Ребенок генерального, или Внеплановое материнство

— Это Ликино наследство, — широко улыбнувшись, ответила я и, выдержав прямой взгляд Бестужева, помолилась провидению, чтобы на этот раз мои ямочки на щеках подействовали и на меня не посыпался град из вопросов, откуда у моей сестры взялись когда-то такие деньги.

Я и сама не хотела думать о том, как именно Аля заработала на ту самую машину и квартиры! Я просто была ей благодарна, что нам с Ликой было где и на что жить. И, чтобы не разбазарить все, что осталось от сестры и родителей, я просто выучилась на чертовы права, когда поняла, что продать автомобиль, оставшийся от сестры, не смогу. Как я сделала это с маминой машиной. От папиной остался лишь хлам. Покореженная металлическая коробка, лишившая меня почти всей семьи.

Ямочки на моих щеках, должно быть, испарились так же, как и делано беззаботная улыбка. Эта тема была больной, и я даже не ждала, что когда-нибудь все изменится и я стану ощущать потерю иначе.

Да, боль от утраты близких может притупиться, она даже может немного утихнуть, но стоило только вспомнить… хоть на мгновение подумать о том злосчастном дне, перечеркнувшем мое детство и беззаботную юность, как становилось больно. Опять. Так же сильно, как и тогда.

Трагедия случилась в день моего восемнадцатилетия. Альбина решила устроить для меня шикарный праздник. Ресторан, красивое оформление зала, ведущий и куча гостей. Все вышло на славу, но Лика рано начала кукситься и захотела домой. Родители вызвались ее отвезти, но малышка сначала уперла руки в бока, а затем крепко прижалась к моим ногам и попросила, чтобы спать ее уложила именно я. Так и получилось, что с собственного праздника я уехала раньше всех. На такси. А наутро мы с Ликой обе проснулись сиротами.

Авария была жуткой и повлекла за собой много смертей: столкнулось четыре машины. И все из-за одного пьяного идиота, который на большой скорости выехавшего на встречку. Он тоже умер. С моей стороны это было бесчеловечно и жестоко, но, когда мне об этом сообщили три года назад, я испытала странное и очень пугающее меня удовлетворение. Я корила себя за это чувство и все же… все же считала смерть того человека совершенно заслуженной. Не я так решила, а бог. Оставалось лишь понять когда-нибудь, почему он отвел такой малый срок жизни родителям и Альбине.

Утром, не обнаружив дома родителей, я сразу забила тревогу. Еще бы… Сестра могла не приехать ночевать, но не мама с папой. Поиски мои оказались слишком короткими. Об аварии я узнала слишком быстро, не успев поверить и свыкнуться с тем, что случилось что-то ужасное.

Да и разве можно к такому известию хоть как-то подготовиться? Верно, никак.

Лика еще спала, а я бездумно пялилась в потемневший экран смартфона и не представляла, как обо всем сообщить ей. Моя боль в тот момент словно спряталась в груди. Затаилась на время, выпуская на первый план разум. Холодный разум.

Говорят, люди ведут себя по-разному в стрессовых ситуациях. Кто-то рыдает, кто-то отрицает случившееся, а кто-то, как я, начинает действовать и думать, думать о обо всем, но лишь бы не о случившемся.

В первую очередь я позвонила Марине, чтобы она немедленно пришла и присмотрела за Ликой, во вторую — юристу, чью страничку я тогда вела в сети. И все это я делала, бегая по дому и впопыхах натягивая одежду. Пока меня наставляла Маша, я искала свои карты и мысленно поторапливала Марину. Она тогда все еще жила у родителей, не догадываясь о том, что уже беременна и скоро ее жизнь кардинально изменится, а я тогда все еще пользовалась подаренной сестрой картой. Точнее, на ней я копила деньги, уже мои деньги, но сама карта и счет были на имя Али…

