Редукция состояния

Несколько раз бывало так: ему кажется, что он проснулся, он встает с кровати, надевает тапочки и, протирая слипшиеся глаза, бредет на кухню, ожидая встретить на ней родителей. Но их нет ни там, ни в спальне, ни где-либо еще в квартире. Первоначальный интерес сменяется удивлением, удивление превращается в страх, и по монолитным стенам реальности, до этого выглядевшим устойчивыми и надежными, бегут первые ломаные линии трещин. Их сеть разрастается, стены крошатся, осыпаются, и на мальчика вновь набрасываются чудовища, преследовавшие его в сновидении.

Он подходит к кровати и замирает, вытянув руку. Стоит, не решаясь сдернуть одеяло с женщины, скрывающейся под ним.

Михаил вдыхает, но его грудь остается пустой. Воздух пресен и выхолощен. Ароматы специй, яичницы и кофе, доносившиеся из ресторана, запахи сухой травы и выброшенных на побережье водорослей – они выцвели и поблекли.

– Кто вы? – спрашивает он, но холодные объятия сжимают грудь, голос срывается, и он лишь жалобно сипит.

Над подушкой бабочкой вспархивает кисть с разноцветными ногтями. Следом показывается золотистый локон. Звучит томный сонный голос:

– Дорогой, что уже надо вставать? Давай еще чуть поваляемся? Что ты каждый день спозаранку гонишь меня на завтрак, будто никогда в жизни не ел ничего вкуснее пережаренных яиц и дешевых сосисок?

Край одеяла отгибается. На него смотрят два бирюзовых глаза. Загорелая блондинка, которую он раньше никогда не встречал, протягивает к нему руку и манит.

– Иди ко мне, мой тигренок. Твоя львица хочет откусить кусочек от твоего ушка? Ты же не будешь против?

У нее грудной, спокойный голос, от которого по рукам бегут мурашки, безупречное лицо, тонкие темные брови, в меру пухлые губы. Она полная противоположность его жены, невысокой шатенки.

– Кто вы? – Михаил пятится к балконной двери. – Что вы делаете в моем номере?

– Любимый, – по лицу блондинки пробегает тень. Ее губки сжимаются.

Она встает, и Михаил отворачивается. На ней никакой одежды, но кажется она нисколько не стесняется своей наготы.

– У тебя все хорошо? – Она направляется к нему, и он в панике выставляет перед собой ладонь.

– Стой! Больше ни шагу! Куда ты дела мою жену?

– Тигренок, – женщина вздыхает. – Что опять началось, да? Ты пил вчера свои таблетки?

– Какие таблетки! – Он пытается кричать, но он слишком сбит с толку и обескуражен чтобы злиться. – О чем вы, дамочка? Что здесь происходит? Где моя жена?!

– Так вот она, – блондинка откидывает с лица длинные волнистые волосы. – Стоит перед тобой. Я твоя жена. Любимый, давай…

Женщина подходит к столу под висящим на стене телевизором. Между двух перевернутых донышком вверх чашек и чайником открытая коробка с таблетками. Из нее выглядывает край блистерной упаковки. Коробка показывает язык, усыпанный вскрытыми гнойниками в том месте, где из фольги ранее выдавливали капсулы.

– … ты выпьешь свое лекарство, успокоишься и всё вспомнишь.

Длинный ноготок с дизайнерским маникюром, подобного которому никогда не было на пальцах Светланы Кокоричевой, ценительницы естественной и простой красоты, вонзается в упаковку. На ладонь блондинки падает продолговатая желтая капсула. Она протягивает ее Михаилу.

– Выпей, и мы спокойно поговорим.

– К черту! – Михаил хочет просто отвести от себя протянутую к нему руку, но движение выходит излишне резким.

Женщина вскрикивает, схватившись за запястье. Капсула отлетает куда-то в сторону кровати. Она часто моргает, в глазах появляется блеск.

– Любимый, за что ты так…

– Не называй меня этим словом! – кричит он. – Я не знаю, кто ты, но одно знаю точно – ты не моя жена.

