Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Цветаева? Это та, которая такие стихи пишет! без глаголов… «Он ее»… И не догадаешься, в чем дело. Пишет, может быть, и плохо, но, знаете ли, — смело…

Так создается популярность. И потому там, где рядовой читатель только пожимает плечами и неуверенно говорит:

— Не понимаю, но раз все восторгаются, несомненно, что-то есть…

Слыша это, хочется сказать ему:

— Не бойся, друг, сметь свое суждение иметь. [422] Прекрасная вещь всегда прекрасна, без всяких пояснений и догадок. А в писаниях этих писателей нет ничего, кроме убогой пустоты, прикрытой такой убогой формой.

422

Перифраз реплики Молчалина из комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» (Действие 3, явление 3).

Известность писателя далеко не всегда соответствует его ценности. И при нашем литературном богатстве, мы не только можем, но и должны от времени до времени делать уборку и сбрасывать то, что не литература.

М. Гофман О «Верстах» и о прочем <Отрывки> {120}

Вышел второй номер «Верст». О первом номере этого журнала так много говорили и писали, вокруг него создавалось столько легенд, слухов и сплетен, [423] что трудно вполне беспристрастно писать о «Верстах». Будем, однако, справедливы и признаем, что вторая книжка «Верст» составлена гораздо интереснее и содержательнее первой.

423

См. статьи И.Бунина «Версты» (№ 1), В.Злобина «Версты» (№ 1), З.Гиппиус «О „Верстах“ и о прочем», отрывки из которых помещены в настоящем издании.

Интереснее, прежде всего, литературно-художественный отдел, заключающий в себе псевдогреческую трагедию Марины Цветаевой «Тезей» (первая книжка открывалась также М.Цветаевой — ее поэмой «Гора»), отрывки из романов А.Веселого «Восстание», Ю.Тынянова «Кюхля» («Конец») и Андрея Белого «Москва под ударом», и документы — под громким именем «Россия», за подписью Алексея Ремизова.

В трагедии Марины Цветаевой много удачных и сильных мест (хороша сцена Тезея с Ариадной, прекрасна сцена Тезея с невидимым Вакхом), гораздо слабее хоровые партии; досадно очень частое и утомительное употребление одного и того же размера, для правильного чтения которого автор должен был сделать пояснение: с перерывом между первым и вторым слогом («т. е. (!), — говорит Марина Цветаева, — равная ударяемость первого и второго слога»); размер этот поэт употребляет очень искусственно, насильно разрывая один слог от другого, по типу:

Бой—цу-быкоборцу —

такое совпадение метрических ударений с логическими, как в стихе:

Роз, лавры вершин —

встречается очень редко, между тем как только такие стихи и законны для данного размера. <…>

Я читал и перечитывал обе книжки «Верст» с целью найти какие-нибудь следы большевизма или сменовеховства, в которых так упрекали новый журнал, [424] и, несмотря на всю внимательность медленного чтения, ничего не мог найти. Журнал имеет очень определенную физиономию, но не сменовеховскую, а евразийскую, смешивать же евразийство со сменовеховством или наивно, или недобросовестно.

424

См., например, статью З.Гиппиус «О „Верстах“ и о прочем», отрывки из которой помещены в настоящем издании.

На походе, ожесточенном походе, открытом парижскими писателями и критиками (только парижскими) против «Верст», стоит несколько остановиться, ибо в этой литературной войне допускались такие нелитературные средства и приемы, которые не могут быть допущены в литературной критике: литературных противников и соперников побивали в глазах публики тем, что объявляли их большевиками и сменовеховцами. Поход был начат И.Буниным, но на его критике не хочется останавливаться, ибо для него большевизм — всякая перепечатка советской литературы (чем занимаются, однако, все эмигрантские издания) и все, что напечатано по новой (или, по Бунину, заборной [425] ) орфографии. Не так наивна Зинаида Гиппиус — Антон Крайний. Антону Крайнему показалось недостаточным прямое нападение на «Версты» выдерганными цитатами (после чего он говорит о том, что добросовестно привел все содержание «Верст»): в последней книжке «Голоса минувшего на чужой стороне» (вышедшей в октябре) Антон Крайний нападает на «Версты» через голову «Благонамеренного» (последняя книжка которого вышла в марте 1926 года).

425

В статье «Записная книжка» (Возрождение. 1926. № 513, 28 октября. С. 3–4) Бунин отметил: «Невежда и хам ни с того ни с сего объявил заборную орфографию: опять покоряйся, пиши по ней! Я отвечаю: не могу, не хочу — уже хотя бы потому, что по ней написано за эти десять лет все самое низкое, подлое, злое, лживое, что только есть на земле». Это высказывание Бунина задело М.Гофмана, который сразу же на страницах «Последних новостей» опубликовал открытое письмо писателю, вызванное обидой «за память людей, подобных Шахматову». Ответ Бунина не замедлил появиться. В письме в редакцию «Возрождения» («О новой орфографии». 1926. № 522, 6 ноября. С. 3) он конкретизирует свою точку зрения: «Он [Гофман] дивится, что я назвал орфографию, истинно „хамски“ навязанную России большевиками, заборной. Но как же она не заборная, когда именно забор и в точном и в переносном смысле этого слова так долго служил ей?» (Подробнее см. текст и комментарии к нему: Бунин И.А. Публицистика 1918–1953 годов. Москва: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. С. 228, 232, 559–563).

