Рехилинг

Вышла луна и светилась бледно на серо-стальном небосклоне, проявляя частично месяц буквой «С» на своём боку. Это значит, луна стареет. А если месяц как часть буквы Р, то луна растёт. Так говорила бабушка.

Послышались папины торопливые шаги. В прихожей располагался чёрный телефонный аппарат с кучей записочек вокруг, перед большим зеркалом, у которого прихорашивались все эстеты, члены нашей маленькой семьи, с пластмассовой плоской расчёской, которая одна подходила светлым и мягким волосам нашей породы. Папа набрал номер и с новыми интонациями попросил подстанцию «Скорой помощи» связать его с бригадой его товарища, Льва Ивановича, бригадой номер один – с психбригадой. Дождался ответа, очень коротко и очень тихо попросил коллегу приехать к нему домой. «Девушка, двадцать лет, после изнасилования».

Вряд ли наша гостья это слышала. Я высунулась в коридор, уже очень сердитая.

– Папа, ты меня запер, я даже в туалет не могу выйти!

– В туалет иди.

Я пробежала тенью к ванной комнате. Через болтающиеся шторы из бамбука, служившие кухне дверью, было видно подобравшую ноги калачиком на диване крупную брюнетку в чёрном платье, кожаная куртка лежала рядом. Она отклонила голову на спинку дивана в расслабленной позе. В руках она держала бабушкину чашку в горошек. На столе были разбросаны фантики от конфет.

Я бросила пристальный взгляд на её лицо, но она не почувствовала и не ответила на него, она смотрела в окно, на падающий в свете фонарей снег.

Она уже не была напугана, уже не была в отчаянии, до чего быстро отпружинил этот сильный витальный организм крупной самки. Однако она по-прежнему была не в себе. Об этом говорила её неподвижность и слишком дерзко задранная юбка.

На обратном пути у входа в комнату меня караулил папа.

– Всё уже закончилось, я выведу её на улицу, там нас встретит Лев Иванович, он очень опытный, хороший врач. Он отлично действует в таких ситуациях, у него большой опыт.

Папа говорил как бы мне, но, понятно, себе. Он старался зафиксировать момент, когда он может передать ответственность за ситуацию другому. Я почувствовала, что папа вошёл в психику этой девушки настолько глубоко, что полностью соединился с ней от большого разгона сопереживания. Его самого как будто покусали потусторонние собаки.

Сейчас он растерянно бормотал повторяющиеся фразы. Начались «отхода» – расслабление после сильного психического напряжения. Пришлось папе поработать в праздник, он всегда брал на себя страшные задачи и ловил от этого кайф – как экстремал. Такие и работают на «Скорой».

Я молчала; иногда лучшее, что можно сделать для близкого человека, – это промолчать и не дёргать его эмоции на себя.

Я увидела беззащитность человека, который разгребает последствия чужих ошибок, сжигая собственные нервы.

До встречи с опытным психбригадиром, врачом-психотерапевтом Львом Ивановичем оставалось минут пять.

Снег за окном замёл следы выгула собак и детей, передо мной стелился космический пейзаж из белых неподвижных предметов странных форм, а над ним в небе была огромная дыра, откуда за нами следил мир духов, выборочно направляя свои лучи то на одного, то на другого из нас.

Труссарди

Мы стояли в темноте, на морозном воздухе, на ступенях открытого стадиона – в очереди в клуб «Титаник» – один из немногих, куда пускали школьников. Клуб был настолько элитарен, что возраст посетителей терял значение. Чтобы попасть – как минимум надо было отлично выглядеть, но лучше иметь связи на входе. В конце девяностых отлично выглядеть значило – цветные гриндерсы, квадратные сумки на длинном ремне, куртки кислотных цветов и причёска с рожками, пирсинг на лице – и неаккуратно размазанные по векам тени. В очереди все нервничали – скорее всего, никто не попадёт в клуб, а метро закрывается. В карманах у подростков лежали смятые купюры, отложенные на пиво в баре. Все наврали родителям, или родители были уже приучены к тому, что их чадо – дитя ночи.

Сзади в очереди послышался дерзкий смех – парень сильно старше нас, лет двадцати пяти, в ярко-оранжевом комбинезоне-дутике и кроссовках на высокой платформе прыгал, размахивая сигаретой.

– Идём на дно! Титаник! Согреваемся!

Изо рта у парня шёл пар. На глазах у него блестели тени. Настоящие фрики чувствуют себя хорошо только в условном мире ночных клубов.

Моя подруга Оля не нервничала – у неё на входе была «лапа». Фейсконтроль был любовником её двоюродной сестры – хорошенькой, бодрой малолетки Анжелы, промышлявшей сводничеством. Оля же была девственницей и искала избранника.

Кажется, она нашла его здесь, в «Титанике».

– Вчера они с друзьями съели кислоту, вышли на улицу, поймали машину… А там ехать недалеко – соседний двор. Они адрес назвали, шофёр удивился. Но они пока доехали – кстати, заплатили очень много! – совсем потерялись. Они, значит, выходят, темно, деревья… А навстречу им компания. Ребята, мы где? Димка спрашивает. Им говорят – вы на планете Земля. Димка говорит – как хорошо, что они нам так ответили! Потому что если бы они сказали, что мы на Марсе, мы бы поверили!

Димка, Димка, Димка.

Оля была русская, но «косоглазая» – то ли татарка, то ли тувинка, заскочил из генеалогического древа такой ген. Оля с мамой (мама косоглазой не была) сбежали от пьющего агрессивного папы и жили приживалками у друзей, зато в центровой квартире, откуда было рукой подать до любого клуба. У Оли не было денег даже на колготки – её мама продавала стиральные машины в магазине. Я часто дарила Оле свою одежду «с барского плеча», она же проводила меня в клубы, пользуясь связями.

Фигуры и фактуры у нас были разные – Оля была крупной женственной грушей, а кожа была покрыта ковром веснушек. На шею Оля повязывала маленький шарфик, крутые бёдра облепляла джинсами. Я же была мелкой, угловатой, широкой в талии – одежда плохо на мне сидела.

На входе Оле кивнул фейсконтроль – раскачанный парень в чёрной футболке со списком в руках, лицо он имел утомлённое, с выражением – вы здесь грязь, наркоманы и шлюхи. Старшеклассники, которым улыбнулась удача, радостно теснились к гардеробу. Мы протолкнулись к ним – «Титаник» был очень маленьким заведением, всего с двумя залами – в одном располагался танцпол, в другом маленький бар, а гардероб был кишкой у входа. Раньше это был тренировочный зал – рассчитанный человек на сто спортсменов, сейчас же здесь сходила с ума тысяча малолеток. Тяжёлые вибрации электронной музыки пронизывали свежие и лёгкие худые тела, погружая в забытьё.

– Не узнали! Не узнали ветерана! – послышалось восклицание фейсконтроля – гей в оранжевом комбинезоне, радостно хохоча, ввалился в клуб.

Появилась Олина сестра – густо накрашенная искусственная блондинка, в облегающих кожаных брюках и чёрном кружевном топе, обнажающем плоский живот. Несмотря на юный возраст – лет пятнадцать – Анжела претендовала на имидж роковой женщины. Она три раза церемонно поцеловалась с оранжевым ветераном. Оба были записными детьми ночи, то есть просыпались к пяти вечера, чтобы немножко обдолбаться и несколько часов наряжаться на выход.