Рэкет по-московски

Юрка пожал его твердую, как деревяшка, ладонь и вышел.

Мимо прокатил троллейбус с ярко освещенным салоном. Фомин успел разглядеть номер маршрута: троллейбус шел почти до Жоркиного дома. Поехать? Зайти побалакать о том о сем, заодно порасспросить.

Когда Жорка открыл дверь, Юрка сразу заметил, что тот сильно навеселе. Пройдя в комнату, Фомин с усмешкой глядел, как хозяин безуспешно пытается прикрыть разбросанные по столу листки писем газетой.

— Не суетись, — Юрка плюхнулся в старое кресло. — Я все знаю.

Жорка, не оборачиваясь, глухо спросил:

— Что знаешь?

— Про письма. Как ты несуществующие долги просишь вернуть. Зачем надрался?

Жорка медленно провел ладонями по лицу, словно стирая с него налипшую паутину, прошаркал к стулу, тяжело сел. Достал стоявшую около ножки стола початую бутылку коньяка, налил в грязный стакан, жадно выпил.

— А так жалостливей, выходит, — хрипло пояснил он. — Слезливей, что ли? Нужные слова как будто сами выскакивают.

— Зачем эти письма? Разве Виктор тебе не платит? — удивился Юрка.

— Ты пришел узнать, сколько мне дают? — криво усмехнулся Жорка. — Выясняешь, не продешевил ли?

— Дурак! — Фомин взял сумку, закинул ее за плечо. — Допивай, а я пойду.

— Подожди, — остановил его хозяин. — Зачем тебе знать?

— Чтобы разобраться. Езжу на машине, обедаю, пью чай на дачах и получаю конверты. А за что?

Жорка кряхтя поднялся, взял бутылку и выпил коньяк прямо из горлышка — высоко запрокидывая голову и некрасиво дергая небритым кадыком.

— Платят… И мне хорошо платят. Но этого мало. Ты доволен? — Он отставил пустую бутылку и, подойдя к столу, начал собирать листочки писем. — Больше хочу, понимаешь, больше?

— Могильщик ты, Жорка! — презрительно скривил губы Фомин, вспомнив названную Виктором Степановичем кличку.

— Осуждаешь, — печально констатировал хозяин. Лицо его сморщилось, и Юрка решил, что он сейчас пустит слезу, но Жорка засмеялся. — Правильно, считай меня полным дерьмом, а себя херувимчиком. Только не получится. Оба мы обыкновенные получатели!

— Кто? — бестолково уставился на него Юрка.

— Получатели! — с пьяной готовностью повторил Могильщик. — Не знаешь, кто такие получатели? Ах ты, простота наивная, два десятка лет прожил и ничего-то не знаешь. Или прикидываешься? Виктор послал, говори?

— Зачем ему? — удивился Фомин.

— Ага, ну да… — забормотал Жорка. Пошарив под столом, достал бутылку вина, сорвал пробку зубами, жадно глотнул прямо из горлышка.

— Получатели — это люди, получающие причитающееся, — ухмыльнулся Могильщик. — Не отдает бабки человек, так они их выбивают, а получателю идет процентик за труды. Наш Виктор Степанович всегда называет это дело работой для мужчин.

— Но мы же ничего не выбивали. За что деньги?

— А за страх! — захихикал хозяин. — Видел Леву? Он с генералом в преферанс играет, нужных людей подкармливает. За это они его спасают от внезапных ревизий, от проверок БХСС, а от нас его спасти некому. Даже прикормленный генерал не может приказать получателям Виктора не ломать Леве ноги за отказ платить дань.

— Какую дань?

— Обыкновенную, — отмахнулся Жорка, — с наворованного. Думаешь, с него долги брали? Нет, Лева за дань торговался, выкраивал, сколько платить отступного: червонец за день или больше. Для него, конечно, лучше меньше.

— Сколько же он ворует? — ужаснулся Юрка.