«Благонамеренный» издавался очень молодым и талантливым поэтом князем Д.А.Шаховским, подававшим большие надежды (стихи его отличались исключительной для нашего времени прозрачностью, невесомостью стиха). Говорю подававшим, в прошедшем времени, потому что летом прошлого года князь Шаховской ушел в монастырь. Неискушенный в литературных дрязгах, идеалист и мечтатель, набожный и тихий Шаховской задумал основать исключительно литературный журнал (журнал «Литературной культуры»). Первая книжка его «Благонамеренного» вышла в январе прошлого года, оказалась очень хорошо составленной и встретила во всей русской эмигрантской критике единодушно-благожелательный прием. [426] Журнал имел совершенно определенный, никем не оспариваемый успех. Не то произошло со второй книжкой «Благонамеренного», вышедшей в марте. Прошлый сезон прошел под знаком Марины Цветаевой: об этом бесспорно талантливом поэте кричали во всех поэтических кабаре и превозносили ее выше всякой меры и не по заслугам. Во второй книжке своего журнала князь Шаховской отвел много места Марине Цветаевой — и похвалам ей, и ее собственным писаниям. В одной своей статье, очень остроумной и убедительной, Марина Цветаева, рядом цитат, обнаружила невежество присяжного литературного обозревателя «Звена» — Георгия Адамовича. Этого достаточно было, чтобы парижские критики обрушились на Шаховского [427] и Марину Цветаеву (а после доклада Святополк-Мирского, в котором он задел некоторых из сильных мира литературного, и на Святополк-Мирского [428] ). Шаховской не выдержал этой травли и замолчал. Летом, повторяю, он ушел в монастырь и, таким образом, теперь находится не среди нас и не может отвечать, какие бы клеветы ни распространялись о нем.

426

См. статью Н.Мельниковой-Папоушковой «О „Благонамеренном“», отрывки из которой помещены в настоящем издании.

427

В статье «Мертвый дух» Гиппиус писала о Шаховском: «Что — он? Даже не орудие — веревочка, которая в хозяйстве годится. Его прирожденно-старого всякий вяжет и ведет куда хочет».

428

5 апреля 1926 г. в помещении Союза молодых поэтов и писателей Д.Святополк-Мирский прочел лекцию «Культура смерти в русской литературе». На нее сразу же откликнулись Г.Адамович «Литературные беседы. Лекция кн. Святополк-Мирского» (Звено. 1926. № 169. С. 1–2), М.Цетлин «О литературном консерватизме и князе Д.Святополк-Мирском» (Последние новости. 1926. 8 июля) и др. В письме к Б.Пастернаку от 10 июля М.Цветаева сообщила: «Его сейчас пресса дружно дерет на части за тебя и меня» (СС. Т. 6. С. 265).

И вот, в октябрьской книжке «Голоса минувшего», Антон Крайний вспомнил о благонамереннейшем «Благонамеренном» и посвятил ему статью под названием «Мертвый дух». Подлинно, мертвым духом веет от этой статьи. Критики, литературной критики, нет и в помине в ней, зато прием «чтения в сердцах» развит здесь до своего последнего, крайнего предела. И нужно сознаться, плохо, очень плохо читает в сердцах Антон Крайний, если он мог увидеть в «Благонамеренном» отражение «эстето-сменовеховского движения со всеми его характерными особенностями». Антон Крайний пишет о «Благонамеренном», только о «Благонамеренном», но прозревает в нем «Версты» («Версты» в его восприятии) и то «эстето-сменовеховское движение», на которое не было и намека в «Благонамеренном». Антон Крайний пишет о «Благонамеренном», а имеет в виду «Версты» и кончает свою статью убийственным для «Верст» постскриптумом: «Эта статья была уже написана, когда, вместо (?) 3 номера „Благонамеренного“, вышел журнал „Версты“ — орган „эстетической“ группы, руководимой г. Святополком — под его же редакторством. Содержание нового журнала с такой определенностью, до мельчайших деталей, подтвердило все, мною об этой группе сказанное (курсив мой. — М.Г.), что ныне и сомневавшиеся уже не сомневаются: данная группа идет к соединению не с Россией и не с русской литературой, а с Советами: то есть идет против России и против свободного искусства». Каким изумительным пророком оказался Антон Крайний и какой убедительной силой должно звучать каждое слово его пророчества! Сила убеждения была бы еще больше, если бы Антон Крайний вычеркнул в начале статьи следующие строки: «Но лубочен-то был „патриотизм“, а также „эстетизм“, под прикрытием которых г. Святополк проводил в эти журналы рецензии весьма определенного духа. Ныне его деятельность расширяется. У него уже свой орган (курсив мой. — М.Г.) и группа „помогающих“, „сочувственников“. Приобрести журнал маленького Шаховского ничего не стоило (курсив мой. — М.Г.)…»

