Ребенок для Зверя

Ничего не поменялось, получается?

Зверь — все такой же безумный.

Я — все такая же безвольная.

А Адам? Мой мальчик?

Мысли о сыне придают сил, я упираюсь пятками в пол, а свободной рукой — за угол стола цепляюсь.

И, о чудо! — удается задержать Зверя!

Хотя бы притормозить немного — и то хорошо!

— Нет! — я уже не сдерживаюсь, кричу в полный голос, окончательно перестав думать о своей профессиональной репутации и будущем в этой компании. О чем вообще речь, когда тут судьба моя решается? — Нет! Не твоя! Чужая жена! Ребенок чужой! Пусти! Меня искать будут! Полиция… Тебе это не сойдет с рук, понимаешь? Не сойдет! Остановись!

Зверь тормозит на мгновение, разворачивается ко мне, резко перехватывает за плечи, приподнимает над полом так, что ноги беспомощно болтаются!

И рычит в лицо:

— Документы сегодня же восстановят. Паспорт твой никуда не делся. И по нему ты — моя жена! Все, Наира, хватит! Я сделал большую ошибку, поверив тебе тогда, год назад… Я был… Слепой дурак. Но теперь все будет по-другому. Поняла?

— Нет! Не будет! — выкрикиваю я ему в лицо не менее яростно, чем он, — не будет! Если ты посмеешь… Я клянусь, я тебя во сне зарежу! Слышишь? Или, если ножи спрячешь, глотку перегрызу!

Зверь застывает, глядя на меня с неверотяным удивлением и неверием. До него мои слова словно постепенно доходят, как поезд в длинный тоннель въезжает…

Надо дождаться последнего вагона. Может, все не так безнадежно? Может…

— Ты… До такой степени ненавидишь меня, сладкая? — спрашивает он, наконец.

— Да! — со злостью выдыхаю ему в лицо, — да! Да! Да! Ненавижу! Ты меня заставил… Заставил…

Я хочу сказать ему, что он заставил меня поверить в то, что у нас может быть будущее, такое, где два человека любят друг друга, уважают друг друга… Заставил поверить, что любит меня.

Но Зверь не дает мне договорить, опускает на пол, а затем убирает руки.

И отступает на шаг, не отводя от меня взгляда, в котором сейчас масса эмоций. И эмоции эти странные, непонятные абсолютно.

— Ты все это время… И когда мы вместе были, тоже? Когда про детей говорили? Когда говорила, что любишь? И тогда тоже? Да?

Каждое слово бьет мне в сердце, заставляя вспоминать наши счастливые дни, солнечные, сладкие, наполненные негой, доверием и ощущением правильности…

Я не хочу это вспоминать! Слишком надежно похоронила в себе, воскрешать — убивать то, что есть хорошего сейчас!

И потому я киваю. На каждое слово его киваю.

А затем резко отрезаю, чтоб уже без возможности возврата:

— Да! Да! Да! Я ненавидела тебя, понятно? Ненавидела! И сейчас ненавижу еще сильнее!

Азат молчит.

Сжимает крепче губы, лицо его становится похожим на то, что я когда-то в кошмарах видела: жестокой маской древнего воина, беспощадного, жуткого в своей злобе и безжалостности.

Мне хочется бежать и одновременно очень хочется упасть перед ним на пол, ноги не держат, колени дрожат.

Но стою.

И даже на столешницу , находящуюся прямо за моей спиной, не опираюсь.

Сейчас мне необходимо все мое мужество. Вся моя стойкость.

Раньше бы я не выдержала напряжения.

Но теперь мне есть, за что бороться, кроме себя.

За кого бороться.

Азат выдыхает, наконец, сжимает кулаки, делает неуловимое движение в мою сторону, словно опять собирается схватить, потащить…

Внутри все обрывается в этот момент. Неужели… Ему настолько безразличны мои чувства? Неужели, он в самом деле тот дикий Зверь, всегда таким был, а краткий миг нашего счастья мне привиделся? Или воспринимался мною именно так, потому что была влюбленность, защитная реакция организма, выпустившего рекордное количество эндорфинов, чтоб сберечь разум. Стокгольмский синдром?

Я не успеваю отчаяться, не успеваю опустить руки…

Азат резко разворачивается и выходит прочь из конференц-зала.

Я полминуты молча смотрю на закрывшуюся за ним дверь, а затем без сил оседаю на пол.

Мне надо снова научиться дышать, думать и жить.

Уже в новой реальности.

Той, где я одержала пусть и временную, но победу.

Глава 11

Она меня убила. Просто убила. Расстреляла своими словами, своими глазами.

Никогда не ощущал себя настолько мертвым, даже в тот момент, когда понял, что моя молодая жена, которую я боготворил, на руках носил, глаз не мог отвести, сбежала. Сама сбежала, не украли, как я думал в самом начале.

Ох, я тогда напряг и службу безопасности, и полицию, и все внутренние службы, благо, дядя не остался в стороне, помог.

Конечно, поиск проходил в закрытом формате, тайно, чтоб не привлекать внимание общественности… Но он был невероятно тщательным.

Вот только моя убежденность, что Наиру украли, в итоге, сослужила плохую службу, поведя расследование не в том направлении.

А, когда выяснилось, что моя жена сбежала по своей воле, время уже было упущено…

Она сумела персечь границу и растворилась в огромном мире…

Бесследно.

Как ей это удалось?

Как так случилось?

Я не знаю до сих пор.

И никто не знает, каким образом совершенно домашняя, наивная, чистая девочка смогла буквально исчезнуть в море людей… Учитывая современные технологии, учитывая мои возможности, возможности моей семьи…

Наверно, я был слишком самонадеян… И слишком… Влюблен?

Дурак. Теперь понимаю, каким был дураком, не замечая очевидного…

Но тогда, год назад, все казалось настолько сладким, настолько правильным, что и мысли не возникало об обмане.

Нет, в самом начале, возникало, конечно.

О том, что у меня есть невеста, девочка из очень уважаемой семьи Перозовых, я знал с детства.

Наши деды, мой и старик Али Перозов, были побратимами, и решение связать наши семьи общей кровью, выглядело вполне логичным и правильным.

Сын старого Али, тоже Али, должен был жениться на дочери своего побратима, моей тетке. Но он нарушил волю отца, влюбившись в девушку, которую встретил в командировке в Стокгольме. Девушка была воспитана в наших традициях, сватовство прошло быстро, и на родину младший Али так и не явился. Только через много лет, наладив отношения с отцом, привез жену и дочь повидать родные края.

Тогда-то, я думаю, и была достигнута договоренность между нашими семьями. О нашем с Наирой браке.

Я в то время был подростком, учился, ездил на соревнования и особенно не вникал в семейные дела. Ну, есть невеста, и есть. Хорошо. Отцу виднее, на ком меня женить. К тому же, это должно было случиться только через десять лет, и этот срок казался вечностью.

А вот пролетел одним днем.

Моя невеста, чьими фото я даже не интересовался никогда, воспринимая ее , как данность, выросла в далеком Стокгольме, и, по словам ее родни, была правильно воспитана в традициях нашей родины.