Река снов. Том 3

Матрос встретил меня и проводил в каюту. Он сообщил, что капитан явится к самому отходу, а потом при отплытии будет на мостике, так что в каюту он подойдет ближе к полуночи. Тогда мы вместе поужинаем. Если я голоден сейчас, то мне стюард принесет еды.

Я ответил, что пока не голоден и подожду капитана.

Матрос удалился, а я рассовал приобретения по местам и начал размышлять о меди. Как мне сделать оружие против лича – заказать медный нож или снабдить трофейный стилет накладками из меди? Или что-то еще придумать?

Вообще я что-то про медное оружие припоминаю. Ах да, это не про личей. Это про каких-то жрецов из Старого Мира. Они носили ритуальные кинжалы с двумя лезвиями. Одно острие было медным и служило для изгнания духов Воздуха, другое – железным и отгоняло духов Земли. Но одно дело – выйти с таким кинжалом в храм и провести обряды, а иное – ходить с ним по горам, долам и подземельям. И, кстати, как их надо делать: в виде вилки или в виде креста с направленными в разные стороны лезвиями? Да, и тот и другой образец носить неудобно…

Не придя к определенному решению – нужен ли мне медный клинок или нет, а если нужен, то какой, я отложил решение на будущее и сидел, ожидая отхода судна. Не хотелось глядеть ни на огни города, ни на огни судов на Великой, ни на звезды над ней же.

Перевернулась еще одна страница судьбы.

«Жизнь постепенно сузилась до острия штыка», – как писал уже забытый мной автор книги. Старой книги.

Вот и ощущаю себя этим острием, несущимся куда-то вперед, и не гляжу по сторонам. Но это штык, который является предметом неодушевленным, которому не знакомы сомнения, переживания, а знакомы лишь деформации при пробивании тела врага.

Или, может, я неправ про отсутствие души у стали? Вон гномы же утверждают, что всякая сталь имеет свой характер и в балладах пишется про то, что порядочный меч сам выбирает своего хозяина и в достойных руках словно сам рубит?

Время продвигалось к полуночи. Скоро придет Семен и оторвет меня от размышлений о тождестве себя и холодного оружия.

Он вскоре появился. Вид усталый. Наверное, владельцы его нагрузили «бременами тяжкими и неудобоносимыми».

– Вечер добрый! – поприветствовал его.

– Вообще-то скорее уже ночь, чем вечер!

Ну да, есть у меня такое. Могу сказать вечером «добрый день!» или вот так. Наверное, это я хочу остаться в том самом «добром вечере». Но говорить ничего не стал.

Семен присел за стол, снял фуражку, отложил ее и уперся затылком в книжную полку. Закрыл глаза и пожаловался на сумасшедший день и головную боль.

– С твоим днем уже ничего поделать не могу, но как насчет живительной процедуры по снятию головной боли?

– Это будет так, как ты Михаила Фомича лечил от прострела? Бедняга потом всякого лекаря пугался и лечился только банным паром!

Вот паразит! Это он про лечение акупунктурой, которое довольно болезненно, но эффективно.

А что еще было применить этому Михаилу Фомичу, у которого на магию аллергия, а порошки и травы он принципиально не пьет? Да и врет потомственный капитан, я еще долго видел Фомича до своего отъезда, и он от меня на другую сторону улицы не бегал.

Но вместо оправданий я захватил его левую кисть и, сосредоточившись, пустил порцию Силы в точку хэ-гу.

– Так, как Фомичу, и еще больнее. Расскажи лучше про своих владельцев, что они еще удумали и тебя чем затруднили. А пока рассказываешь, боль пройдет.

– Уже проходить начинает. А удумали они…

Наш разговор затянулся надолго. У Семена на душе про владельцев многое накипело, поэтому он выложил про них много хорошего и нехорошего.

По текущему моменту следующее: особенных претензий к Семену нет. Все на уровне тихого ворчания, что пришлось что-то делать вообще, а не сидеть ровно на спокойной стороне задницы.

Особенно кстати было то, что подводный житель был науке неизвестен (владельцы про это сразу стали выяснять). С баронством все уладилось. Наследник уже устал ждать, когда баронский цирроз сведет предка в могилу, а тут нежданно-негаданно…

Мне они слегка признательны, но вопрос о вознаграждении вызвал приступ удушья. Обещали рассмотреть на собрании акционеров, которое будет созвано через неделю. Надеюсь, жаба их малость попустит к тому моменту.

На судно придали дополнительно четырех матросов для дополнительных вахт, поэтому сегодня без моих сигналок постараются обойтись. Еще владельцы приказали увеличить скорость движения ночью, чтобы затруднить тварям возможность влезть на борт. Протест Семена об опасности столкновений на повышенной скорости ночью был парирован указанием, что ему за то и платят, чтобы столкновений он не допускал.

Семен уже про это подумал и решил ночью скорость не повышать. А прибавить обороты уже на рассвете, чтобы чуть более ранний приход парохода был зафиксирован пристанями.

До пассажиров информацию не доводили, и судовладельцы настаивали, чтобы пассажиры о тварях узнали как можно ближе к конечной точке маршрута. А еще лучше – после.

Беседу ненадолго прервал стюард, принесший ужин. А ужин оказался каким-то диетическим – творожная запеканка, суфле из моркови, простокваша. Но ничего страшного. Семен же разозлился и отругал стюарда за то, что он принес такую пищу для двоих, хотя ему ясно сказали – один такой ужин и один обычный. Но я заявил, что съем и этот, и ничего менять мне не надо.

Когда за стюардом закрылась дверь, я спросил:

– Печень?

– Ага, второй год. Первый раз прихватил камень прямо на мостике. И с тех пор хоть раз в месяц, но бывает. Съешь что-то вкусное, но не полезное, и пожалуйста. Сейчас особо не беспокоит, это я на опережение решил сработать…

Я сказал, что до Самары еще далеко, поэтому смогу за это время ему камни переместить в другое место. Так что пусть выбирает, чего ему хочется: каменное сердце или пятая точка опоры, пинать которую владельцам себе дороже? Семен ответил, что его бы устроили камни на запонках. Я напомнил ему анекдот об аборигенском бароне, который преподнес невесте колье с двумя самыми дорогими ему камнями – желчным и мочевым.

Посмеялись.

Семен спросил меня, чего интересного я увидел или услышал в Казани. Я ответил, что теперь могу умирать спокойно – уже вторая тварь будет носить мое имя, так что моя слава меня переживет. Сказал, что умер один старый знакомый, а одного однокашника повидать не удалось, ибо в отъезде. Еще видел двух несомненных гениев, которые если не сопьются, то прославятся на все Великоречье.

Семен этим заинтересовался, и я рассказал ему про Сфинксов, прибавив, что их подозревают в сочинении того самого стиха про налоги и хана. Впрочем, был еще один подозреваемый в авторстве «младотурок», только с технического факультета. Но я бы поставил на Сфинксов. Заклинание, которое они мне продали за бочонок мочегонного, было стихотворным.