Антон Крайний не остался в одиночестве (иначе можно было бы из уважения к его литературному имени забыть о таких литературных приемах), и у него нашлось много подражателей. Дальше всех пошел В.Злобин, поместивший в новом «Новом доме» критическую статью, [429] в которой находятся такие выражения: «…Показались бы уместными… Ремизов с некрофильским влечением к Розанову, с которым он, воистину, как с мертвым телом, делает, что хочет. О Марине Цветаевой нечего говорить. Она-то, во всяком случае, на своем месте. (Выше „критик“ говорит о том, что над „Верстами“, в которых участвует Марина Цветаева, надо повесить красный фонарь. — М.Г.). И как ей, в ее положении (?), не вздыхать, что мы в этот мир являемся „небожителями“, а не „простолюдинами“ любви, т. е. больше идеалистами, чем практиками…» И в подтверждение своих слов «критик» приводит цитату из поэмы М.Цветаевой «Гора», делая такой пропуск, который совершенно искажает ее смысл… Удивительно ли, что, как утверждает парижская молва, защитники Марины Цветаевой побили кого-то из причастных к «Новому дому»?

429

См. ее в настоящем издании.

Поведение князя Святополк-Мирского и других руководителей «Верст» (А.Ремизова, П.П.Сувчинского, Марины Цветаевой, Льва Шестова и С.Я.Эфрона) было очень благородно, и они никак не отозвались на такую «литературную» кампанию; благородны и достойны уважения и заключительные строки P. S. к статье «Веяние смерти в предреволюционной литературе»: «В свои лучшие годы (двадцать и больше лет тому назад) Антон Крайний был как раз несравненно зорок на различие подлинного от производного и отменного от второсортного. Обличения нынешнего Антона Крайнего меня только вчуже огорчают, но если бы они исходили от прежнего Антона Крайнего, я бы мог на них ответить только: „Бей меня, но научи“». [430] — И это все, что сказал Святополк-Мирский о новых литературных приемах, проникающих в современную критику.

430

Статья была опубликована в ж. «Версты». 1927. № 2. С. 247–254.

А. Амфитеатров Записная книжка <Отрывки> {121}

Два стиха Марины Цветаевой:

Так — государыням руку,Мертвым — так, [431] —

увенчаны ныне едва ли не такою же знаменитостью, как некогда брюсовское:

— О, закрой свои бледные ноги!..

Дерзание Марины Цветаевой ярче брюсовского.

У Брюсова — что же? И сказуемое на месте, и подлежащее подразумевается. Предложение крепко, как самодержавие в XIX веке. Но Марина Цветаева творит советски смело и прекрасно. Октябрьская революция в синтаксисе. Подлежащее, как Романовых, — на убой, в Екатеринбург. Сказуемое, как буржуазную интеллигенцию, — за границу.

431

Из «Поэмы Конца».

Великая Марина уже создала «школу». Подражателей — несть числа. [432] И пишут они, пишут!

Белой горячки вздоры,Мыслей и слов кавардак,В надписях ярких заборы:Так, распротак, так, так!!!

А несчастное на Руси это имя — Марина. Начиная с былинной Маринки-Еретницы, которую богатырь Добрыня Никитич так свирепо наказал за колдовские проделки и грязную связь со Змеем Горыничем, все исторические русские Марины были — либо превредные существа, либо им ужасно не везло в жизни. А некоторым выпали на долю оба эти жребия. Наиболее яркий пример: Марина Мнишек, неудачная русская царица, супруга злополучного Дмитрия Первого, а потом — черт его знает, кто он был, — самозванца, назначенного в Дмитрии из Польши Сапегою и Рожинским. <…>

432

Среди поэтов, «подражающих» Цветаевой или находящихся под ее влиянием, были А.Гингер (см.: Зноско-Боровский Е. «Парижские поэты». Воля России. 1926. № 1; Елита-Вильчковский К. «Заметки о книгах». Бодрость. 1939, 18 июня), Д.Резников (См.: Ходасевич В. «Заметки о стихах». Дни. 1926, 14 марта), В.Андреев (См.: Ходасевич В. «Молодые поэты». Возрождение. 1928, 28 июля; Слоним М. «Литературный дневник». Воля России. 1928. № 7.), В.Лебедев (См.: Струве Г. «Заметки о стихах». Россия и славянство. 1929, 24 авг.), Ю.Иваск (Бем А. «Письма о литературе». Меч. 1938, 12 июня), Несмелов А. (критик, скрывшийся за инициалами Н.З. Чураевка. 1934, октябрь), Н.Снесарева-Казакова (См.: Пильский П. «Книга». Сегодня. 1929, 28 сент.), М. Комиссарова (См.: Пильский П. «Клочки на ветру». Сегодня. 1927, 27 июля) и др.