Реквием по Homo Sapiens. Том 1

– Я, кажется, понимаю, какие, – присоединилась к его смеху Тамара. Они стояли, глядя друг другу в глаза, и смеялись.

Хануман откашлялся, послав Данло холодный взгляд. Он первый завязал разговор с Тамарой – нешуточное достижение, если учесть, что она была куртизанкой, а он всего лишь кадетом. Эмоции, проявляемые Данло, вызывали у него недоумение.

– Понятно, почему Бардо пытается привлечь куртизанок на свою сторону, – сказал он. – Если бы я хотел обратить Орден в новую веру, то начал бы именно с них.

– Мне кажется, вы переоцениваете наше значение, – сказала Тамара.

– Разве?

– Наше Общество не имеет никаких официальных связей с Орденом.

– Тем сильнее проявляется ваше влияние.

– Но мы, как известно, преследуем только чувственные цели, а не политические, – с улыбкой произнесла Тамара. – Терпеть не могу политику.

– Многие гетеры говорят так, но потом, с годами… вы ведь знаете, как говорят наши мастера?

– Нет, не знаю.

– «Найдешь любовницу – потеряешь душу».

Тамара снова рассмеялась.

– Какой же вы циник. Меня учили, что наше Общество основали как раз для того, чтобы помешать мужчинам терять свои души.

На самом деле Общество Куртизанок возникло в 1018 году как кооператив для защиты капиталов нескольких десятков женщин, необычайно искусных в любви. А заодно и для защиты их жизни. Вновь учрежденное общество начало скупать недвижимость в Квартале Пришельцев и самостоятельно распоряжаться своими финансами, разорвав все связи с прежними сутенерами.

В отместку эти склонные к насилию и паразитизму субъекты избивали женщин, а иногда даже пытали нейроножами, заставлявшими биться в конвульсиях их красивые тела. Не одна куртизанка погибла таким образом. Поэтому основательницы Общества сложились и наняли убийц, но те, изничтожив сутенеров, предали своих заказчиц и потребовали себе три четверти годовых доходов Общества, угрожая в противном случае перебить всех куртизанок одну за другой. Это было гораздо больше, чем брали сутенеры, и куртизанки решили не платить, а послать самую одаренную свою диву Наташу Урит на планету Квааллар. Там Наташа заключила коварный договор с воинами-поэтами. В обмен на их смертоносные услуги куртизанки обязались изучить необычную религию Квааллара и по мере возможности обращать в нее мастеров и главных специалистов Ордена. В то время воины-поэты проповедовали свое учение во всех Цивилизованных Мирах и убивали из чистого удовольствия испытать близость со смертью и с жизнью. Они стремились научить этой интенсивности бытия всех людей, а в особенности ученых Ордена, ценивших только знание и разум. Наташа Урит пообещала приставить к мужчинам Ордена молодых куртизанок, чтобы те с помощью своего искусства открыли сердца ученых навстречу новому опыту. Ключом к сердцам служило наслаждение, и куртизанки за две тысячи лет овладели этим искусством в совершенстве. Воины-поэты давно уже истребили всех прочих наемных убийц в Городе, их проповедническое рвение остыло, и договор утратил силу, но в куртизанках пламя их веры не угасло, и они сохранили особые отношения с Орденом. Общество росло и развивалось, но его послушниц по-прежнему обучали искусству тантры, сексуального танца, музыке, майтхуне и пластике. Послушницы же на протяжении веков подрастали, становились гетерами и соблазняли всех молодых членов Ордена, могущих позволить себе такую роскошь. Старея, гетеры омолаживали свои тела и становились подругами мастеров и старых лордов, с юных лет познавших вкус их любви. Орден запрещал своим пилотам и другим специалистам вступать в брак, и вместо жен они обзаводились любовницами. Некоторые женщины даже рожали детей – нелегально, разумеется, и были лорды, которые старались добыть деньги, чтобы содержать свои тайные семьи в роскоши. Они с повышенным вниманием прислушивались к советам своих подруг и теряли если не душу, то независимость. Однако лучшие из куртизанок, будь то любовницы, дивы или гетеры, продолжали использовать свое искусство лишь в высших целях.

– Если бы наше Общество действительно хотело повлиять на Орден, – улыбнулась Хануману Тамара, – мы учили бы мужчин доставлять удовольствие женщинам. Ведь женщины составляют почти половину Ордена.

