Ребро жестокости

Спустя минуту Панчо, лёжа на асфальте, видит нервную озабоченность прохожих ног, некоторые спешат прочь, другие останавливаются, достают мобильные телефоны. Какая-то женщина звонит в скорую, остальные молча снимают сцену преступления на видео. К Панчо быстро приближается человек в чёрной сутане, присаживается на одно колено, склоняется над ним, приподнимает его голову и осторожно смачивает минералкой его пересохшие губы.

– Отец, отец, Вы мне нужны были, вас послал мне Бог, скажите, ведь у вас есть виатик? – слова даются Панчо с трудом. – Только скажите, что есть, умоляю Вас, ведь, кажется, уходит моё время на этой земле.

– Успокойся, сын мой, я слушаю тебя. Доверься Господу, он отпустит тебе время для исповеди.

Молодой священник открывает свой чемоданчик, Панчо вздыхает с облегчением, он видит аккуратно разложенные по специальным секциям просвиры, бутылочку с елеем. Священник складывает ладони в молитве:

– Мир Господа да пребудет с тобой.

– Аминь, – говорит Панчо, морщась от боли.

Молодой священник окропляет высокий лоб Лысого Панчо святой водой.

– Пусть оживёт в тебе, сын мой, благодаря этой святой воде воспоминание о таинстве крещения Господня и о распятом за нас и наши грехи Спасителе.

Из глаз Лысого Панчо катятся крупные слёзы, слёзы раскаяния, он ищет руку молодого священника своей рукой.

– Меня зовут Панчо Фуэрте. Я убивал людей, отец. Убивал сам и заказывал убийства мужчин, женщин и детей, – наконец, выговаривает он.

– Что ты сказал?! – вскрикивает отшатнувшийся от него в ужасе священник. – Твоё имя Панчо Фуэрте? Так это ты, несчастный, оставил меня круглым сиротой и пустил по миру, когда мне не было ещё и пяти лет!

– Простите меня великодушно, отец мой, ибо не ведал я, что творим мы, – лихорадочно шепчет Панчо, но священник уже не слушает его, погрузившись в мрачное раздумье. Кажется, он колеблется между чувством долга и обуревающими его эмоциями.

– Вот что, Панчо Фуэрте, я не могу дать тебе отпущения твоих грехов, – наконец, говорит он. – И простить тоже не могу. Бог простит.

Он захлопывает свой чемоданчик и поспешно уходит, сливаясь с фланирующей воскресной толпой, скрывается из вида за углом. В это время раздаётся пронзительная сирена кареты скорой помощи. Женщина, вызвавшая врачей, выходит из обступившей Панчо толпы и наклоняется над ним. В его воспалённом сознании черты её смуглого лица принимают образ святейшей Марии Гваделупской. Он просит её позвать священника, другого священника, потом он умоляет её саму дать ему прощение. Врачи пробиваются сквозь толпу зевак, но у них не останется времени на оказание первой помощи. Они смогут только констатировать смерть жертвы нападения от летального повреждения внутренних органов.

Внуки Лысого Панчо продолжают играть на площадке, потому что не видят, что происходит на променаде набережной. Морские волны бьются о берег и детские крики тонут в шуме прибоя. Панчо уже забыл про исповедь, он думает о том, как хорошо умирать на улицах родного города.

Шестнадцатая глава. ПОБЕГ ОТ КАРМЫ

«Любой, кто возложит на меня свою руку, чтобы править мной

является узурпатором и тираном. Я объявляю его своим врагом»

Пьер-Жозеф Прудон [23]

23

Цит. по конверту миньона "Zounds! You Can't Cheat Karma" (EP, 1980, Crass Records) рок-группы "Zounds”.

Монтесуме самому до конца не верилось в собственные безумные мечты. Здесь он не просто мотал свой срок на строгаче – эта тюрьма «максимально строгого режима» считалась самой надёжной в стране. Зелёная зона вокруг выхода переходила в оранжевую за ограждением, где на вышках терпеливо дожидались движущихся мишеней хладнокровные вертухаи со снайперскими винтовками. Оранжевая зона в свою очередь граничила с высокотехнологичной, автоматизированной красной зоной, сквозь которую без следа не просочится и бесплотный призрак. Именно поэтому всех самых опасных преступников, которых мексиканское государство не смогло пока экстрадировать на север, оно содержало здесь. Если Монтесуме удастся сбежать из этого неприступного бастиона пенитенциарной системы карающего государства, он покажет всему миру чего стоит воля одного человека к свободе.

Друзья его сына, женатая пара, приобрели участок в паре километров от тюрьмы и щедро оплатили срочную постройку небольшого фермерского домика, которому суждено было впоследствии распахнуть ворота на волю перед беглецом. На подготовку побега Монтесумы ушли месяцы кропотливой работы команды, собранной Апрелем. Привлечены были ведущие инженеры, геологи, топографы, архитекторы и программисты. В первую очередь, проект тоннеля должен был оказаться удачным благодаря активному использованию спутниковых систем навигации, без них подвести его под конкретную душевую кабинку было бы фактически невозможно.

