Регулюм

– В средней полосе России сейчас вечер двадцать второго апреля, – отозвалась Диана, способности которой иногда восхищали не только Борича, но и Стаса. – Можем спокойно выйти в каком-нибудь безлюдном месте, например, в парке.

– В Сокольниках?

– Хоть в Александровском.

– Александровский хорошо освещен и охраняется.

– Хорошо, помчались в Сокольники.

– Не понял, – посмотрел на них Вадим. – При чем тут Сокольники? Ты же родилась в Костроме.

Диана и Стас посмотрели друг на друга.

– Я думал, мы остановимся у меня, – сказал Панов.

– Нет, лучше ко мне, – возразила Диана. – Там мне всегда обеспечена помощь.

– Тогда поехали в Кострому.

– Держись за меня крепче, – шепнул Дарье Стас.

Девушка послушно обняла его, и Стас с огромным трудом, но все же перенес обоих на Землю, в Кострому тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

Весна в этом году выдалась холодной, сырой, и хотя снег везде, в том числе и в лесу, почти сошел, зеленая трава только начинала появляться, и по слабо освещенным аллеям центрального городского парка Костромы никто не разгуливал в это время даже с собаками.

Вслед за первой парой появилась вторая. Диана обнимала Вадима, и он выглядел обалдевшим от переполнявших его чувств. Стас улыбнулся в душе: капитан еще не знал, какие чувства питает к нему Диана, это открытие было еще впереди.

– Куда теперь? – спросил Борич деловито, сдержав вздох сожаления, когда Диана отпустила его.

– На автобус и ко мне домой, – отозвалась бывшая «волчица». – Подождете меня во дворе, я подготовлю родителей и позову.

Так все и произошло.

Они спокойно доехали на автобусе до проспекта Мира, не выделяясь в толпе пассажиров, затем дождались во дворе дома Князевых, пока их позовет Диана, и поднялись все вместе на пятый этаж, в квартиру Антона Ивановича Князева, в котором Станислав с невольной оторопью узнал Дервиша, «путешественника и исследователя вселенных». С трудом верилось, что встречались они не на Земле и даже не на планетах Солнечной системы, а где-то в невообразимых далях космоса, которыми владел Метакон.

Так как вечер был поздний, детальное знакомство отложили на утро. Гости по очереди вымылись под душем, хозяева угостили их чаем с вареньем и бутербродами, разместили в двух комнатах: мужчин в гостиной, женщин в детской комнате, где давно спала пятилетняя Диана, – и дом погрузился в темноту.

– Ты так смотрел на отца Дианы, – негромко проговорил Вадим, – что я подумал, ты его знаешь.

– Встречались, – односложно ответил Стас.

– Где?! – приглушенно воскликнул Вадим, приподнимаясь на локте; он спал на диване.

– Далеко от Земли. Потом расскажу.

– Ты хочешь сказать, что он тоже… абсолютник?!

– Более чем.

– Расскажи, будь другом.

– Я спать хочу, – сказал Стас сонным голосом, думая о Дарье. Мысли были по большей части нечестивые, он жаждал целовать ее, обнимать, медленно раздевать и ласкать, утопая в ответных ласках, вспоминал, как это было, и пытался перенести прошлый опыт на новое видение ситуации. Мечтать о познании девушки, которую уже знал и любил, но которая ничего этого не помнила, было сладко и страшно. Будущее в этом отношении казалось темным и непредсказуемым.

Вадим еще что-то спрашивал, требовал, но Стас его не слушал и уснул незаметно, продолжая ощущать тонкую ниточку мысленной связи, соединявшей девушку с ним. Дарья тоже думала о нем.

* * *

Проснулись гости поздно, когда хозяева уже ушли на работу и отвели «маленькую» Диану в детсад. «Большая» Диана встала раньше, приготовила всем кофе и сообщила, что имеет кое-какую информацию. Оказалось, что она долго разговаривала ночью с отцом, который посвятил ее в происходящие события в мире и рассказал о планах нынешнего руководства Равновесия.

– Откуда он их знает? – осведомился Вадим, выглядевший не слишком отдохнувшим. В отличие от Стаса спал он плохо.

– Он знает все, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала Диана. – И вот что мы имеем. Через полтора месяца начнется мировая ядерная война. Кстати, не без прямого пособничества жены эвменарха. Здесь она еще не маршалесса.

– Война? – заинтересованно посмотрел на Диану Вадим. – Но ведь в главной реальности ее не было? И каким образом маршалесса могла заставить воевать президентов США и России?

– Всех подробностей я не знаю, хотя в восемьдесят девятом году России еще не было, был СССР. Раскол Равновесия как раз и произошел после этих событий. Маршалесса настаивала на полезности войны как средства приведения социума к «оптимальной» численности, которую легче контролировать. Эвменарх был против. Они повздорили. Война все же началась, и Равновесию с трудом удалось сбросить этот аварийный вариант реальности в «хронокарман». Помните, мы наткнулись на «хрономогилу» с мертвой радиоактивной Землей, когда искали Дашу?

Мужчины переглянулись.

– Так это был тот самый вариант?

– Тот самый. Папа говорит, что ради того, чтобы спасти Регулюм, хроноген включали сто тринадцать раз! В результате была нарушена топологическая связность пространства основной реальности, появилось множество «хроноязв» – разрывов континуума, и все это в конечном счете ведет к вырождению материи Регулюма.

– Вот сволочь! – удивленно качнул головой Вадим, увидел, что все замолчали и смотрят на него, и добавил: – Извините, вырвалось нечаянно… это я о маршалессе.

– Не стоит столь эмоционально оценивать ее поступки, – усмехнулась Диана. – Мы ведь не знаем всего, как все происходило. Хотя, конечно, сочувствовать госпоже Хайруллиной трудно.

– А зачем так много раз включали хроноген? – спросил Стас, поглядывающий на Дарью, которая с изумлением и каким-то мистическим восторгом прислушивалась к разговору.

– Видимо, надо было нейтрализовать «ястребов» у власти, как у нас в России, так и по другую сторону океана. Кого-то уговорить, кого-то купить, а кого-то…

– Понятно, убрать физически, – кивнул Вадим. – Да, церемониться с такими нельзя. Жаль, что равновесники не грохнули в свое время Джохара Дудаева в девяносто четвертом, Милошевича в девяносто девятом или грузинского «горца» в две тысячи втором. Глядишь – и войн бы в Европе и у нас не было.

– Не отвлекайся, – поморщился Стас. Мысль о передаче эйконала Вадиму вернулась и мешала думать о деле.

– Да я чего, к слову пришлось. Кстати, Антоновна, если твой папа все знает, почему не поможет?