Река на север

* * *

Костя мечтательно сказал, похлопывая себя по острым коленкам:

— Лишь бы погода... лишь бы погода... — и суеверно поцокал языком: три раза должно было обозначать везение.

Заядлый лыжник — в тот март он вытянул его в горы.

— Нет, старик, что ни говори, а лыжи лучше бассейна.

Иванов не имел своей точки зрения на этот вопрос, потому что плаванием не увлекался, а в их южном городе ходить на лыжах можно было не чаще одного раза в пять лет, когда зимапо всему пространству страны выпадала особенно снежной. Бегать на лыжах он научился гораздо позднее, когда попал на Север, и иногда они встречались с Костей, вначале в офицерской гостинице, потом уже, когда он женился, у него на квартире.

Но вначале перед Костей стояла несложная задача.

— Главное, вовремя жениться, — говорил он со знанием дела, — и сделать ребенка. Когда есть ребенок, знаешь, что живешь для кого-то. А о верности не может быть речи. Полгода в плавании, какая жена выдержит. Как говорится: муж в плавание, а жена в "Океан"...

"Океаном" назывался единственный ресторан в городке, где он окончил десятилетку и где ему предстояло служить.

В результате Иванов неожиданно женился первым.

Он был практичен — его друг, Константин Несмашный, и шел всего лишь по стопам отца — мичмана, свои двенадцать лет отслужившего на подлодках.

С Леной он познакомился в поезде, и она сразу научила его чистить зубы и не реже одного раза в три дня менять носки. Но спился он быстро. Конечно, не быстрее, чем принято в среде регулярно пьющих людей, хотя жена и твердо знала свое дело домашнего цербера.

Потом, через восемь лет, от его фигуры брассиста не осталось и намека. В тридцать он выглядел на все сорок. Пять лет плавания на противолодочном "Доблестном" сделали то, что не могли сделать бессонные ночи учебы, суматошные дежурства на "скорой", два года стажировок и беспорядочная личная жизнь. Все начиналось с малого: тоскливого настроения, стакана неразбавленного спирта и краюхи черного хлеба — лишь бы только забыться от вахты до вахты, лишь бы только не видеть примелькавшихся лиц и вечно качающихся антенн, когда ты карабкаешься на мостик. Кренящаяся палуба. Сырая одежда, и то, к чему ты меньше всего подготовлен — обыденность происходящего, героика на корабле оказалась слишком книжной.

Однажды он сказал:

— Человеческий материал — хуже всего. С ним всегда надо держать ухо востро. Следует только привыкнуть. Я не привык...

В Североморске остались жена Лена и дочь Ксения. Перед тем как второй раз жениться, Иванов был у него в гостях, улица Северная застава. Прапорщик, Костин знакомый, получил на КПП бутылку коньяка, а Иванов — возможность неделю пожить у друга.

Костя сказал тогда:

— А помнишь Карпаты и?..

— Это было в другой жизни, — быстро ответил он, призывая друга неизвестно к чему — быть осторожным, что ли.

Возможно, он сам заблуждался, ведь для того, чтобы увидеть свой след, надо оглянуться. В то время он оглядываться не любил, да и просто не умел.

— Какой жизни! — Когда Костя выпивал, он становился романтиком.

— Да, — тогда ответил Иванов, — хорошее было время, беззаботное... но я не хочу вспоминать об этом.

Там в их гостиничный номер зашли трое, и первым заговорил человек в бараньей папахе.

— Вы з Яремчи, что рядом с Шолотвино?

Хитрость его была простодушна, как и все в этом крае, и одновременно был он подкупающе искательным, так что Иванов прежде, чем ответить, решил, что имеет дело с каким-то администратором.

— Да, — ответил Иванов, поднимаясь с койки. Он читал газету. — А что надо-то?

Он успел натянуть брюки, пока человек в бараньей шапке, искушенно улыбаясь, смотрел на него. Наверное, у него был свой план разговора. Двое других держали свои головные уборы в руках и стояли поодаль.

— А где ваш инструктор, Юра? — пошарил взглядом по комнате.

— По-моему, — ответил Костя, отставляя в сторону утюг (они готовились пойти в ресторан, и Костя предвкушал возлияния местными наливками), — играет где-то то ли в теннис, то ли парится в сауне.

— А вы не могли бы нам помочь? — И снова оборотился к Иванову, должно быть, он внушал ему доверия больше, чем Константин, на лице которого были написаны всего его страсти к женщинам и Бахусу.

— А что, носить что-то?

— Да ни, треба работу провесты...Александр Иванович просит вас помочь нам. — И почему-то многозначительно подмигнул.

Должно быть, это была его хитрость — таинственный Александр Иванович.

— А что надо? Носильщик? — Костя еще ничего не мог понять, перед ним лежали брюки, которые он по привычке клал на ночь под матрас.

— Да ни, допомога... — И снова подмигнул, на этот раз и ему.

— Ага... — чуть растерянно произнес Костя и вопросительно посмотрел на Иванова.

— Поможем, поможем... — заверил он человека в папахе, — чем можем... с удовольствием...

— Я прошу вас допомогты нам зробыты дим, — человек сразу обрадовался, — обладнаты... Треба там дранкуваты, — быстро произнес он. — Если вы можете?

— Можем, можем, — в тон ему ответил Иванов.

У него появилось ощущение, что что-то должно произойти.

Они оделись и вышли с разочарованным Костей вслед за горцами и поехали в тряском "газике" куда-то под гору, а человек в папахе, оборотясь к ним с переднего сиденья, продолжал:

— Познакомитесь с нашим Александром Ивановичем. Он проходыв дийсну вийскову службу у Черни. И оженывся здесь. Он робыт ликарем.

— Кем? — переспросил Иванов, чувствуя, как он приближается к странным событиям.

— Ликарем, — пояснил еще раз человек. — Александр Иванович третий человек в округе писля ксенза, писля дыректора школы...

— А... — только и произнес Иванов.

Свет фонарей слепил глаза. Мелькали заборы и деревья. Поверх всего скользила вечная луна и ночной мир — плоский, как фигуры в китайском театре. Машина остановилась, и они стали подниматься по лестнице куда-то вверх под реснитчатые верхушки елей. Его вдруг беспричинно охватил страх незнакомого места, и сердце забилось сильнее. Внизу, обрамленное снегом, блестело Сеневирское озеро. Горцы в своей мягкой обуви шли быстро и ловко. Один Константин недовольно сопел от натуги. На террасе перед домом их ждал человек в белом костюме, в белой рубашке, но без галстука:

— Добрый вечер. Слава Иисусу, — сказал он. — Звидкиль вы родом?

— Из Сибири, — ответил Иванов, и человек ему сразу понравился.

— И я из Екатеринбургу, — обрадовался человек в белом костюме. — Але тут давно уже роблю головным ликарем, тому я поважаема людына...

И только тогда Иванов понял, что человек в папахе действительно управляющий, потому что, очутившись рядом с Александром Ивановичем, он почему-то снял шапку и теперь скромно держал ее в руках.

— Дiм з трех поверхамы, — сказал Александр Иванович, доверительно кладя Иванову на плечо ладонь и поворачивая к темному силуэту дом. — Велыка споруда. Бассейн. — Повел их внутрь и стал показывать комнаты. Голые лампочки одиноко горели под потолком. — Тут буде кабинет, тут буде сауна. Кимната видпочинку жинки. Туалеты...