Рекрут Великой армии (сборник)

Наконец, тридцать пять франков было скоплено, и я объявил дядюшке Гульдену, что хочу купить эти часики.

– Но ведь это дамские часы, – отвечал мне он. – А тебе нужны большие часы с секундной стрелкой.

Я смутился и не знал что ответить. Старик догадался сам:

– Ах, да! Завтра же именины Катрин! Так вот почему ты работал день и ночь! Но я не хочу брать с тебя денег.

Я решительно заявил, что без денег часов не возьму. Тогда он молча спрятал тридцать пять франков в стол, подобрал к часам изящную цепочку с двумя серебряными ключиками и положил все это в красивую коробочку.

– Это будет хороший подарок! – сказал он.

На другой день, 18 декабря, я проснулся в шесть утра. Стоял ужасный холод. Мое окно было покрыто инеем, как занавеской.

Я надел свой голубой праздничный костюм с черным галстуком. Дядюшка Мельхиор, услышав, что я встал, крикнул мне из своей комнаты:

– Вот так холод, Жозеф. Сорок лет я не видел ничего подобного. Бедные наши солдатики! Ведь в России-то еще холоднее. Что-то будет!

Около восьми я собрался идти, но Гульден, увидев, как я одет, закричал:

– Да ты с ума сошел, Жозеф! Ведь ты замерзнешь по дороге! Сейчас же надевай мое пальто, башмаки с фланелевой подкладкой и перчатки.

Я было вздумал возражать, но он мне рассказал, что вчера нашли замерзшего человека, и этот пример на меня подействовал.

По дороге, пробираясь к селению Четырех Ветров, где жила Катрин, я не раз поблагодарил старика за его совет. Стоял дьявольский мороз, и я моментально поднял лисий воротник пальто, уткнув в него лицо.

Когда, громыхая башмаками, я ввалился в квартиру тети Гредель, все были изумлены и не сразу узнали кто это.

– Ах! Да ведь это Жозеф! – крикнула Катрин, разодетая по-праздничному. – Я знала, что он придет, несмотря на холод!

Я снял пальто и, поцеловав Катрин, протянул ей подарок.

– Тут кое-что для тебя.

Катрин развязала веревочку и открыла футляр. Я стоял около нее, и мое сердце усиленно билось. Мне казалось, что часы вовсе не так красивы, как я думал, но в этот момент Катрин захлопала в ладоши и закричала:

– Господи! Какие хорошенькие!

– Да, – подтвердила тетя, – никогда не видела таких красивых часов. А что это нарисовано на циферблате?

Я не сразу ответил ей. Только когда мы уселись все рядом, я сказал:

– Здесь изображены двое влюбленных, которые любят друг друга так, что и описать невозможно. Это – Жозеф Берта и Катрин Бауэр. Жозеф подает букет роз Катрин, a она протянула руку, чтобы взять его.

Потом мы обедали, и тетя угощала нас пирожками, вареньем и разными вкусностями. После обеда Катрин пела.

Я провел счастливый день. Уже стемнело, когда я собрался домой.

На улице мороз только усилился. Чтобы согреться, я почти всю дорогу бежал.

Недалеко от дома тети я услышал пьяный оклик:

– Кто идет!

Я увидел разносчика Пинакля, который шел с коробом за спиной, с фонарем и узловатой палкой.

Этот Пинакль был порядочным негодяем. Он злился на меня за мою дружбу с Катрин и рад был устроить мне всякую каверзу. Встреча с ним ночью, в глухом месте, доставляла мне мало удовольствия и я быстро свернул в сторону и побежал прочь, увязая почти до пояса в снегу.

Пинакль стал кричать мне вслед диким голосом:

– А, это ты, хромоногий! Стой, стой! Ты был у Катрин, похититель времени! Ну, погоди же, скоро будет набор! Набор всех хромых, слепых и горбатых. Ты не отвертишься. Уйдешь на войну и подохнешь, как все!

Я продолжал удирать и скоро скрылся из виду. Дома было тепло натоплено. Дядя Гульден печально сидел перед огнем. У него был такой вид, что я спросил, не болен ли он.

Не отвечая на вопрос, он покачал головой и прошептал:

– Да, вот она великая нация! Вот она, слава!

Я не понял, в чем дело. Дядя пояснил:

– Вот в эту минуту, Жозеф, четыреста тысяч семей плачет во Франции. Наша Великая армия погибла в снегах России. Все эти молодые и сильные люди, которые прошли мимо нас, погребены в снегу. Сегодня мы узнали об этом. Это ужасно!

Перед моими глазами встал призрак нового набора. Неужели оправдается предсказание Пинакля?

В ту ночь я долго не мог заснуть, И старый Мельхиор тоже до трех часов понуро сидел перед камином.

Глава IV. Ужасные вести

Когда на следующее утро я вошел к дядюшке Мельхиору, тот еще был в кровати.

– Жозеф, – сказал он, – мне нездоровится. Разведи огонь, я встану попозже. Сегодня надо пойти в город проверить часы. Сходи ты. Ключи там, у дверей. Я постараюсь заснуть на часок. Все эти истории совсем меня расстроили.

Я развел огонь, оделся потеплее и вышел.

Прежде всего, я направился к церковному сторожу Бренштейну, чтобы вместе с ним пойти завести и проверить часы на колокольне. Когда мы шли вместе к церкви, он меня спросил:

– Вы слышали о нашем несчастии в России?

– Слышал. Это ужасно!

– Да, конечно. Но зато у нас в церкви будет побольше церковных служб. Всякий захочет заказать панихиду о своем сыне, тем более что и погибли-то они в языческой стране.

Когда мы пришли в церковь, там было много женщин.

– Вот видите, я вам говорил, – сказал сторож. – Они уже тут.

Я полез по узкой лестнице на колокольню. Часы отставали. Я поставил их правильно и подрегулировал ход. Покончив с работой, поглядел с колокольни. Весь Пфальцбург был, как на ладони. Я также увидел и соседние селения. Скоро я отыскал и деревню Четырех Ветров.

– Посмотрите, сколько идет народа! Все узнали о бедствии и хотят знать подробности.

Несмотря на холод и глубокий снег, все дороги и улицы были действительно полны народа. На городской площади, перед мэрией и почтой, стояла большая толпа.

Я бросил последний взгляд на домик, где жила Катрин, и стал спускаться по узкой и темной, как колодец, лестнице.

Теперь церковь была совсем полна. Женщины, старые и молодые, безмолвно стояли на коленях и молились за тех, кто был там, далеко. Мне подумалось, что если бы я попал в набор раньше, то и Катрин стояла бы теперь здесь на коленях.

Я быстро прошел через церковь и вышел на улицу. На углу, около городской думы, я увидел зрелище, которого не мог забыть всю жизнь.

Здесь висела большая афиша. Человек пятьсот – горожан и крестьян, женщин и мужчин – теснились кругом и, вытягивая шеи, с ужасом глядели на афишу. Они не могли прочесть, что там написано. Время от времени кто-нибудь говорил: