Реинкарнатор
Шрифт:
Оставалась пенсионерка. Примерно одного возраста с Леонхардом Яновичем, детей нет, сидит дома. Скучно, наверное. Шанс, что она периодически заходила на чашку чая к соседу, был высок.
Подъезжая к знакомой кирпичной башне, Костя уже знал, что делать…
– Фохао. Оперуполномоченный Колесов. – Он раскрыл удостоверение и поднес к щели между дверью и дверным косяком так, чтобы читалась фамилия. – Вы Василиса Степановна Мишкина? У меня к вам разговор… Я войду?
Испуганный взгляд был ему ответом.
– Да, конечно, проходите… – наконец словно очнулась седая сухонькая
Костя только сейчас сообразил, что с последнего дежурства так и не помыл сапоги. И хотя грязь давно засохла, разгуливать в них по квартире, где пахло лекарствами, показалось невежливым. Он начал разуваться, но Василиса Степановна всполошилась:
– Что вы, что вы! Не надо! Идите так!
– Наслежу ведь.
– Ничего страшного!
Костя кивнул. По его опыту, споры со стариками занимали массу времени, а в итоге все равно приходилось делать, как им хочется, даже если это нелогично, неправильно, а то и вовсе вредно. Он лишь скинул в коридоре пальто и прошел вслед за хозяйкой на кухню.
– Хотите чаю? С печеньем. А еще у меня варенье есть, абрикосовое, без косточек, сама варила.
– Обожаю абрикосовое варенье! – соврал он. – Сто лет его не ел. Увы, его почти никто сейчас не делает, а в магазине не то, совсем не то.
– Кушайте-кушайте, у меня целая банка! – засуетилась старушка.
Костя придвинул большую чашку с бледно-желтым чаем и вазочку с вареньем. Ничего. Если надо, он готов съесть даже пачку лакричных конфет и не поморщиться.
– Василиса Степановна, вы же общались с Леонхардом Яновичем?
– Мы соседи, как не общаться? То лампочка перегорит, а мне нельзя на табуретку залезать, голова кружится, то деньги надо собрать на ремонт двери в подъезде, то еще чего. Неужто его убили?..
В ее глазах плескался страх, разбавленный любопытством, и Костя понадеялся, что разговор пойдет легко.
– Вы понимаете, я не могу этого рассказать. Тайна следствия… – многозначительно посмотрел Колесов и отхлебнул чаю. Тот, конечно, оказался отвратным. Пенсионерка экономила на заварке. – Расскажите, пожалуйста, что он был за человек.
– Да что рассказывать… Хороший человек! Добрый. Хоть и профессор, а никогда не отказывал, ежели помощь нужна. Приветливый такой… и дверь подержит, и вперед себя пропустит, и сумки мне как-то доносил до квартиры.
– Странностей за ним не замечали?
– Каких странностей?
– Может, пропадал куда-нибудь надолго. Или приходил к нему кто необычный. Или, может, он говорил вам что-то странное. Что-нибудь про следующую жизнь или про прошлую…
Мишкина в растерянности теребила кухонное полотенце.
– Ничего такого не замечала. Ну пропадал, но он, говорят, часто на сиптозиумы ездил…
– Симпозиумы?
– Да-да. На них. Гости бывали, конечно, тоже, но я же не следила. Это вам лучше у Юлии Дмитриевны спросить! Она постоянно отслеживает, кто пришел, кто ушел. Ноги у нее болят, почти не ходят, вот и сидит сутками напролет у окна, пялится, все ей интересно, кто к кому ходит, кто о чем
говорит, сплетни по всему подъезду собирает.– Спасибо, спрошу. В какой она квартире?
– Да в первой. Как раз окна рядом с входной дверью.
Костя сунул в рот ложку с вареньем, покивал, мол, вкусно и продолжил:
– А Леонхард Янович был верующим? Ходил ли в дацан?
– Да я что-то не замечала. С праздниками поздравлял, но ни Будды, ни благих символов я у него в квартире не видела.
– Ни с кем не ругался в последнее время?
Мишкина пожала плечами:
– Не слышала. Он вообще ни на кого голос не повышал. Хороший человек был, как жаль, что вот так быстро, в один день, сгорел.
– В день смерти тоже ничего необычного не видели и не слышали?
– Я телевизор весь вечер смотрела, потом спать легла. Все как обычно.
Черно-белая кошка вбежала в кухню и прыгнула Косте на колени, включив урчалку.
– Маруся, да что с тобой?! Ты будто в детство впала, – Василиса Степановна смахнула ее полотенцем. Тогда Маруся начала тереться о Костин сапог.
– Иди, иди отсюда! – прогнала ее старушка и закрыла дверь на кухню. – Вот и в ночь, когда Леонхард Янович умер, эта егоза прыгнула на меня и давай башкой тереться. Не знаю, может, она так на новый корм реагирует? Или правда в детство впадает. Сто лет ее такой возбужденной не видела.
Костя вздрогнул, но не показал виду. Это могло быть все что угодно. Начиная с того, что кошка просто почуяла смерть и реинкарнатора, заканчивая… реакцией на новый корм.
Колесов еще раз похвалил варенье, отказался от баночки с собой и распрощался с пенсионеркой.
– Оперуполномоченный, говорите? Дайте-ка ваше удостоверение.
Костя просунул его в щель. Эта старушка оказалась не слишком-то приветливой. Впрочем, после изучения «корочки» дверь все же открыла, хотя и смотрела настороженно.
– Сапоги снимайте, нечего мне грязь разносить. – Голос у Юлии Дмитриевны оказался командный, громкий, он напомнил бас Данзара.
Чаю ему не предложили, хоть и провели на кухню. Впрочем, Костя лишь порадовался этому. Второй вазочки варенья он бы не пережил. Из окна действительно открывался прекрасный вид на входящих в подъезд.
– Говорят, вы знаете, кто к кому приходит, всех видите… – начал Костя, но Юлия Дмитриевна его перебила:
– Это вам Василиска напела? Да она больше меня сплетни собирает! Все про всех вынюхивает, а на меня ядом исходит. Конечно. Я-то могу увидеть, как все на самом деле, а ей остается лишь придумывать небылицы!
– Юлия Дмитриевна, меня интересует только Леонхард Янович. Как часто у него бывали гости? Что за люди приходили? С кем он общался? Был ли кто необычный?
– Да люди как люди. Он ученый, кто к нему только не приходил! И студенты, и аспиранты, и другие ученые, да кто угодно. Конечно, необычные тоже были. Особенно молодежь! Те вообще все странные. Мода, что ли, сейчас такая? Джинсы какие-то, волосы разных цветов, сами в безумных перьях, то ли мальчик, то ли девочка, не отличишь!
– Может, Петмансон ссорился с кем-то накануне?