Реквием по солнцу

Эши провел это время с Риалом и Тристаном Стюардом, обмениваясь мнениями и определяя стратегию дальнейших действий.

— Сорболду предстоит принять одно из самых сложных решений, необходимость которых когда-либо вставала перед империей, — сказал Эши лорду Роланда во время скудного обеда, проходившего в огромном зале дворца: большинство поваров и слуг сбежали после похорон, страшась неизвестности и надеясь на то, что при благоприятной смене режима их вновь наймут, поскольку никто не знает их в лицо. — Какой бы правитель ни пришел на смену Лейте, я должен постараться, чтобы Сорболд остался в дружеских отношениях с Союзом. И хотя в принципе я согласен с тобой, Тристан, что с Сорболдом легче иметь дело как с единым государством, а не как с множеством независимых провинций, не нам это решать. Пусть они сами договариваются о будущем своей страны. К тому же иметь сильных соседей далеко не всегда выгодно.

Лорд Роланда бросил мрачный взгляд на своего суверена.

— Когда мы были мальчишками, я помню, ты говорил, что вождей и политиков легко различать по тому, внутри или вне своего государства они ищут поддержку, — недовольно заявил он. — Сожалею, что ты оказался совсем не таким, как мне бы хотелось.

— Я не стану спорить, что единый Сорболд будет стабильнее, — вмешался Риал, надеясь предотвратить ссору. — Но аристократы подняли серьезные вопросы. Проблемы некоторых крупных городов-государств годами оставались нерешенными, поскольку императрица не имела то ли сил, то ли желания ими заняться. Единому Богу известно, насколько государства, находящиеся на побережье, нуждаются в военной силе и поддержке флота: пираты и работорговцы процветают в Сорболде, гладиаторских арен становится все больше, популярность кровавых развлечений стремительно растет. Лейта закрывала глаза на эти гнусные забавы, и я прекрасно понимаю тревогу Дамира, чьи земли граничат с Тирианом.

— Однако возражения Каава кажутся мне неискренними, — заметил Эши. — На его территории находятся крупнейшие рудники, где добывают уголь, серебро, серу и соль. Как вы думаете, где он берет людей для тяжелых работ?

— У работорговцев, — согласился Риал.

— Возможно, мы слишком долго с ними нянчились, — сказал Тристан Стюард. — С тех самых пор как Сорболд в конце войны откололся от намерьенской империи, он становился для нас все более серьезной угрозой, став настоящим гнездом скорпионов и Серых Убийц, прячущихся в скалах, — они лишь ждут подходящего момента для нанесения удара. Разумнее всего начать процесс постепенного вхождения провинций Сорболда в Союз, а не пытаться заключать с ними мирные договоры.

— И как ты намерен это осуществить, если они будут против? — насмешливо спросил Эши. Их армия в пять или даже шесть раз больше объединенных сил Роланда…

— Но если мы воспользуемся помощью Тириана и Илорка, то легко сможем их разбить.

Эши поднял руку, предвосхитив резкий ответ Риала.

— Я не желаю слушать заявления подобного рода. Кажется, ты забыл, что мы здесь в гостях. — В тихом голосе Эши послышались завораживающие интонации дракона. — Ты говоришь ужасные вещи, которые могут привести к непредсказуемым последствиям. Ты призываешь нас вернуться в прежние кровавые времена, которые, к счастью, ушли.

— А почему ты этого боишься? — резко парировал Стюард. — Почему не хочешь забрать то, что плохо лежит, когда противник не готов сопротивляться?

Эши допил бокал с вином и встал.

— Потому что, в отличие от тебя, я не хочу править миром. Рано или поздно миру это не понравится.

На закате солнца совет возобновился.

Представители дворянства разделились на два лагеря, а главы гильдий, наоборот, решили объединить свои усилия. В результате во внутреннем круге образовались четыре различные группы: аристократы, представляющие девять крупнейших городов-государств, которых Трифалиан назвал достойными независимости; графы оставшихся городов, усевшиеся на противоположной стороне в угрюмом молчании; купцы в лице Ивара и Талквиста; армия, которую представлял Фремус.

