Реквием по вернувшимся

– Не нравится мне этот сон. Ох, неспроста он. Может, стоит психоаналитику ребёнка показать?

Она волновалась за внучку. И дедушка волновался. А Вероника…

– Мама, не сгущай краски. Ничего страшного не случилось ведь? Перерастёт.

– Не знаю, не знаю. Ты конечно мать, решать тебе, но я бы задумалась.

Вероника и задумалась. Только что пережитый кошмар, странная слабость… И сны – тот, трёхнедельной давности, в лунном челноке, и сегодняшний. Всё выстраивалось в один ряд. Не с Мышонком происходило что-то нехорошее – с ней!

Горгона добралась таки до неё. Или никогда не отпускала?

Иван Круминь

Горгона, объект «Кольцо»,

217 день экспедиции

Экспедиция заканчивалась. Теперь окончательно и наверняка. Последняя серия полевых изысканий почти ничего не добавила к отчёту. Кратер оказался обычной грядой гранитных скал. И каменные россыпи внутри тёмного круга были такими же кварцем и полевым шпатом, что и за его пределами. И спуск на дно ущелья не дал новых результатов. И сейсмограммы показывали, что «кольца» и нет никакого – заурядный участок полярного щита. Никаких тайн, никаких загадок…

Разве что «облако» стоял особняком в этом ряду. Объяснить его природу не получилось, странное вышло с забором проб. Киберзонд уверенно погрузился в клубящуюся массу, не оставив следа на её поверхности… и связь с ним тут же прервалась. Круминь мысленно простился с автоматом, но минут через пятнадцать тот выкатил обратно, вполне исправный и управляемый. Исправный то исправный, однако во время «прогулки» кибера внутри облака ни с одного датчика сигналы не записывались, а пробосборники оказались до верху заполнены дистиллированной водой несколько необычного изотопного состава, но без малейших следов красителя. Облако будто издевался – хотите, мол, верьте, что я из водяного пара состою, хотите, нет. Коцюба верила и рвалась заглянуть за алую завесу. Круминь не верил и не пустил. Скрывалось за всеми этими находками что-то неправильное, необъяснимое. И не только объект «Кольцо» был неправильным – вся планета.

Приказ о завершении экспедиции экипаж выслушал с облегчением. Устали люди, вымотались за двадцать три недели полевых изысканий. Последняя, сверхплановая серия особенно тяжко далась. Вроде бы и не происходило ничего необычного, но алая стена, маячащая на горизонте, давила на психику. Даже Коцюба не возражала, что изыскания пора сворачивать. Смирилась с тем, что разгадать загадку этой планеты с наскока не получится. В конце концов, пусть учёные на Земле головы сушат. Они у них большие, много ума вмещают. Для разведэкспедиции задерживаться на Горгоне смысла не было.

И лишь в глазах Ярославы Круминь увидел вопрос. Но на него ответить он мог только наедине. Если вообще мог ответить…

Он зашёл в каюту пилота, когда по корабельным часам был поздний вечер, почти ночь. Молча присел на кушетку. Ярослава стояла спиной к двери, расчёсывала волосы. Спросила, не оборачиваясь:

– Значит, завтра последний день?

– Да, завтра сворачиваем лагерь и уходим с орбиты.

– И каково твоё мнение обо всём там, внизу?

Круминь помедлил. Вот и прозвучал тот вопрос.

– Оно покажется странным, моё мнение.

– Боишься высказать?

– Скорее не решаюсь.

Ярослава закончила с волосами, связала их в хвост и присела рядом.

– Помочь? Ты думаешь, что объект «Кольцо» может иметь искусственное происхождение.

Вместо ответа он тихонько погладил её сильную и нежную руку.

– Слава, я хочу, чтобы ты завтра осталась на корабле.

– Почему?

– Я обещал Степану взять его вниз, «ножки размять» перед Манёвром. У них снова с Булановым трения. Поговорила бы ты с Алексеем, нельзя же быть до такой степени…

– Это не причина, – она отмела его объяснение. – Ты боишься, что завтра что-то случится. Ты думаешь, что если там, внизу, в самом деле что-то есть, то сможем ли мы уйти так легко? Отпустят ли нас?

Она вслух говорила то, что Круминь не решался произнести даже мысленно. Поморщившись, он качнул головой:

– Зачем так категорично? Приборы ведь не фиксируют никаких отклонений…

– Приборы – это костыли для наших органов чувств. Человек – самый точный прибор.

