Рефлексия

Раздраженно прихлопнув будильник, Алла отправилась в ванную, автоматически исполняя ежеутренний ритуал, поглядела на себя в зеркало над умывальником, как будто бы даже не фиксируя увиденное в сознании. Предстоящий прием гостей раздражал и пугал ее. Надо сварить кофе, а за кофе можно спокойно обдумать план действий: что сделать самой, а что поручить мужу. Алла засыпала зерна в старенькую кофемолку рижского производства, пожужжала ею дольше обычного, чтобы Алик быстрей проснулся, и вдруг явственно ощутила чье-то присутствие.

Она оглядела пятиметровую кухню, поежилась, хотела улыбнуться своим страхам, но со сна улыбнуться не получилось. Высыпала кофе в кофемолку со странным ощущением, что кто-то смотрит на нее в упор, замерла. Рука уже тянулась поставить кофемолку на место, на полку, но Алле показалось странное какое утро, все время что-то чудится — что сейчас зазвонит телефон. Про себя она все-таки улыбнулась этому предощущению события, сколько историй рассказывается на работе на подобные темы, нет такой женщины, которая считала бы себя обделенной даром предвидения, они, женщины, скорее даже согласятся признать себя недостаточно умными или правыми. Они, женщины… Но вот и она, Алла, попала в общий ряд. Когда телефон действительно зазвонил, Алла вздрогнула, потому что ожидала услышать именно это. Уже второй раз за утро никак не вступить в реальность. Она смотрела на кофемолку, не понимая (как в ванной перед зеркалом) на что смотрит. Второй звонок оказался убедительней первого, Алла машинально поставила кофемолку на пол, стряхнула оцепенение и вышла из кухни.

Володя, куртуазно извиняясь в телефонную трубку, просил одолжить Алика на пару часов.

— У нас сегодня гости! — вяло возразила Алла и тотчас смекнула, что не пригласить Володю просто невежливо. — Затеяли маленький прием, экспромтом, можно сказать, а вчера тебе не успели позвонить и пригласить. Так что вы недолго болтайтесь, в твоих же интересах придти побыстрее, — на ходу выкручивалась Алла, делаясь самой себе все противнее: сперва ложь, а вслед типично женские ценные указания не только мужу, но и его другу. К Володе Алла обращалась на «ты» и разговаривала с ним по телефону довольно свободно, что не означало короткого знакомства, виделись они всего пару раз.

Алик высунулся из комнаты, и тут Алла рассердилась окончательно, день не задавался. Конечно, муж сейчас с радостью умотает к Володе, вернутся они уже вместе, а Алла должна сама идти за вином и за картошкой, чистить ее, разделывать курицу, которую, конечно, никто не догадался вытащить вчера из морозилки. Почему все должна везти на себе она? И кофе наверняка убежал за это время. Алла не помнила, успела ли налить воды и зажечь газ, но кофе все равно убежал, пусть абстрактно. Сейчас придется готовить завтрак, накрывать на стол, мыть посуду и так далее. Убежал кофе.

Уходя из дома под запахи пригоревшего молока и кофе — пока они завтракали (Алла спиной к плите), все, что можно, убежало и пригорело — Алик вспомнил недавно прочитанный французский роман, герои которого каждый вечер встречались в кафе вместе со своими женами и подругами. Почему-то в Питере такое невозможно даже в выходные. Если предстоит поход куда-нибудь, хотя они давно никуда не выбираются, жена с утра начнет собираться, а в обычное время станет крутиться по дому, ничего заметного не делая, но невидимый фронт сожрет все время, ее и его, ни о каком кафе к вечеру никто и не помыслит: телевизор и чай за столом, уставленным ненужными мелкими предметами, размножающимися с невероятной скоростью, независимо от воли хозяев.

