— Наира… — я не знаю, что сказать. И не понимаю, как могу ее переубедить в том, чего не делал! Чего даже не помню! Мы говорили с Рахметом, много говорили, но чтоб о Наире? Да я бы за одно только предположение в то время, что моя сладкая девочка может надоесть, что ее надо куда-то там отправлять, без разговоров бы ударил! Даже Саюмова! Не могло быть такого! Не было!
— Что, “Наира”? — горько улыбается она, — я тогда тоже не поверила сначала… Я была раздавлена. Если бы мне просто кто-то сказал, но ведь я тебя слышала… В вашей приватной беседе, где ты был достаточно откровенен. Для тебя это не было чем-то ужасным… Ты допускал это! Допускал! И тогда я поняла, что все это время жила в иллюзиях. Любви, безопасности, счастья…
Она распаляется, невольно придвигаясь все ближе, в голосе ее слышу боль и гнев.
Смотрю , не отрываясь, ошарашенный переменами. Сейчас это не моя сладкая Наира, послушная девочка, и не чужая, далекая женщина, мать чужого ребенка, жена другого мужчины. Это — страдающая, очень обиженная девушка. Невероятно привлекательная в своем гневе. Хочется потянуть ее на себя, сжать, наконец, сильно-сильно, успокоить, утешить, поцеловать… Она так близко, так тяжело сдерживаться и не осуществить свое желание, просто в очередной раз заменив душевное телесным.
Но нельзя. Нельзя. Мы, наверно, впервые за все время нашего общения разговариваем. Исключение — та пара суток в пещере, ставшей нашей свадебной сказкой.
Но тогда мы просто узнавали друг друга, просто разговаривали обо всем на свете, я стремился ее развлечь и утешить, отвлекая от жутких мыслей. И хорошо очень отвлек в итоге.
Но сейчас этот способ не пройдет.
Мы выросли. И очень сильно изменились. Особенно, она.
А я… Я теперь меняюсь, рядом с ней. И не уверен, что эти перемены к лучшему.Мои хорошие, мои нетерпеливые читатели! Я обращаюсь сейчас к тем, кто написал комментарии о затянутости книги, и к тем, кто не писал, но явно думал о том же. Я прекрасно вас понимаю, вы привыкли к движу, к тому, что в каждой главе книг, которые вы читаете, происходят какие-то события. И здесь героям, наверно, нужно было с первой же встречи переспать, потом поругаться, потом опять переспать, а потом выяснить все свои непонятки. Или в обратном порядке. Я уже писала о том, что эта книга для меня эксперимент. Она необычна потому, что здесь главный герой - не Зверь, понимаете? Здесь главный герой - здравый смысл, уважение партнеров друг к другу и способность слышать друг друга. А это, согласитесь, происходит далеко не сразу.Тема отношений с разницей в менталитете, разницей в жизненных позициях, невероятно сложна, и я рада, что вы понимаете это и поддерживаете меня. Мне искренне жаль, что кому-то из вас история показалась затянутой... Как преподавали в университете, где я изучала строение текста: на время диалога сюжет замирает. И сейчас герои будут говорить. Потерпите, пожалуйста. А кто не может терпеть, мой вам искренний совет: отложите книгу до того момента, когда она будет завершена, и прочтите ее всю целиком. Поверьте, тогда вы не увидите затянутости сюжета, наоборот, все покажется очень динамичным. Спасибо вам за ваш живой отклик, мои хорошие! И помните, что я пишу для вас!Я люблю вас!
Глава 37
— А в итоге их не было… — горечь на языке не дает высказать все, что думаю, все, что внезапно оказывается в голове, — ни любви, ни счастья, ни безопасности… Я, оказывается, все время своего замужества находилась под ударом.
Азат не отвечает, смотрит тяжело, на лице — ни одной эмоции, только кулаки все сильнее сжимает.
А я ощущаю внезапно невероятную легкость. Я ему все скажу сейчас. Просто скажу.
Если он в самом деле не помнит того разговора, а я не исключаю этот вариант, потому что для Азата с Рахметом это была обычная послеобеденная беседа, двое мужчин разговаривали про жизнь и их отношение к ней… Я же тоже не все свои разговоры с Лаурой помню. А там я запросто могла что-то такое высказывать…