— Сам считай, если интересно, — Жорка снова отхлебнул из бутылки, проливая вино на грудь. — За эту дань его оградят от прижима получателей, работающих на другого хозяина, когда те вздумают качнуть Леве права. Дадут отбойщиков, и те проучат чужаков. Вот Лева и платит всем за собственный спокой: и представителям власти, и нам. Понял?

— Начинаю, — помрачнел Фомин. — Ноги на самом деле ломали? А почему не заявят они в милицию?

— В какую милицию? — подавившись от смеха вином, Могильщик долго кашлял. Откашлявшись, с пьяным изумлением уставился на гостя, словно тот прибыл с другой планеты.

— Э-э-эх, Юрик! Кто же берет за пищик торгаша или цеховика с тугой мошной, не имея нужных сведений? Все роли распределены: одни люди собирают данные, другие предлагают платить, а если клиент не соглашается, в дело вступают получатели и врубают счетчик. Тогда набегает некоторая сумма штрафа за долгое раздумье. А технология работы проста — какой толк сжечь машину Левы? Она застрахована, Лева наворует еще и купит новую. И дачу отстроит, и шикарную квартиру. Тут ищут слабое место, нащупывают, чего или за кого он боится. Если Левик не хочет видеть единственного отпрыска калекой, то заплатит, а если ему наплевать на сынка, то можно и за самого приняться. Сначала поучить кулаками, потом ноги переломать, а если не действует… покойничкам деньги совсем не нужны. Потому и платят, платят…

— Бред! — Фомин встал и нервно заходил по комнате. Услышанное ломало представление, сложившееся у него о Викторе Степановиче, Леве, посещении дачи, собственной жизни в последнее время, наконец! Если в речах Могильщика хотя бы десятая доля правды, то кем же тогда стал он сам, Юрка Фомин? Превратился в шантажиста-вымогателя, рэкетира?

— Врешь ты все! — остановившись напротив Жорки, сказал Фомин и повторил, глядя ему в глаза: — Врешь!

— Я? — брови Могильщика поползли вверх, лицо приняло плаксивое выражение, как у незаслуженно обиженного ребенка. — Сопляк ты, Юра, хоть и вымахал под потолок! Сопляк-идеалист! Наш Виктор Степанович тоже не голова, а руки. Голова так запрятана — не только милиция, черти не сыщут. Во! Никто его никогда не видел, все только слышали по телефону. Не зря его Оракулом кличут. Но Жора тоже не лопух, накопал кое-что про всех про них. Жора своего попросит: пусть прилично отстегнут за молчание и дадут пожить красиво, а не то…

— Не то что? — с кривой усмешкой спросил Юрка. Ему было муторно. Похоже, Жорка выбалтывает действительно давно наболевшее, заставляющее глушить спиртное, чтобы забыться. Неужели и его ждет такая же участь?

— Не твое дело, — отрезал Жорка. — Мои счеты, а ты лучше не суйся: сомнут и раздавят, даже мокрого места не останется. Понял? Мы — получатели, простые исполнители чужой воли, и за это имеем кусок хлеба с маслом. Завтра нам прикажут Леве ноги выдернуть, пойдем выдергивать, не спросив, за что, а если спросим, нам выдернут. А я не хочу на костылях скакать. Иди домой, выпей, закуси, переспи с какой-нибудь телкой. Образуется… привыкнешь помалу.

Фомин упал в кресло, обхватив голову руками. Было такое ощущение, словно у ног неожиданно разверзлась бездна. Юрка не знал статей Уголовного кодекса, но догадывался, что за дела, о которых говорит Жорка, по головке не погладят.

— Зачем ты все это сказал? — простонал он.

— Так ты сам начал, — недоуменно вылупил на него пьяные глаза Могильщик. — Сказал, что все про меня знаешь, ну я и… Да ты не переживай. Я тоже поначалу столько думал, что чуть не свихнулся. Витя просто на такие дела смотрит: «Если есть овцы с шерстью, то должны быть и стригали». Не будь только дешевкой, не трепани ему про нашу задушевную беседу. Обоим худо придется.