Реквием по Homo Sapiens. Том 2
Шрифт:
Лицо Эде выразило беспокойство.
– Ты говоришь о Боге Эде в прошедшем времени.
– Для обыкновенного образника ты очень наблюдателен.
– Я же сказал: у меня много глаз.
– И знаешь ты много разных вещей.
– Нет – очень мало. И трагичнее всего то, что в моей памяти почти не осталось места для новой информации.
– Но ты знаешь, что запрограммирован посылать сигналы в космос, да?
– Разумеется.
– Для чего ты это делаешь? И зачем нужен весь этот храм? – Данло показал на сельдак, поблескивающий на своей подставке в смежном зале. – Зачем тебя запрограммировали на то, чтобы ты зазывал сюда путешественников?
Данло
– Скажи хотя бы, кто тебя программировал? Настоящий Бог Эде?
– Ты задаешь трудные вопросы.
– Ну извини.
– Дело не в том, конечно, что я не могу на них ответить. Но моя программа обязывает меня соблюдать определенные предосторожности.
– Понятно.
– Если бы я сам мог спросить тебя кое о чем, то ответы на твои вопросы, возможно, всплыли бы сами собой.
Данло улыбнулся, несмотря на испытываемое им раздражение, и сказал:
– Хорошо, спрашивай.
– Прекрасно. Я вижу, ты человек разумный.
– Спасибо.
– Мой первый вопрос таков: где ты был, когда принял мой сигнал?
– В трехстах милях над этой Землей. Совершал свой четырнадцатый оборот по ее орбите.
– Понимаю. Каким образом ты его принял?
– Моя корабельная рация запрограммирована на поиск таких сигналов.
– Ясно. Ты летал вокруг планеты на корабле?
– Что ж по-твоему – я на крыльях там летал?
– Я вижу, ты любишь отвечать вопросом на вопрос.
– А что, нельзя?
– Я вижу, ты любишь дразнить своих собеседников.
– Извини, – сказал Данло, глядя в блестящие черные глаза Эде. – Я, наверно, был груб, да?
– Человеку это свойственно, не так ли?
– Возможно, но только не мне. Меня учили, что мужчина не должен вести себя грубо ни с кем – ни с другим мужчиной, ни с женщиной, ни с ребенком. – Ни с животным, добавил Данло про себя, ни с деревом, ни с камнем, ни даже с убийственным западным ветром, дующим ночью. Мужчина должен быть правдив и вежлив со всем, что есть в мире, даже с фигурой, светящейся над компьютером. – Извини меня. Я просто не привык вести такие сложные разговоры… с искусственным разумом.
Лицо Эде превратилось в непроницаемую маску, но глаза заблестели еще ярче, как будто его программа при всей своей сложности не могла скрыть его интереса к словам Данло.
– Тебе часто приходилось говорить с разновидностями такого разума?
– Нет, не часто.
– Общался ли ты с представителями такого разума на пути сюда?
– Возможно, да, а возможно – и нет. – Данло не совсем четко представлял себе, к какому виду разума отнести лунные мозги Тверди.
– Возможно, да, а возможно – и нет, – с механической улыбкой повторил Эде. – Право же, ты очень внимателен. Ты запомнил, что в моей памяти осталось совсем мало места, и решил не загружать меня новой информацией.
– Извини еще раз. – Данло сейчас не хотелось рассказывать ни этой голограмме, ни кому бы то ни было о своем путешествии в Твердь.
– Иногда бывает трудно определить, какой разум искусственный, а какой нет.
– Да, пожалуй.
– Но ты сказал, что тебе уже приходилось общаться с разумом, который ты называешь искусственным.
– Да – на моей родной планете. В городе, где я учился, много компьютеров. И много ИИ-программ.
– Каких программ?
– ИИ. Искусственного
интеллекта. Цефики моего ордена иногда называют их Я-программами. В насмешку над верой в то, что компьютер может обладать самосознанием.– Понимаю. Видимо, цефики твоего Ордена – люди старозаветных взглядов.
– В общем, да, кроме кибершаманов. Эти любят компьютеры. – Данло на миг прикрыл глаза и увидел перед собой алмазную кибершапочку на бледном черепе и холодные, как смерть, бледно-голубые глаза. – Кибершаманы иногда называют ИИ-программы божественными.
– Мне это представляется более подходящим названием.
– Может быть.
– Ты говоришь о том Ордене, который помещается в городе Невернесе?
– Да.
– Значит, я могу заключить, что ты пилот этого Ордена?
– Да.
– Далеко же ты тогда залетел, пилот, на своем алмазном корабле быстрее света – забыл, как они у вас называются.
– Легкие корабли.
– Да, верно. Но как тебе удалось провести свой легкий корабль через давно уже непроходимую часть галактики?
– Нас учат преодолевать такие пространства – и Экстр в том числе. Мы умеем прокладывать маршруты в мультиплексе с обратной стороны этих диких звезд.
– Я думал, что мультиплекс под Экстрой не поддается маршрутизации.
– Да… почти не поддается.
– Итак, ты прошел путь длиной в двадцать тысяч световых лет.
– Да.
– Один? По маршрутам, которые составлял самостоятельно?
– Да. Пилот в мультиплексе всегда один.
– Ты входил в мультиплекс и пилотировал свой корабль без посторонней помощи?
– Разумеется.
– Но что-то ведь помогло тебе отыскать эту пданету?
Данло промолчал, и Эде заговорил снова:
– В Экстре сто миллионов звезд – а может быть, втрое больше. Что же прявело тебя к этой Земле – чудо?
Глаза Эде сверлили Данло, как лазеры, и Данло чувствовал, что сотни компьютерных глаз тоже сфокусированы на его лице. Компьютер, снабженный цефической программой, способен определять, правду говорит человек или лжет.
– Мне назвали координаты звезды поблизости от этой Земли, – сказал Данло.
– И кто же дал тебе эту информацию?
Данло шумно выдохнул и признался голографическому Эде, что побывал в Тверди. Он лишь вкратце упомянул об испытаниях, которым подвергся на берегу океана, а о своих отношениях с Твердью, воплотившейся в образе Тамары, вообще не сказал ни слова. Не упомянул он также о том, что ищет своего отца, и о преследующем его воине-поэте. Зато он не скрыл от Эде, что ищет планету Таннахилл, где живут Архитекторы Старой Церкви, уничтожающие звезды во имя своих доктрин.
– Весьма примечательная история, – сказал Эде, чье лицо выражало откровенное облегчение. – И только незаурядный человек мог добыть у Тверди информацию такого рода.
– Ты знаешь Ее, да? Знаешь что-то о Ней?
Но Эде, видимо, не желал сейчас говорить о Тверди. Его интересовала тайна появления Данло на этой Земле, а может быть, и тайна самого Данло.
– Ты незаурядный человек, – повторил он. – Могу я узнать твое имя?
Данло не знал, какое имя назвать этой дотошной голограмме. Когда-то его звали Данло Диким, а один добрый, покрытый белым мехом инопланетянин назвал его Данло Миротворцем. Были у него и другие имена: первое, которым его называли в племени; имя его анимы, принимающее участие в творении мира, и его духовное, тайное имя, которое он мог шепнуть только ветру.