Река на север

4) избегайте случайных связей, из-за которых можно попасть в сети вражеской контрразведки;

5) вести переговоры с выбранным агентом следует только в назначенном вами месте; использовать малейшую психологические нюансы, а именно: не давать агенту сосредоточиваться; беседовать с ним по возможности сразу после дальней дороги, то есть лучше, если он будет уставшим; не считать зазорным, если агент будет вас бояться; вы же должны быть всегда сосредоточенным и готовым к действию; не напускать на себя таинственность, кроме случаев психологической обработки агента, и то по выбору и в соответствии с обстоятельствами и личностью агента;

6) не сосредоточивайтесь на "охоте" за одним каким-нибудь сведением, ибо это лишает видения "горизонта", не гнушайтесь малоценной, на ваш взгляд, информацией, будьте терпеливым; не выказывайте интереса к любой информации;

7) фиксируйте данные в виде записей расходов: например, если вы увидели 5 броневиков, отметьте, что истратили 5 рублей на горчицу, и тому подобное;

8) при сжигании рукописей необходимо растереть пепел;

9) избегайте излишней оригинальности в передаче информации, будьте абсолютно уверенными в методе передачи, иногда полезнее вернуться к старому способу;

10) следует ограничивать число половых партнеров и не раскрываться никому из них при любых обстоятельствах; если вы можете обойтись без секса, то для дела это лучше;

11) при слежке не двигаться в такт с объектом;

12) читайте Библию".

Шевельнулась. Подперевшись рукой, разглядывала молча, со слепым равнодушием, стороннего человека: все мужчины рано или поздно должны уйти, так устроен мир. Ей ли не знать. Бессловесная покорность утюга. С ужасом вспомнил, что за все время оба не проронили ни слова. Такого с ним еще не бывало. Ресницы вяло колыхались, как занавес под неумелой рукой.

Ведьмины замашки. Подхватив в охапку вещи, искал выход. Тыкался сослепу по углам сеней, громыхая ведрами и роняя лопаты. Ему в спину бесстрастно моргали пустые, всепрощающие глаза.

И в какой-то суетливой, нервной панике, не найдя калитку, без единой царапины преодолел шиповник и забор и, сам не зная почему, замер в самом неудобном месте — на углу, под фонарем. В чернеющем проулке что-то протяжно ухнуло, и он в первый момент, уловив лишь шорохи улетевшего звука, ничего не понял, но перестал дышать. С реки тянуло прохладой и сыростью, а там, между домами, происходило какое-то движение.

"Воруют, что ли?" — решил Иванов.

Раздалось еще раз: "Бух-х-х!", словно сбросили мешок цемента, и в предрассветной темноте вдруг стало расплываться зеленовато-фосфорическое облако, высветив углы домов, острые карнизы и разросшиеся кусты малины вдоль дороги, и он увидел странные, почти забытые, как с картин Эль Греко, — канонические фигуры.

* * *

...шли жутковато невесомо, как будто формируясь из темноты, из ее леденящей части — осколки сущего, прирожденного безволия, и через мгновение их оказалось трое: две — высокие, в капюшонах, словно монахи, с неестественно прямыми, удлиненными торсами, словно выстроенные из одних параллелей и углов, — чужеродные окружающему, без теней и звуков, словно привиделись, словно — не касаясь земли и ее веков, а над вечным прахом, и тут же — маленькое, катящееся на ножках, с большими щеками-яблоками и задранным носиком — коротышка — единственный, кто заинтересованно блеснул глазками, и даже, кажется, подмигнул; а следом, на расстоянии десятка шагов, еще один - четвертый, — кряжистый, ловкий, как попрыгунчик, круглоголовый, в светлых брюках и ботинках на толстой негнущейся подошве, у которого при каждом шаге из-под ног летели искры и звенела цепь.

Иванов застыл, одеревенело сжимая в руках одежду и уже не чувствуя, как тянет с реки туманом.