Он хватает ее за плечи и принимается трясти. Ее голова мотается как у фарфоровой китайской куклы. По щеке скатывается крупная одинокая слеза. Женщина поджимает нижнюю губу и смотрит на него с любовью и нежностью.

– Признавайся! Что ты делаешь в этом номере, зачем притворяешься ей?

– Отпусти меня, пожалуйста, – шепчет она обреченно. – Ты делаешь мне больно.

Неожиданно на него снисходит озарение. Его разбирает совершенно неуместный смех. Он понимает, что выглядит окончательно и бесповоротно спятившим, но не может остановиться. Хлопает себя по ляжкам, сгибается и тяжело плюхается на диван. Незнакомая блондинка, назвавшаяся его женой, стоит, накручивая длинный локон на палец, и пристально следит за тем, как он вытирает взмокший лоб.

– Это розыгрыш, да? – спрашивает Михаил, когда истерический смех проходит. – Кто всё это подстроил? Димон? Или Жека? А камера? Камера где? В торшере? Наверняка она тут не одна. Я бы в рамку картины над кроватью поместил: обзор хороший будет.

– Ты меня пугаешь, Миша, – говорит блондинка. – Прекращай валять дурака, приходи в себя и вспоминай всё что позабыл.

– Ты хорошая актриса, – он несколько раз кивает, на лице трепыхается сморщенная улыбка. – Но, черт возьми, хватит уже ходить передо мной голой. Это неприлично. Видишь, я не клюнул на подставу, хватит ломать комедию.

Михаил оглядывает углы комнаты.

– Эй! Все! Выходите! Шутка удалась, живем дальше.

Женщина накидывает на плечи легкий халат, ежится, словно от холода, и садится в кресло с другой стороны стола. Вытряхнув из пачки длинную сигарету, прикуривает ее от лежавшей рядом зажигалки. Облачко сладковатого едкого дыма поднимается вверх и тянется к балкону.

Какое-то время она сидит молча, прижав ко лбу растопыренные пальцы и прикрыв глаза ладонью. Сигарета медленно тлеет, зажатая между средним и указательным. Затем блондинка неожиданно резко откидывает волосы, театрально закатив глаза, выдыхает и убирает ладонь от лица.

– Ты не представляешь, как я устала за эти полгода. Устала оберегать тебя, быть цербером, стерегущим твой душевный покой, оберегающим тебя от самого себя. В последний месяц у нас вроде наметился прогресс. Ты даже сказал, что собираешься вновь начать писать и уже придумал, как исправить содеянное тобой. Но стоило только пропустить один прием препарата, и всё вернулось. Ты опять погрузился в мир иллюзий и кошмаров. Поверь, это не розыгрыш, это не подстава. Просто ты немножко болен. У тебя был нервный срыв, и сейчас ты страдаешь от синдрома дереализации-деперсонализации, но я ни за что не брошу тебя. Вместе мы пройдем через это испытание и…

Она протягивает руку, в надежде, что от него последует встречный жест, но Михаил неподвижен: сидит, отстранясь, – руки скрещены на груди, колени плотно сжаты.

– Я прошу тебя, милый. Выпей свою таблеточку, немного отдохни и ты увидишь, как всё изменится.

Женщина устало вздыхает. Он смотрит на нее и, кажется, начинает узнавать. Без сомнения, он видел ее раньше. Но где и при каких обстоятельствах? Может, он сталкивался с ней на пляже, в очередях в аквапарке? Но тогда это означает, что ОНИ – те, кто стоит за всем свалившемся на него безумием – следили за ним. Значит – это заговор. И определенная логика тут прослеживается. Его признают сумасшедшим, затем вспомнят, что за Розамундой Самерлав скрывался именно он, Михаил Кокоричев. Это вновь раскрутит интерес к книгам о Лане Пилчер, тиражи затмят славу Донцовой, и все деньги пойдут конечно его безутешной и убитой горем вдове.