– Так что, бросить лагерь и улетать сегодня?

Ярослава заглянула ему в глаза. Два ярких, тёплых солнца.

– Я не знаю, Ваня. Я не знаю, что должно произойти. И поэтому тоже боюсь.

Он обнял её за плечи, притянул к себе.

– Слава, оставайся на корабле. Я обещаю вернуться и никого не потерять внизу. Но если завтра что-то случится… Тогда мне останется надеяться только на тебя. Елена Коцюба

Земля, пансионат «Сосны», 30 июля

Лена проснулась резко, как от удара. Села в постели. В коттедже было темно, светящийся циферблат часов показывал час сорок две. Андрей мирно посапывал рядом, вокруг были знакомые, земные вещи: подушка, одеяло, кровать, тумбочка, часы. В глубине комнаты угадывались шкаф, столик с лежащим на нём компом, стул, тиви-панель на стене. За окном поблёскивало серебристой лунной дорожкой озеро. «Всё хорошо. Я дома, я на Земле» – эта мысль почему-то оказалась хрупкой и ненадёжной, как соломинка, за которую хватается утопающий. «Всё хорошо. А то был всего лишь плохой сон. Ночной кошмар».

Нет, обманывать себя бесполезно. Она вспомнила то вчера в лесу, и тогда она не спала. Теперь оно вторглось в сон яркими, отчётливыми до мельчайших подробностей картинками…

…Пологие склоны кратера проносятся под днищем шлюпки. Надвигающаяся стена жутковато-алой пены. Три изломанные фигурки в скафандрах лежат на камнях, среди разбросанного оборудования. Изображение наплывает, приближается. Самая маленькая фигурка прямо перед глазами. Она упала на спину, голова запрокинулась назад, свесилась с камня. Сквозь прозрачный щиток гермошлема видны короткие светлые волосы, закушенные губы, тёмная струйка, бегущая из уголка рта вверх по щеке, к виску. А в широко распахнутых серых глазах – такая боль…

Холод заставил очнуться. Холод, и мерзкая, не унимающаяся дрожь. Пижаму бы в самый раз… Нечего и мечтать! Уже и не вспомнить, когда у неё в последний раз была пижама, – «Я закалённая!» Лена приподнялась, дотянулась до стула, нащупала Андрееву майку. Всё лучше, чем ничего. Натянула, забралась с головой под одеяло.

«Что же это я вспомнила? Не было же такого! А что было?» Она постаралась с подробностями прокрутить в памяти завершение экспедиции.

Последний день на орбите Горгоны. Суматоха, как обычно… Дальше! Они в стасис-отсеке. Последний дружеский поцелуй, и Вероника закрывает за собой люк… Дальше! Они в пространстве Земли, проверяют отчёты, упаковывают личные вещи. Ника прыгает как маленькая от радости – по видеосвязи говорила со своим Мышонком. Ждёт, не дождётся, когда сможет подхватить дочь на руки… Дальше! Орбитальный док, санитарный патруль… Дальше! Лунная база, карантин. Две недели безделья и ежедневных медицинских процедур… Дальше! Лунный челнок, космовокзал, довольное до безобразия лицо Андрея. Ника, убегающая к вагончикам монорельса. Живая и здоровая. «Пока! До встречи!».

Всё правильно, именно так и было. Как же это стыкуется с тем, что она вспомнила? И вновь – удар изнутри. Запрокинутое застывшее лицо, тёмная струйка, широко распахнутые глаза. Остановившиеся, невидящие… Мёртвые.

Елена куснула щёку. Стоп, нельзя давать волю эмоциям, нужно сосредоточиться. Итак, последний день на Горгоне. Их пятеро: она, Круминь, Вероника, Медведева и Коновалец. Командир торопится, хочет быстрее разобрать оборудование и вернуться на корабль. Пока шлюпка снижается, распределяет обязанности. Пристинская, Маслов и Коновалец… А откуда там Маслов? У него ведь вахта на корабле, в паре с Булановым. Он всю неделю встречал и провожал их с кислой миной. Нет, всё правильно, в последний день Круминь взял Маслова вместо Медведевой. Здесь всё в порядке, это она помнит отлично. Пристинская, Маслов и Коновалец остаются демонтировать лагерь в кратере. А они с командиром летят за сейсмодатчиками к ущелью. Круминь аккуратно сажает шлюпку на дно. Они собрали приборы, загрузили их и…