Женщины вошли в круг света и прошествовали мимо, даже не повернувшись в его сторону, словно Иванов не стоял голым на их пути. Его поразило: были они с болезненно-вытянутыми лицами, устремленными вперед, не по-земному большеглазые, тонкогубые, горбоносые, в анфас плоские, словно вырезанные из картона, похожие как сиамские близнецы и синхронные в движениях, как маятник. Даже складки юбок у них от резких движений ног двигались одинаково. И только у той, что оказалась поближе, в ухе вдруг жадно блеснула толстая серьга. А щекастый коротышка, словно заигравшись, подпрыгнул и поменял ногу.

Троица прошествовала, и следом явился человек. Подступив как-то незаметно, он остановился, и бряцание цепи прекратилось.

— Ты чего здесь? — спросил он, то ли делая движение вперед, то ли просто невзначай резко качнулся всем телом, как боксер, имитирующий удар.

Цепь пошевелилась, как затаившаяся змея, и глаза его цепко сверкнули.

— Да вот... — почему-то вяло реагируя, ответил Иванов.

Он все еще силился разглядеть эту странную цепь, одновременно ощущая спиной, как женщины и коротышка с шуршанием все дальше удаляются по улице.

— А... — догадался человек, — баба! — И рассмеялся мелко и лениво, как бывалый и щедрой души человек. — Дай закурить.

"Что это он — думал Иванов, апатично роясь в карманах штанов, — и что это я, боюсь, что ли?" Он вдруг почувствовал себя ни на что не годным, уставшим и совершенно пропащим.

— Ты воровайка и мы воровайка, — философски уточнил человек. Спичку он сунул в рот, а сигаретой стал чиркать по коробку, но тут же исправился: поменял спичку и сигарету местами; Иванов механически отметил: фильтром наружу; И сплевывая табак с губ: — Нормальные люди по ночам спят, — заключил неожиданно, и снова в глазах у него настороженно и угрожающе промелькнуло неземное уродство.

"Какое мне дело, — равнодушно думал Иванов, пропуская что-то важное, странное и непривычное, что, должно быть, и спасло его. — Ходят здесь всякие... бомжики, пугают... Вроде как ненастоящий. Вроде как не убогие, не пришибленные. Вроде как... Впрочем, как же это бомжики?.." Но дальше ничего понять не сумел.

— Небось, интересно? — доверительно спросил попрыгунчик, и Иванов почувствовал, как человек расслабился.

Был он среднего роста, лопоухий, в тенниске с расстегнутым воротником, в разрезе которого блестела светлая шерсть.

В волосах над оттопыренными ушами застряла солома, и только звук шевелящейся цепи по-прежнему смущал.

— Не бери дурного в голову, — подмигнул человек, — колодник я, колодник! Транзитом. Понял?

— Теперь так не бывает, — возразил Иванов, словно давая ему шанс объяснить.

Он подумал, отгоняя страшную догадку: "Как-то даже странно... невероятно...", и вдруг понял, что глаза у человека, как и на стене в квартире сына, — абсолютно без белков, сплошь залиты крапчато-зеленым цветом.

— Верно, не бывает... — согласился человек, словно сам удивляясь своей наивности, и выжидательно умолк, краем зеленоватого глаза кося в сторону ушедших.

Фигуры в черном уже растворились в темноте.

— Но вот, заковали... — пояснил, притопнув тяжелым вибрамом [55] ; звякнуло, и снова Иванов ничего не увидел, сколько ни таращился, и решил, что его все еще разыгрывают, — стамбульский паша... — заключил человек для ясности, видя его недоумение. — Ну-у? — словно потребовал ответа. — А ты наблюдаешь, чтобы яснее было — согласно слабому антропному принципу... — вдруг сказал тоном доки. — В пограничном состоянии, конечно... для замкнутой системы... А? Соображаешь?

55

Вибрамы - горные ботинки.