Рецепт от Фрейда
Шрифт:
– Значит, теперь в квартире Анастасии живет сын с семьей?
– Верно, – кивнула Галина Федоровна. – Как же Наталья мечтала заполучить эту жилплощадь – вы даже представить себе не можете! Данька все пытался убедить мать разменять квартиру, но как разменять-то? Она однокомнатная, а Наташка хотела отдельную жилплощадь, барыня!
– Они вместе жили?
– Не-е-ет, что вы! Настенька не возражала, но хабалка эта, Наташка, не соглашалась жить со свекровью. Поэтому они снимали квартиру. Данькиной зарплаты еле-еле хватало на то, чтобы сводить концы с концами, поэтому они постоянно третировали
С одной стороны, картина вроде бы вырисовывалась: все погибшие при пожаре занимали чересчур много места. С другой – не хотелось верить в то, что гибель трех пациентов была спланированной акцией. Такой цинизм казался невероятным, и Любавин надеялся, что если уж госпитализация и была предусмотрена заранее, то пожар, по крайней мере, произошел случайно!
Парень выглядел жалким и несчастным, но Иван не обманывался насчет заключенных: все они «невинно осужденные» люди, воспринимающие каждого посетителя как шанс просочиться на свободу. Годами они сидят за решеткой и строчат апелляции. Адвокатам своим они давно надоели, и те с неохотой приходят, чтобы в очередной раз «выполнить свой долг», понимая, что надежды на пересмотр дела нет.
Думитру, или попросту Дмитрий Брагиш, смотрел в ледяные глаза незнакомого следователя, не зная, радоваться ему или огорчаться. У Дмитрия имелись основания скорее опасаться, нежели надеяться – в конце концов, длинный шлейф правонарушений, тянувшийся за ним с самого Тирасполя, кое о чем говорил!
Тем не менее сидевший напротив человек действительно хотел знать, как к Брагишу попали те злополучные подсвечники. Возможно, он и в самом деле пытается разобраться в том, в чем не пожелали копаться пять следователей?
– Значит, говоришь, нашел подсвечники? – повторил за Дмитрием Паратов.
– Нашел, – буркнул тот, исподлобья глядя на собеседника и пытаясь угадать, верит тот ему или нет. – Целый мешок добра.
– А что еще в мешке было?
– Шуба, посуда какая-то…
– А цацки были?
– Цацки? – наморщил гладкий лоб Брагиш. – Не, цацек не было.
Получается, если парень говорит правду, драгоценностей Вероники Рощиной среди брошенной «добычи» не было? Значит ли это, что убийца, пожертвовав безделушками вроде шубы и подсвечников, не решился избавиться от дорогих украшений и оставил их себе?
– Где мешок-то нашли? – поинтересовался Иван.
– Там контейнер стоял.
– Где – там?
– Ну, у дороги.
– И что он там делал?
– Ну, мусор-то надо убирать, вот там контейнер и поставили, прямо у дороги, чтобы, значит, толстосумы… жители поселка то есть, свозили туда свои отходы.
– Понятно, – кивнул Иван. – Куда шубу дел?
– Я ее Мухе передал… Лотяну то есть.
– Это подельник твой?
– Да какой он подельник-то! Говорю же, и на суде говорил – никого мы не убивали, не грабили!
– Прям уж никого?
– Мы никогда мокрухой не баловались, не про нас это! Это тот мужик сделал, точно говорю!
– Какой такой мужик? – навострился Паратов.
– Ну, тот, что мешок выкинул.
Судя по протоколу допроса, ни о каком «мужике», выбросившем мешок
с вещами Рощиных, ни один из задержанных не говорил. Они утверждали, что нашли мешок в контейнере – и все.– А ты следователю о нем говорил? – спросил он Брагиша.
– Естественно! – развел руками сиделец. – И Муха… Лотяну то есть, тоже говорил, только он нас как будто не слышал. Сказал, дескать, мы придумали мужика, чтобы самим не отвечать по закону… А за что отвечать-то, если мы никого не убивали, не грабили?!
– Ладно-ладно, – поморщился Паратов, – заткни шарманку: «не убивали, не грабили»!
Брагиш насупился и замолчал. Тем не менее в его душе зародилась крошечная надежда: а вдруг этот следак не просто так интересуется? Может, есть шанс выбраться отсюда? Если так, то он, Думитру, сразу домой поедет – ни минуты в этом сыром Питере не останется! «Культурная столица», чтоб ее! Не нужна ему эта столица – к мамке поедет, она, поди, все глаза выплакала! А дома виноград, абрикосы…
– Описать сможешь?
– Что описать?
– Да не что, а кого! Мужика, который мешок сбросил?
– А-а… Ну, наверное, смогу. Правда, давно это было. А вот машину его я запомнил!
Неля вновь воспользовалась помощью Анюты, чтобы проникнуть в палату Рощина, и медсестра отвлекла постовую. Войдя, Неля увидела, что Макс стоит, опираясь руками о стену и подняв голову к крохотному зарешеченному окошку, через которое проникал в палату тусклый свет декабрьского утра. Обернувшись на звук открывающейся двери, Рощин не удержал равновесия и покачнулся, однако успел ухватиться за спинку своей койки. Неля сказала себе, что мышечная слабость – обычное явление после приема лошадиных доз антипсихотических препаратов.
– Как вы сегодня? – поинтересовалась она.
Выпрямившись во весь свой почти двухметровый рост, пациент окинул Нелю тяжелым взглядом.
– Кто вы?
Вопрос прозвучал как удар колокола, и у Нели буквально зазвенело в ушах. Все время, что Неля знала Макса, он не произнес ни звука, и она успела привыкнуть к такому положении вещей. Голос у скрипача оказался низким, под стать росту и телосложению, хотя в данный момент исключительная худоба Рощина бросалась в глаза, придавая ему изможденный вид. Впечатление усиливали и давно не стриженные волосы.
– Я… – растерянно начала Неля, пытаясь сформулировать короткий ответ и не находя нужных слов. – Я – доктор.
– Вижу, что не повар, – хмыкнул Макс, тяжело опускаясь на койку. – Это что, больница?
– Д-да, – пробормотала она. – «Синяя Горка».
– Что за дурацкое название! Вы же сказали, что вы доктор, так? Тогда говорите, почему я загремел в больницу!
– Вы ничего не помните? – уточнила Неля.
– Да что я должен помнить-то?!
– Спокойно, – вытянула руки вперед Неля. – Что последнее вы помните?
– Дурацкий вопрос! Что значит – последнее? Кстати, где тут у вас телефон?
– Телефона нет.
– В смысле – нет телефона? – не понял Макс. – Я нечасто бываю в больницах, но знаю, что там всегда есть телефоны. Что вы ерунду городите?! Мне срочно нужно позвонить – у меня, в конце концов, есть обязательства!
– Перед кем?
– Перед людьми! Это денежный вопрос, и я не собираюсь обсуждать его с вами…
– Какой сегодня день? – перебила Макса Неля.
– То есть?
– Какое число?