Рефераты для дурехи
Шрифт:
Но это будет позже, а пока Раскольникову снится именно этот мещанин Крюков, бросивший ему в лицо это грозное слово «убивец». Итак, Раскольников бежит за ним в квартиру старухи-процентщицы. Ему снится старушонка, прячущаяся от него под салопом. Раскольников бьет ее топором изо всей силы, а она только хохочет. И вдруг в комнате, на пороге, оказывается множество людей, и все смотрят на Раскольникова и смеются. Почему этот мотив смеха так важен Достоевскому? Отчего Раскольников безумно боится этого публичного смеха? Все дело в том, что он больше всего на свете боится оказаться смешным. Если его теория смешна, то она не стоит ломаного гроша. А сам Раскольников в таком случае вместе со своей теорией оказывается не сверхчеловеком, а «вошью эстетической», как заявляет он об этом Соне Мармеладовой, признаваясь в убийстве.
Третий сон Раскольникова включает механизм покаяния.
Лужин и Свидригайлов, искажая и передразнивая его с виду эстетичную теорию, заставляют героя пересмотреть взгляд на мир и человека. Теории «двойников» Раскольникова судят самого Раскольникова. Теория «разумного эгоизма» Лужина, по словам Раскольникова, чревата следующим: «А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать…»
Наконец, спор Порфирия с Раскольниковым (ср. издевку Порфирия над тем, как же отличать «необыкновенных» от «обыкновенных»: «нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?..») и слова Сони, сразу перечеркивают хитрую диалектику Раскольникова, вынуждают его встать на путь покаяния: «Я ведь только вошь убил, Соня, бесполезную, гадкую, зловредную». – «Это человек-то вогиь!» –восклицает Соня.
Соня читает Раскольникову евангельскую притчу о воскрешении Лазаря (подобно Лазарю, герой «Преступления и наказания» четыре дня находится во «гробе» – каморку Раскольникова Достоевский сравнивает с «гробом»). Соня отдает Раскольникову свой крест, оставляя на себе кипарисный крест убитой им Лизаветы, с которой они обменялись крестами. Тем самым Соня дает понять Раскольникову, что он убил свою сестру, ибо все люди – братья и сестры во Христе. Раскольников претворяет в жизнь призыв Сони – выйти на площадь, упасть на колени и покаяться перед всем народом: «Страдание принять и искупить себя им…»
Покаяние Раскольникова на площади трагически символично, напоминает участь древних пророков, так как предается всенародному осмеянию. Обретение Раскольниковым веры, чаемого в мечтаниях Нового Иерусалима – долгий путь. Народ не желает верить в искренность покаяния героя: «Ишь нахлестался! (…) Это он в Иерусалим идет, братцы, с родиной прощается, всему миру поклоняется, столичный город Санкт-Петербург и его грунт лобызает» (ср. вопрос Порфирия: «Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?»).
Последний сон о «трихинах» не случайно снится Раскольникову в пасхальные дни, на Святой неделе. Четвертый сон Раскольникова Раскольников болеет, и в больнице ему снится этот сон: «Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и в бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные
ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, – но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».Раскольников на каторге так до конца и не покаялся в своем преступлении. Он считает, что зря поддался на давление Порфирия Петровича и явился к следователю с повинной. Лучше бы он покончил жизнь самоубийством, как Свидригайлов. Ему просто не хватило силы отважиться на самоубийство. За Раскольниковым на каторгу поехала Соня. Но Раскольников не может ее любить. Он никого не любит, как, впрочем, и его. Каторжники ненавидят Раскольникова и, наоборот, очень любят Соню. Один из каторжников бросился на Раскольникова, желая его убить.
Что есть теория Раскольникова, как не «трихин», вселившийся к нему в душу и заставивший Раскольникова думать, что в нем одном и в его теории заключена истина?! В человеке не может пребывать истина. По Достоевскому, истина заключается в одном только Боге, в Христе. Если человек решил, что он есть мера всех вещей, он способен пойти на убийство другого, как Раскольников. Он дает себе право судить, кто достоин жить, а кто умереть, кто «гадкая старушонка», которую следует придавить, а кто может продолжать жить. Эти вопросы решает один только Бог, по мысли Достоевского.
Сон Раскольникова в эпилоге о «трихинах», где показано гибнущее человечество, возомнившее, что в человеке заключена истина, показывает, что Раскольников созрел, для того чтобы понять ошибочность и опасность своей теории. Он готов раскаяться, и тогда мир вокруг него меняется: внезапно он видит в каторжниках не преступников и зверей, а людей, имеющих человеческий облик. И каторжники вдруг тоже начинают относиться добрее к Раскольникову. Больше того, пока он не покаялся в преступлении, он не способен был никого вообще любить, в том числе и Соню. После сна о «трихинах», он падает перед ней на колени, целует ей ногу. Он уже способен любить. Соня дарит ему Евангелие, и он хочет открыть эту книгу веры, но пока еще медлит. Впрочем, это уже другая история – история о воскресении «падшего человека», как пишет в финале Достоевский.
Сны Раскольникова тоже часть его наказания за преступление. Это включенный и работающий независимо от человека механизм совести. Совесть транслирует Раскольникову эти страшные образы сновидений и заставляет его покаяться в преступлении, вернуться к образу человека, который, безусловно, продолжает жить в душе Раскольникова. Достоевский, вынуждая героя стать на христианский путь покаяния и возрождения, считает этот путь единственно верным для человека.
Глава 5. Тема двух реальностей в произведениях В.В. Набокова «Приглашение на казнь» и «Защита Лужина»
Введение
Повесть «Приглашение на казнь», которую исследователи творчества Набокова называют «антиутопией», и роман «Защита Лужина», кажется, ничего не объединяет. Тем не менее и там, и здесь действует герой-одиночка, персонаж странный, не похожий на окружающих, раздражающий людей своей непохожестью и чудаковатостью. Оба героя – Лужин и Цинциннат Ц. – живут в особой, странной реальности, точнее в мире своих грез.
Их внутренний мир скрыт от окружающих, но он глубок и полон тонких наблюдений, прозрений, ассоциаций, творческих позывов, воспоминаний детства. Одним словом, в мире Набокова действует художник и толпа. Толпа пошловатых, подчас тупых и грубых, людей считает главных героев этих произведений придурками, в которых нет ничего человеческого. Но что есть «человеческое» для этих самых окружающих, судящих главных героев? Это делать как все, мыслить как все, то есть жить по шаблону: быть в меру ловким, в меру воспитанным, в меру добродушным, в меру любить, в меру ненавидеть – иначе сказать, ничем не отличаться от других. Но все эти правила немыслимы для художника, потому что художник видит мир особенным образом – как художник. И его творческий дар, его самобытность, его неповторимая индивидуальность не могут вместиться в «прокрустово ложе» заранее заготовленных моделей поведения и жизни.