Но Монтесу всё равно не верилось до самого конца намеченного предприятия. Он смог наладить каналы тайной связи, и время от времени получал информацию о ходе работ, то в виде зашифрованных сообщений, то в виде полунамёков. Надежда крепла, но вместе с ней росли одолевавшие его сомнения – где может крыться роковая ошибка, что может пойти не так, кто может внезапно вмешаться и раскрыть план побега? То, что его разместили на первом этаже, а не на втором – уже само по себе чудовищное везение, если только об этом не похлопотал Апрель. Ведь под второй этаж не подведёшь никакой, самый хитроумный подкоп, думал он. А в это время, глубоко под землёй, отважные рудокопы, ведомые сигналами с орбиты, не опускали своих заступов день и ночь, работая посменно, пробивая путь сквозь сырую толщу осадочного слоя земной коры. От порододробильной техники, использовавшейся на раннем этапе работ, типа электробуров, приходилось отказываться по мере продвижения к зловещему сердцу тюрьмы. Казалось, под землёй, как и на поверхности, её территория так же была разделена на специальные зоны с нарастающим усилением контроля. Своим мифическим побегом он оставит грядущим поколениям великое сказание о том, на какие чудеса способна сознательная воля личности, помноженная на усилия коллективного разума друзей и единомышленников. Он докажет на фактах, что никому из нас не суждено носить колодку рабства на шее, до тех пор пока мы сами не сломлены и не согласились на неё внутри себя.

Ожидание имеет свойство тоже порой становиться мучительным в зависимости от игры сомнений и нетерпения в душе заключённого. Время то тянется, то летит, дни и ночи обретают причудливую амплитуду. Подземные инженеры тем временем тянули линию труб воздухоснабжения тоннеля из проверенной марки поливинилхлорида, от входа до выхода, вдоль узкоколейной ветки, проводили испытания вентиляционной системы, закачивали кислород из сети равномерно размещённых баллонов, откачивали углекислый газ через фильтры очистки. Так прошло почти полтора года. Монтесума ждал, сомневался, но продолжал надеяться. Он не мог в точности знать о том, что проект находится на стадии завершения, но по ночам ему чудилось копошение невидимых землекопов глубоко под полом. Именно в те ночи они действительно выдалбливали ступени для спуска в тоннель из лаза под его камерой. Оставалось расковырять двенадцать сантиметров бетона непосредственно под душевой.

Поначалу, раз в неделю к нему в камеру приходил штатный психолог, задававший идиотские вопросы, чтобы залезть поглубже к нему в душу, вытащить на свет «подавленного», как он говорил, «эмбриона законопослушного гражданина» или же выведать его самые сокровенные мысли и планы. Поначалу этот самодовольный господин забавлял Монтеса, но, чем больше времени он проводил в одиночном заключении, тем более и более неуместными ему начинали казаться эти визиты. Настал момент, когда душеспасительные беседы психолога, его наивные методы промывания мозгов, уже раздражали его до такой степени, что он чувствовал непреодолимую тягу растерзать его на части голыми руками, загрызть зубами, всякий раз, когда тот напыщенно произносил свои заученные фразы о социальной реабилитации или заводил россказни о «раскаявшихся» мафиози, которые, по его информации, обрели беззаботную и счастливую, жизнь. Когда подвернулся случай, Монтес не преминул сообщить психологу о том, что время от времени испытывает в его присутствии подобные позывы. К его вящему облегчению, визиты психолога прекратились сразу же после этого признания.

Вся его жизнь сейчас протекала под линзой видеокамеры, на глазах у недремлющего наблюдателя из службы охраны. Приходилось контролировать каждое своё движение, каждый мускул своего лица, нельзя было допускать каких-либо отклонений от обычного поведения узника одиночной камеры. Если он вставал, чтобы пройтись, то не чаще, чем обычно вскакивают остальные заключённые, чтобы нервно посеменить по камере, через строго отсчитанные интервалы. Поэтому, когда настала, наконец, долгожданная минута намеченного побега, он выждал какое-то время, прежде чем подойти к душу с рубашкой в руке, якобы для того чтобы простирнуть её, как это обычно здесь делалось. Но как только он шагнул за незримую границу, отделявшую его изображение на экране от «слепого угла» линзы, где оно пропадало, все его движения вдруг обрели лихорадочный и нервный оттенок. Включив воду и присев на корточки за перегородкой, он сосредоточенно простукивал костяшками пальцев цементный пол, до тех пор, пока не отыскал гулкий отзыв полого пространства. Выскребая ногтями мокрый цемент, он ловко подцепил и приподнял плиту, это был искусно выпиленный люк. В лицо ему дохнуло сырым воздухом подземелья. Уходившая глубоко вниз вертикальная скважина с приставленной к ней деревянной лестницей вела в ход, освещённый слабо мерцающим электрическим светом. Он завалил за собой лаз плитой, быстро слез по лестнице и стал бегом спускаться в нижнюю галерею по выдолбленным в породе ступеням, разбивая по пути лампочки поднятым с земли булыжником. Так он вышел к горизонтальному гроту с убегающими вдаль путями узкоколейки. Последние недели он тренировался и готовился к кроссу, но, на дне он обнаружил приятный сюрприз от своих друзей – припаркованный рядом с брошенной вагонеткой мотоцикл с ключом зажигания в замке. Он вскочил в седло, включил ногой передачу, повернул ручку управления. Из–под колёс прыснуло комьями грязи. Спустя мгновение одинокий беглец растворился в сыром мареве тоннеля. Когда он трогался с места, охранник ещё не успел заметить аномалий в наблюдаемой камере – заключённый, по идее, мылся и стирал вещи в душевой, которая была вне поля зрения видеокамеры. На это всегда уходило несколько минут.