Судя по внешнему виду Найлэша Моусы, Первосвященник Сорболда провел бессонную ночь. Его пухлое лицо осунулось, кожа покраснела и блестела от пота. Он вышел в центр площади, дождался, когда наступит тишина, и обратился к присутствующим:

— Прежде чем мы начнем Взвешивание, я хочу спросить вас: есть ли у кого-нибудь сомнения или возражения?

Все молчали. Благословенный кивнул:

— Очень хорошо. Поскольку именно на мне лежит обязанность проводить Взвешивание — Лазарис будет только фиксировать результаты, — мне кажется, что я сам должен сначала пройти эту процедуру. Весы в состоянии определить больше, чем видит глаз, больше, чем в силах оценить разум. Они знают, что у человека на сердце, им известна его судьба. Если они покажут, что я могу солгать, мне нечего будет возразить. — Моуса взял в руку символ Земли, висевший у него на шее. — Вы видите священный знак моего сана. Если я его недостоин, если я нарушил данные мною клятвы, весы это покажут. — Он посмотрел на толпу, и улыбка тронула уголки его губ. — Не забывайте, что происходящее касается и вас.

Пока собравшиеся обменивались встревоженными взглядами, Благословенный снял с шеи цепь и передал ее Лазарису. Священник быстро поднялся по ступенькам на помост и с благоговением положил символ Земли на западную чашу. Потом он сделал шаг в сторону и нервно кивнул Моусе.

Благословенный Сорболда взошел на помост с абсолютно прямой спиной — Эши еще никогда не видел, чтобы Моуса выглядел таким торжественным. Закрыв глаза, Моуса ступил на вторую чашу весов.

Несколько мгновений весы не шевелились. Затем огромные деревянные плечи заскрипели, Благословенный поднялся вверх, но чаши тут же уравновесились: весы показали, что Моуса по праву носит священный символ Земли.

Эши, наблюдавший за происходящим из внешнего круга, испытал настоящее восхищение. Он всякий раз поражался, когда видел, как вес взрослого мужчины уравновешивается крошечным символом (сейчас это был знак Земли), и в который уж раз он восхитился мудростью древних, создавших этот совершенный механизм. Он подумал о прошлом: ведь Гвиллиам настолько ценил весы, что привез их из Серендаира, спас от гибели во время катастрофы. Одно из замечательных деяний его деда, причинившего людям столько горя.

По-прежнему не открывая глаз, Найлэш Моуса некоторое время постоял неподвижно, словно прислушиваясь к голосам, которые мог различить только он. Потом глаза его открылись, он глубоко вздохнул, сошел с весов, очищенный от грехов самой Землей, и начал готовиться к Взвешиванию. Он взял с чаши весов символ Земли, поцеловал его и надел на шею, после чего дал знак Лазарису положить Кольцо Власти на западную чашу.

— Очень хорошо. Насколько я понимаю, никто не хочет оспорить решение весов… — Он немного подождал, а когда возражений не последовало, продолжал: — Я приглашаю представителей изложить свои точки зрения.

— А если мы вообще против императора? — спросил Трифалиан.

Моуса задумался.

— Каждый выбранный представитель сформулирует перед весами свою точку зрения, какой бы она ни была.

Моуса отвернулся к Лазарису под перешептывание, вызванное его словами, затем вновь обратился к собравшимся:

— Кто представит мнение армии?

Фремус отодвинул стул, встал и медленно оглядел своих противников. Потом он поднялся на помост и вскинул вверх щит со сверкающим в закатных лучах изображением солнца.

— Это щит императорской гвардии, защищавшей трон Сорболда в течение трехсот лет, — холодно проговорил он. — Армия не хочет править Сорболдом, мы намерены оберегать тот путь, который укажут нам весы. — Он закашлялся, а потом вздернул подбородок. — Если весы нас поддержат, то Сорболд останется единым, а император будет избран из числа военных.

Найлэш Моуса жестом предложил положить символ армии на весы. Командующий поцеловал щит и водрузил его на восточную чашу весов. Весы даже не дрогнули. Щит продолжал висеть в воздухе, кольцо оказалось заметно тяжелее.