Не стоит сегодня ни о чем думать, ни о чем неприятном. А тем более вспоминать. То, что случилось тогда у Валеры. А ведь в тот вечер он специально постарался запомнить свои ощущения, вычленить, оформить словами, что именно испытывает, как будто для того, чтобы запомнить на будущее, как будто подобный опыт может ему пригодиться. Неужели даже трагические переживания, даже такие ситуации — всего лишь повод для рефлексии? Не думать, не думать. Сейчас они встретятся с Володей, и тот заполнит пространство, отведенное Аликом для самобичевания. И домой они вернуться вместе, и с Аллой не придется сегодня оставаться с глазу на глаз, почему-то присутствие жены тяготит все больше. А ведь еще недавно так хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, до Викины времена, в спокойное стабильное состояние.

Спокойно, стабильно… Ужасный звук, как будто оса жужжит. Скучно тоже на «с». От скуки в доме зеркала потускнели, в зеркало напротив двери в прихожей, повешенное чтобы прикрыть дыру от некогда висевшей лампы, словно кто-то паутины напустил. Надо бы помочь Алле приготовиться к приему гостей, но если он останется дома, будет только хуже. Жена примется дергать его по мелочам, сама поминутно отвлекаясь на то, чтобы проверить, как он справился с очередным бесполезным поручением. А еще у нее есть отвратительное свойство выпускать в речи целые звенья и не делиться ближайшими планами, ей кажется, что если самой ясно, что надлежит исполнить, то и собеседник, или помощник автоматически в курсе дела — крайне неудобно в общении.

Взять хоть сегодняшнее утро: она попросила убрать масло в холодильник, тотчас добавила, что неплохо бы помыть раковину в ванной и немедленно сообщила, что в коридоре не погашен свет. Когда Алик мрачно заметил, что ей следовало выходить замуж за осьминога, отозвалась, что она-то успевает все двумя руками, за себя и за него. Разговор угрожающе приблизился к вечной теме ремонта, и Алик предпочел назидательное бегство. А герои французского романа наверняка бы занялись любовью в такой ситуации, потом заглянули в кафе заказать закуски на вечер, выпили бы заодно кофе, погуляли чуть-чуть, зашли бы в парикмахерскую и вернулись домой за полчаса до прихода гостей. В парикмахерскую, по крайней мере, он может отправиться, до встречи с Володей полно времени. Неловкости перед другом из-за нестыковки показаний, своих и жены, о приеме экспромтом и запланированном приеме, Алик не испытывал, он не заметил ее.

Алле скучно и тревожно. Курица пригорает, скатерть не разглаживается, вилки-ложки падают на пол. Тем не менее к назначенному часу все устраивается, стол почти накрыт, пол выметен. Но Алла устала, ничего не хочется. Как было бы здорово, если бы гости взяли, да и не пришли. Но звонок звенит, появляются муж с Володей. Что за манера звонить, если можно открыть дверь самому, есть же ключи, думает Алла, но понимает, что в противном случае рассердилась бы на то, что муж не дал ей времени, пусть полминуточки, собраться, "сделать лицо" перед первым гостем. Неужели у нее нет ничего — ни одной мысли, ни душевного движения — однозначного, успокаивающе простого? Неужели, сомнение — главное свойство ее и Алика, их жизни вообще? Как же можно так жить? Надо предпринять что-нибудь настоящее.

А Володя уже радостно здоровался, оригинальным, как ему казалось, приветствием, содержащим вопрос и ответ:

— Алла! Здравствуй! Ну, как твое ничего?

И вино разливалось, поднимались первые рюмки, раскладывалась картошка, недоваренная самую малость, повисала первая пауза, снова звенел дверной звонок, все вставали и дружно шли встретить вновь прибывшего, чтобы прервать паузу, шумно здороваться, снова поднять рюмки с непременной условной штрафной, то есть, вновь прибывший выпивал штрафную, а остальные очередную.

— Это Валера! — пояснил Алик в неукротимом порыве называть очевидное.

— А мы думали, что это Валера, — отвечал Володя.

Алла промолчала, выходя в прихожую вместе со всеми.

Валера пришел не один. Валера пришел с дамой.

— А вот моя маленькая подружка! — объявил он, именно объявил, а не объяснил. Представлять свою даму не стал, не стоило ее представлять. Все дамы моментально теряли имя, оказавшись Валериными дамами, вплоть до Валериной жены. Прежде эту даму, ту, с которой он пришел сегодня, звали Вика.