Ребенок от Деда Мороза

— Спасибо… Если вы серьезно, то я буду рада выходному…

— Ну конечно же серьезно, Настя.

***

— Привет, дорогая! Ну как ты тут? — обнимаю подругу, заехав в середине следующего дня в больницу. — Прости, что редко навещаю. Работы на фирме так много, не отпроситься в эти дни было. Как ты себя чувствуешь? — целую Веру в щеку.

— Да потихонечку. Скучно мне, Насть. Тоскую, не привыкла бездельем маяться.

— Понимаю. Ну ничего, скоро в строй вернешься. Я так жду этого!

— Что, плохо с боссом работается? — тут же спрашивает подруга.

— Да нет… Нормально. Мама тебе пирожков передала… Чаю попьешь. Тут есть и сладкие, и с капустой.

— Спасибо передай мамуле. Хорошая она у тебя. Только не переводи пожалуйста разговор. Я же волнуюсь, Насть. Расскажи все поподробнее. Как у вас?

— Да ничего…

— Ох, что-то темнишь.

— Да нет…

— У меня Кира была.

— И что? — у меня начинает кружиться голова.

— Да ничего… Мне показалось, она что-то скрывала. Была у тебя. Сказала приболела ты. Я начала расспрашивать, она осеклась, тоже вилять стала. Что-то случилось, я же чувствую…

Конечно же, Вера мастер вытягивать информацию. Расплакавшись, признаюсь, что стану скоро мамой.

— От босса? Ребенок? Ох, ну ничего себе! Ты ему уже сказала?

— Нет, — мотаю головой.

— Почему? Скрывать решила? Неправильно это, Насть. Он знать должен. Да и не такой Герман, чтобы от ответственности бегать.

— Я хотела… Вчера. Он меня на обед повез. Но его мама внезапно появилась. Она меня терпеть не может.

— Открою тебе большой секрет — Антонина Григорьевна всех терпеть не может, — кривится Вера. — Сколько она мне крови попила — не представляешь. А уж мужу своему, этому милейшему человеку, Александру Петровичу, моему любимому шефу, с которым мы много лет отработали душа в душу — всю плешь проела! Он же от нее в Прованс сбежал! Купил втайне виноградник… Развестись хотел… Ты знаешь… он ведь меня звал туда, с собой.

— Куда?

— Во Францию…

— А ты?

— Сказала, что пусть разведется сначала.

— А он?

— Да разве эта мегера допустит?

— Она знала? Что он тебя звал?

— Нет конечно. Мы скрывали наши… нашу симпатию. У нас ничего не было. Просто очень, очень хорошие отношения. Но знаешь, иногда это больше чем супружество. Я ведь его с полуслова понимала.

— Судя по тому, что через неделю торжество, юбилей, и я иду туда, Александр Петрович вернулся из Прованса. Потому что Герман ничего не говорил о загранпаспортах… — говорю задумчиво.

— Самойлов пригласил тебя на юбилей отца? — радостно восклицает Вера.

— Да… Пригласил, — вздыхаю. — Лучше бы этого не было.

— Почему? Почему ты такая пессимистичная? Не понимаю!

— Это долгая история. Антонина Григорьевна хочет, чтобы ее сын женился на Вике Фроловой. Поэтому Герман не придумал ничего лучше, как снова заставить меня играть роль. На этот раз — его невесты. Он не воспринимает меня всерьез, разве не ясно? Я для него — наемная работница, актриса, кто угодно…

— Ох, Настен, и ты расстроилась, да? И правда, что-то он заигрался. Про Вику я знаю. Уверена, что у этой хитрой Фроловой есть какой-то компромат на Антонину. Иначе она бы так не старалась. Этой женщине никто не нравится. А уж тем более такие же змеи, как она сама. В этом я убеждена. Ничего, Настен, выше нос, прорвемся. Я тоже буду на этом вечере.

— Ты? Но как? — восклицаю удивленно.

— Меня через два дня выписывают. Гипс не снимут, конечно… Да и плевать. Длинное вечернее платье, и я буду блистать.

— Я так рада, — обнимаю Веру. — Очень рада, что ты тоже будешь там…

— Я тебя поддержу. Ты должна сказать Герману, что он станет отцом.

— Нет. Я не хочу… Я приняла решение уволиться. Он… я не представляю, как он себя поведет…

— А я уверена, что раз он уже тебя взял в невесты, то тут вообще, узнав такое — сразу и женится.

— Нет, дорогая… я взрослая девочка и в сказки давно не верю, прости.

— Вот и зря. В сказки надо верить!

Последующие дни на работе, к моему облегчению, мы почти не видимся с боссом, потому что он все время отсутствует. Пропадает на каких-то совещаниях, в коротких командировках. За всю неделю пересеклись от силы пару раз, так что мой страх, что придётся постоянно играть роль невесты — не оправдался, к моему огромному облегчению.

Правда, одна из стычек с боссом была крайне болезненной и от воспоминания о ней у меня до сих пор горят уши.

Я настолько погрузилась в размышления о том, как буду жить с малышом дальше, когда оставлю позади Самойлова, что не заметила, как он вошел в приемную. Из грез меня вырвал уже довольно раздраженный окрик:

— Анастасия!

Подпрыгнув на стуле, резко выпрямляюсь, перевожу взгляд на босса.

— Зайдите ко мне.

Тон Германа явно не обещает ничего хорошего, на негнущихся от страха ногах прохожу вслед за ним в кабинет.

— Что с тобой происходит? — начинает отчитывать меня босс. — Неужели наш уговор так действует на тебя?

— Ч что?.. Что я сделала не так? — спрашиваю в панике.

Самойлов жестом указывает мне на стул.

— Последний отчет похож на бред первоклассника. Идиотские ошибки, опечатки. Сленг! Хорошо, что я заглянул в него и не подписал! Такое впечатление, будто ты сидела за компьютером в полубессознательном состоянии. Честно говоря, я бы не удивился.

— Простите ради бога… Мне так стыдно.

— Это я вижу. Но меня волнует причина. Ты хотела навредить фирме, которая и так едва на плаву держится? Или лично мне?

— Нет! — вскакиваю на ноги. — Я не хотела ничего портить! Я сейчас все исправлю… Просто… я не очень хорошо себя чувствую в эти дни…

— Готовишься откосить от мероприятия? — прищуривается босс. — В этом твой план? Сделать меня посмешищем перед партнерами?

— Нет конечно! Еще раз простите… Я… мне лучше освободить занимаемую должность.

— Да, пожалуй, — вздыхает Герман.

— Прямо сейчас?

— Нет. После юбилея отца. Раз уж тебе настолько невыносимо работать со мной… Но на оставшиеся дни придется попросить кого-нибудь помочь тебе.

— Фролову? — спрашиваю горько.

— А что? Есть возражения?

— Нет… — мотаю головой.

Теперь можно вздыхать с облегчением. Сама не понимаю как, но мне удалось отвертеться от ненавистной должности. Вот только радости не испытываю. И перед Верой неловко. Ведь я ей пообещала…

– Я распечатал и подчеркнул ошибки в твоем шедевре, — протягивает мне лист Герман.