Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

Итак, что же в итоге? Если не верить словам Осипанова о листовке, то всего-навсего неудачное повторение желябовской эпопеи.

А если верить? Тогда все правильно, листовка попадет в революционную среду, и всем станет ясно, что следующий шаг русской революции, пусть неудачный, все-таки сделан.

Листовка попадет в университет, в уцелевшие студенческие кружки, и террор возобновится. Пусть Александру III удалось на этот раз уцелеть, пусть он проживет еще год, еще два - ну, от силы три. Все равно карающая рука революции настигнет его и уничтожит. И тогда...

Саша остановился. Да, что же будет тогда, после убийства Александра III? По всей вероятности, на престол взойдет его сын Николай. Его, Николая Второго, наверное, тоже уничтожит революционная партия. И что же будет? Докажут ли революционеры правительству необходимость ограничения самодержавия, необходимость реформ, демократизации жизни общества, или опять все пойдет по-старому, на трон сядет Николай Третий или Александр Четвертый, а за ним Александры Пятый, Шестой, Седьмой?..

Саша сел к столу. Когда-то Орест Говорухин приносил ему брошюру бывшего землевольца Плеханова «Наши разногласия». Плеханов, некогда активный соратник Желябова и Перовской, разошелся с ними, уехал в Швейцарию. Он стал ярым пропагандистом учения Маркса. Плеханов говорит, что революция в России связана только с пробуждением классового самосознания рабочих.

Пожалуй, в программе террористической фракции «Народной воли» были отдельные места, в которых некоторые плехановские формулировки нашли отражение. О классовой борьбе, например, о политической активности рабочих как одной из самых значительных и революционных общественных группировок... В промышленно развитой Европе рабочий класс, пожалуй, гораздо скорее, чем в России, будет иметь решающее влияние на изменение общественного строя, и с этой точки зрения в западных социалистических партиях есть смысл вводить индустриальных пролетариев в революционное движение и вести среди них активную пропаганду. А в России?..

– Осуждённый Ульянов, повторяю вторично: вам угодно исповедоваться и принять таинство святого причастия?

Он поднял голову и удивленно посмотрел на грузного человека в золотых ризах. Священник... Задумавшись, Саша не заметил, как тот вошел в камеру.

– Причастия?
– тихо переспросил Саша.
– Какого причастия?

Священник вздохнул:

– В соответствии с действующими положениями судопроизводства обязан причастить вас и соборовать перед совершением над вами приговора.

Саша медленно поднялся из-за стола. Вот оно что... Значит, скоро... Значит, осталось совсем немного...

– Так вам угодно исповедоваться и принять таинство святого причастия?

– Нет.

Священник нахмурился.

– Сколько вам лет, молодой человек?

– Двадцать один.

– Я бы не советовал вам пренебрегать духовной помощью, которая хотя бы частично может облегчить вашу участь.

Саша бросил быстрый взгляд на попа, усмехнулся:

– Оставьте ваши советы Здесь они неуместны.

Священник пожал плечами, сделал что-то вроде полупоклона, Попятился назад. Щелкнул замок.

6

Саша сел на кровать. Все, конец. Осталось всего несколько часов. Может быть, часа три... А может быть, только два...

Что нужно еще сделать? Что забыто? Пожалуй, ничего.

Письма написаны, мысли приведены в порядок, раздумья завершены - всему подведен итог.

Итак, жизнь заканчивается... Как была она прожита? Скорее всего, правильно. Жалеть почти не о чем. Были ли в ней ошибки? Нет. Впрочем... Нет, нет, ошибок не было. Были недоразумения, а ошибок не было. Он всегда старался жить по самым высоким образцам. Ему не в чем упрекнуть себя.

Но царь остался невредим... Стечение обстоятельств. Просто не повезло. Они все делали правильно. Желябов на его месте вряд ли придумал бы что-нибудь лучшее. Но Желябову повезло, а им нет... Не имеет значения. За ними выйдут на улицы Петербурга с бомбами другие. Дорога борьбы указана. Судьба царя все равно предрешена. ,.,,

На мгновение, прикрыв глаза, он попытался еще раз представить все с самого начала. Как собрались они после добролюбовской демонстрации, как были сказаны первые слова, как постепенно начала оформляться фракция. Пожалуй, это были лучшие воспоминания. В то время все казалось легко выполнимым, все выглядело в ясном и радужном свете.

Однажды в солнечный и снежный зимний день они шли вместе с Лукашевичем по набережной Невы к Галерной гавани. У Лукашевича жил там знакомый слесарь, и они хотели купить у него инструменты, чтобы начать делать металлические оболочки для бомб.

В тот день погода была действительно редкой для Петербурга - солнце и снег одновременно.

– Александр Ильич!
– кричал громадный Лукашевич, выбегая на середину мостовой.
– Смотрите, какое солнце! Кумачовое! Как флаг Парижской коммуны!

Осторожный Саша прикладывал палец к губам и незаметно оглядывался: не слышал ли кто? Лукашевич возвращался к нему, брал под руку, шептал на ухо:

– Вы знаете, Александр Ильич, рассказывают, что в день выступления декабристов в 1825 году была тоже очень морозная и солнечная погода!

– Почему «тоже»?
– кутаясь в воротник пальто, спрашивал Саша.
– Вы что же, сегодня собираетесь совершить акцию?

Лукашевич смеялся.

– Нет, это я просто так. К слову пришлось.
– Закинув назад свою крупную красивую голову, Лукашевич говорил уверенно и почти торжественно: - Я много раз думал о том, почему декабристы выступили именно после смерти Александра Первого? Очевидно, смерть царя в России всегда воспринималась как начало какой-то новой жизни... И действительно, новый самодержец всегда нес с собой новые черты характера, привычки, новые взгляды. И от этих привычек и взглядов зависела жизнь миллионов людей на долгие годы...

У знакомого слесаря полного набора инструментов для изготовления бомб не оказалось. Саша и Лукашевич договорились, что зайдут завтра. Но когда они пришли на следующий день, в комнате слесаря сидело еще человек пять мастеровых. Саша вопросительно посмотрел на Лукашевича, но хозяин, перехватив этот взгляд, поспешил успокоить пришедших.

– Вы, господа студенты, не извольте беспокоиться. Это все свои ребята - с Галерной, с Васильевского острова.

Он провел Сашу и Лукашевича в соседнюю комнату.

– Кое-что достать удалось, - зашептал хозяин, - но опять с препятствиями. Ведь в полный-то голос интересоваться, у кого что есть, нельзя, потому как...

– А кстати, - перебил его Саша, - почему вы сейчас говорите не в полный голос?

Слесарь сделал рукой неопределенный жест.

– Ничего секретного и предосудительного в нашей просьбе к вам нету, - сказал Саша.
– Инструменты нужны нам для занятий физического кружка. В наших университетских мастерских многого не хватает, вот мы и обратились к вам.