Рецепт идеальной мечты

– Одну минуту, сэр.

Телефонная музыка. Она играет в трубке долго, очень долго. Бесконечно долго. Спятить можно.

– Сэр, – в голосе Пьера звучит вежливый лед, – хозяйка сейчас занята. Очень занята.

– Когда она освободится? – довольно грубо спрашивает Полуянов.

– Попробуйте позвонить на будущей неделе. – Пауза, и Пьер добавляет, как кажется Диме, с ликующей издевкой:

– Сэр.

– Спасибо. Большое спасибо. Сэр.

* * *

Дима побродил по номеру мотеля.

Два шага – упираешься в стену.

Два шага назад – натыкаешься на кровать.

Никакого простора для мыслительной деятельности.

Журналист с досадой бросился ничком на постель.

Достал из тумбочки большой блокнот с желтыми страницами, авторучку.

Написал на первом листе: "Зачем она украла рукописи ?"

Подчеркнул жирной чертой.

"Давай, голова, думай!" – скомандовал сам себе.

"Вариант первый. Самый простой. Она – коллекционер. Она украла рукописи и книги для себя. Для своей коллекции".

Дима написал на листе: "Первое. Она – коллекционер".

"А зачем тогда ей понадобился профессор из Москвы? Этот филолог Васин? – подумал он. – Если она – коллекционер, она сама в книгах разбирается. При чем тогда тут Васин?.. Наверное, чтоб что-то перевести…

Описать рукописи… Составить справочный аппарат…

Или что там делают филологи?.."

Полуянов перевернулся на спину, посмотрел в потолок.

– Пола – собирательница, – произнес он вслух.

И добавил:

– Госпожа Шеви – коллекционер. – И еще раз:

– Коллекция миссис Полы Шеви.

Прислушался, задумался. Все это звучало нестерпимо фальшиво.

"Да можно ли представить, что Пола что-то собирает?

Пусть не книги и рукописи. Пусть хоть что-то. Фарфоровые безделушки, лягушек, картины, бабочек, фотографии…"

Журналист вспомнил абсолютно пустую гостиную в ее доме. Гостиная, а в ней – ничего, кроме моря в окнах и огня в камине. Ни картины на стенах. Ни одной фотографии. Ни единой безделушки на камине.

Потом Полуянов мысленно поднялся в ее спальню.

И там тоже ни украшения, ни фотографии, ни картины.

Ни следа никакой коллекции.

Очень красиво и очень пусто.

И нигде, во всем доме, – ни единой книги.

Вот-вот, именно. Нигде ни одной книги.

Может ли Пола – такой человек, как Пола, – быть коллекционером?

Да нет, черт возьми! Не похожа она на коллекционера.

По всей своей сути – не похожа. Неинтересно ей – насколько Дима сумел понять Полу – возиться с чем-то мертвым. С чем-то застылым, омертвелым, ушедшим.

А коллекционирование, собирание – суть занятие мертвое. Но Пола – она другая. Она живая. Очень живая.

Дима вскочил с постели и еще пару раз прошелся по тесному номеру – натыкаясь то на кровать, то на стену Затем бросился навзничь на ложе. Потолок был свеже побелен, однако в углу у карниза затаились крошечные лохмотья паутины.

"Может, – подумалось ему, – она украла эти книги, чтобы потом их перепродать? Сделать на этом свой бизнес? Перепродать другому человеку? Настоящему коллекционеру?"

Журналист перевернулся на живот и записал в блокнот:

"Второе. Перепродажа. Нажива".

Есть ведь настоящие книжные коллекционеры. Их мало, но они есть. Те, кто десятки, сотни тысяч готов заплатить за какую-нибудь "Библию" Гутенберга. Наш профессор Красовский с журфака, говорят, регулярно прочесывает букинистические магазины в поисках редкостей.

Но… Дима усмехнулся. Страшно узок круг коллекционеров-книжников. Страшно далеки они от народа.

Их, наверное, в десятки раз меньше, чем собирателей картин.

Манускрипт – это не Ван Гог или Моне. Картину какой-нибудь арабский шейх может повесить в спальне.

Услаждаться с любимой женой и кайфовать, что делает это в сени подлинных "Кувшинок" или "Подсолнухов".

А вот книжки – тем более русские! – эмирам ни к чему И второе: много ли могла заработать Пола на воровстве и перепродаже книг? Посчитаем. Человеку из библиотеки, то есть наводчику – заплатить надо. Тому, кто книжки за кордон переправлял, – тоже. Профессору этому, Васину, непонятно зачем сидящему в Полиных владениях, – опять-таки плати… А велик ли навар? Ну, сто тысяч долларов. Ну, может, пятьсот. Для обычного человека – неплохо. Но для Полы, которая полжизни ворочала миллионами, – жидковато.

Тогда что остается? Зачем миссис Шеви затеяла всю эту историю с похищением книг?

Дима перевернулся на спину на широкой кровати и крепко задумался.

* * *

– Пьер, прошу тебя: для этого русского меня нет. Никогда.

– Слушаю, мэм. С удовольствием, мэм.

– Меня не интересует, Пьер, черт побери, твое удовольствие! И мнение твое не интересует.

– Да, мэм. Я понял вас, мэм.

* * *

"Пола, – подумал Дима, – русская. Пусть на четверть, но – русская. Шевелева. И в России несколько раз побывала.

Зачем? Может, она что-то у нас искала? Может, дед ее, русский эмигрант Шевелев, – что-то знал ? Может, в нашем архиве имелось что-то, известное ему, но неведомое отечественным филологам? Не описанное ими, не обнаруженное, затерянное?

Возможно ли такое? – спросил себя Дима. И сам себе ответил:

– Маловероятно, но вполне возможно. Бог его знает, какие редкости таятся под спудом в наших библиотеках.

Но что именно нашла Пола?"

Дима вскочил с кровати. Ему казалось, что он подошел к разгадке вплотную.

"Может, очень ценные, но не известные никому, не читанные никем рукописи?

Например?

Например, десятую главу "Онегина". Или – потаенный пушкинский дневник, тот, что он вроде бы сжег в.

Михайловском после декабристского восстания.

А на деле – не сжег. И его упустили все архивисты-пушкинисты. А Пола – точнее, те, кто на нее работает, – эту рукопись нашла.

Может такое быть? Н-да… Крайне маловероятно. Все бумажки, что имели любое, хотя бы самое отдаленное отношение к "солнцу русской поэзии", прошерстили, просмотрели, рентгеном просветили…