А я как никогда четко понимала, что бороться с опекой мне будет непросто. Хорошо помнила, как мы с родителями пытались снять проценты со счета, оставленного мне в наследство дедушкой, когда мне было шестнадцать. Нас тогда заставили документально отчитаться о каждой копейке. И все ради каких-то двадцати тысяч рублей. Сам счет был маленьким, так же как и проценты, которые копились там несколько лет со дня дедушкиной смерти. Но я хорошо помнила те проблемы, а потому знала: денег я своих не увижу. А они нам с Ликой очень были нужны, а еще была родительская ипотека…

Оставив ничего не понимающую Марину с Ликой, я побежала до ближайшего отделения банка и после того, как сняла столько, сколько позволил лимит карты, остаток перевела на свою другую карту. Ее я оформила за год до этого дня, но не любила ей пользоваться, потому что хоть у меня и был паспорт и официальный счет на мое имя, но до совершеннолетия все равно траты были под родительским контролем.

Тогда же в банкомате через личный кабинет я впервые залезла на остальные счета сестры. За четыре года я ни разу не совала свой нос не в свое дело, но тогда… тогда мы с Ликой остались одни. Одни в квартире с непогашенной ипотекой. Да-да, та самая ипотека никак не хотела покидать мои мысли. Тогда я еще ничего не знала о папином страховании жизни. Позже, когда страховая компания погасила долг перед банком, это стало для меня сродни чуду. Наверное, это и было чудо. Вот только было бы таких чудес в жизни людей поменьше. Не такой ценой… не ценой жизни их близких.

А тогда… в то злосчастное утро я просто увидела сумму на одном из Алиных счетов, сумму, которая могла погасить половину долга за квартиру, и решилась на преступление. Я четко понимала, что это незаконно.

Наверное, понимала, но старалась не думать о последствиях. Точнее, не думала о них совершенно, прокручивая в голове озвученные Марией факты: чтобы оставить Лику, мне нужна хорошая жилплощадь. Наша старая квартира под определение «хорошая» не подходила. Конечно, ее можно продать, но это же время… время, которого у меня не было.

Я быстро вернулась домой, поцеловала уже проснувшуюся Лику, пообещав скоро ей все рассказать, а затем нашла паспорт сестры, накрасилась, добавляя себе косметикой пару лет и уделив особое внимание толщине бровей (да, у Али они соответствовали модным тенденциям), тщательно выпрямила волосы и пошла снимать деньги в банк через кассу.

Я даже не боялась. Я была в совершенном отупении. Мы с сестрой были похожи. Не настолько, чтобы нас нельзя было отличить при личном общении, в конце концов, она была выше меня на пятнадцать сантиметров, но все же перепутать на фотографии в паспорте нас было вполне можно. Наверное, только из-за холодного и пустого взгляда и полного отсутствия волнения у меня все получилось.

Позже я узнала, что мне, как не наследнице, за это могла грозить даже уголовка. Хищение в особо крупном. Да еще и у ребенка! Ведь наследницей Али была именно наша малышка. Но тогда… тогда мне было глубоко все равно на это, тогда я все еще думала о том, как сказать Лике, что ее мамы больше нет на этом свете, так же как и моей, и мы с Ликой остались одни. А еще… Еще как сделать так, чтобы она осталась со мной, а не отправилась в детский дом. И для этого необходима была квартира.

Уже потом я поехала морг, где мне сразу же выдали справки о смерти, а после я еще полдня носилась по инстанциям, добывая нужные бумаги для заявления на временную опеку. Мне повезло, что с мы с Ликой проживали и были прописаны в одной квартире, и хоть я и не считалась близким родственником, но все же была единственным живым. И мой пакет документов приняли по упрощенной схеме. Потому что та же справка об отсутствии судимости должна была делаться не менее тридцати дней. Да я бы сошла с ума от ожидания.

Если бы не моя клиентка-юрист, я никогда не справилась бы со всем так быстро. И это тоже стало для меня чудом.

И только после того, как у меня все же приняли заявление, пока только на рассмотрение, я вернулась домой. Домой, где меня ждал самый сложный разговор в моей жизни. И только ночью, уложив все еще всхлипывающую Лику спать, я надела пуховик, ушла на балкон, чтобы, не дай бог, не разбудить Анжелику, и наконец-то заплакала…

Нет, боль не стала слабее. Боль была так же сильна.