– Это верно – но семеро из десяти лордов мужчины.

Данло откинул волосы с глаз. Ему приходилось почти кричать, чтобы быть услышанным за музыкой и гулом голосов.

– Вы правда это можете – научить мужчин доставлять женщинам удовольствие? – Тамара тихо засмеялась в ответ и кивнула.

– Мне кажется, в этом и заключается секрет их искусства, – сказал Хануман. – Лучший способ соблазнить мужчину – это польстить его тщеславию.

– Боюсь, вы не совсем понимаете, – сказала Тамара, и они с Хануманом занялись словесным фехтованием, словно два послушника, гоняющие туда-сюда хоккейную шайбу. Хануман, мрачный, но собранный, изображал молодого кадета, которому услуги куртизанок недоступны и которого обуревают почтение, возмущение, чувство вины и плохо скрытое желание. Но он только разыгрывал эти эмоции, как это водится у цефиков. Скорее всего он пытался одержать над Тамарой верх, сорвать блистательный покров ее шарма и показать ослепленному любовью Данло грани ее характера, которые тот иначе не разглядел бы.

Но Тамара осталась непоколебима, как алмаз, и, несмотря на все ухищрения и завуалированные атаки Ханумана, продолжала улыбаться и блистать.

– Уверена, что вы, когда станете полноправным цефиком, найдете себе куртизанку, которая научит вас величайшему из всех удовольствий.

– Смею ли я спросить, в чем оно заключается?

– Думаю, вы уже знаете, в чем.

Хануман выдавил из себя смех.

– Да, мне, как цефику, полагается знать подобные вещи.

Последовала долгая пауза, которую нарушил Данло, спросив:

– Так что же это за величайшее из всех удовольствий?

– Давать удовольствие другим, конечно. – Тамара перевела взгляд с Данло на Ханумана. – Хотя для некоторых мужчин самое большое удовольствие состоит в том, чтобы причинять боль.

Ее слова явно застали Ханумана врасплох. Его лицо, побагровев, выразило бешенство, обиду и стыд – он редко проявлял такие эмоции открыто.

– Ты должен знать, Данло, что куртизанки очень остры на язык. Даже цефику есть чему у них поучиться.

– Благодарю вас, вы очень любезны.

– Столь многому можно научиться, и столь мало ночей на это отпущено. – Хануман поклонился Тамаре со своей замороженной цефической улыбкой. – Этой ночью мы с Данло пришли сюда поучиться мнемонике. Мы вынуждены покинуть вас, чтобы засвидетельствовать свое почтение Бардо. – Он снова поклонился – чуть ниже, чем следовало – и сказал Данло: – Интересно, потолстел ли он еще больше за пять лет.

Данло сознавал, что им в самом деле следует найти Бардо, но что-то в темных блестящих глазах Тамары удерживало его на месте.

– Данло! – Тихий, подчеркнуто сдержанный голос Ханумана затерялся среди сотни других голосов. – Ты идешь?

– Нет пока. Ты передай Бардо привет от меня. Я найду тебя… после.

Он по-прежнему не сводил глаз с Тамары и потому не видел бешенства, мелькнувшего на лице Ханумана. Ему не пришло в голову, что Хануман тоже мог влюбиться в Тамару с первого взгляда, как и он. Данло даже не подозревал, что Хануман может быть способен на такое всепоглощающее чувство.

Хануман вышел из комнаты, и Данло признался Тамаре:

– Иногда ему нравится причинять людям боль, это верно. Но я не вижу, зачем он мог бы захотеть сделать больно вам.

Кто-то толкнул Данло сзади, заставив приблизиться к Тамаре. Народу в комнате прибывало, и становилось очень душно. Многие курили семена трийи, семечки громко щелкали, и под всеми тремя люстрами клубился лиловатый дым, щиплющий глаза и дурманящий голову. Тамара стояла под самой люстрой, и электрический свет, отражаясь в хрустальных подвесках, одевал ее в сиреневые тона. Данло она представлялась статуей богини, изваянной на планете Гемина. Но тут ее гибкие мускулы дрогнули под голубовато-сиреневой пижамой, и он остро осознал, что она живая, из плоти и крови, и дыхание у нее сладкое и горячее.