Реквием

— Доброе утро, святой отец.

— Извини, что потревожил тебя во время молитвы, — произнес Джон своим тихим голосом.

— Я закончил.

— Меня удивляет, Уильям, почему ты не посещаешь мессу в моей часовне вместе с другими. Я всегда рад тебя видеть.

Часовней капеллан называл лесную поляну с алтарем, устроенным на высоких пнях.

— Спасибо, но я привык молиться один.

— Ты мог бы на одной из служб рассказать людям о Святой земле, — терпеливо продолжил Джон. — Мог бы их вдохновить.

— Чем? — Уилл встал. — Святая земля вовсе не рай, каким люди ее здесь представляют. Крестоносцы, явившись туда со своими мечами, на самом деле осквернили эту землю. Чем я могу их вдохновить? Рассказами об ужасах битв? О смертях? Если донесения лазутчиков верны и английское войско в пути, они скоро почувствуют это сами и без моих рассказов.

Джон нахмурился.

— До сих пор им удавалось противостоять врагу, больше числом и лучше вооруженному.

Уилл понизил голос:

— Они храбры и мужественны, но до сей поры брали лишь хитростью. Внезапные нападения на слабые гарнизоны, засады.

— Они взяли Перт и Глазго. — Голос Джона оставался ровным. — Обратили в бегство англичан в Сконе, свергли ублюдка шерифа Ланарка и положили пятьдесят его воинов.

Поселившись в лагере, Уилл слышал рассказы об этих событиях почти каждый вечер, и с каждым новым открытым бочонком вина, взятого из английского обоза, картины становились все ярче и обрастали новыми подробностями. Вначале это производило на Уилла впечатление. В Мидлотиан новости почти не доходили, и он не представлял размаха сопротивления.

Восстание поднялось весной. На юге выступил Уоллес, а на севере молодой барон Эндрю Морей, сын верховного судьи Шотландии. Вскоре оно охватило большую часть королевства. Уоллес предпринял смелую вылазку на Перт, Глазго и еще несколько городов, выбил оттуда англичан и скрылся с трофеями в дебрях Селкеркского леса, после чего к восстанию присоединились многие шотландские бароны.

Уилла восхищали победы Уоллеса, и он чувствовал, что нашел то, что искал. Теперь можно было продолжить борьбу с Эдуардом, но мешал Саймон. Он следовал за ним тенью, напоминал о прошлом, от которого Уилл пытался загородиться. Будил воспоминания, возрождал едва затихшую боль, напоминал о попранном долге.

Он посмотрел в пытливые глаза Джона Блэра.

— Люди Уоллеса брали города, где население отчаянно желало избавиться от ига англичан. Им еще не приходилось сражаться против тяжелой рыцарской конницы в открытом поле.

— Обрести свободу нелегко, — ответил Джон, помолчав. — Это знает каждый из нас. Но каждый из нас носит внутри нечто такое, — капеллан устремил на Уилла грустный взгляд, — что, я думаю, ты потерял.

— И что это?

— Вера. — Джон кивнул и, не дав Уиллу ответить, двинулся прочь. — Моя часовня всегда открыта. Доброго тебе дня.

Уилл смотрел вслед Джону Блэру. Очень хотелось верить, что капеллан прав и шотландцы могут победить. После поражения в Эдинбурге он жаждал победы, но узнав, что из Берика движется английское войско под командой Крессингема и Уоррена, не мог избавиться от тревоги. На них шли опытные бойцы, рыцари, а большинство повстанцев Уоллеса — это пастухи, крестьяне, кузнецы и торговцы. Среди них тоже, конечно, попадались люди опытные и отважные, но в основном войско повстанцев представляло собой почти беспорядочную толпу, не способную противостоять английской мощи.

Натянув сухую рубаху, Уилл направился к шатрам, намереваясь поговорить с Уоллесом. Он нашел его с командирами войска. Каждый был одет по-своему, все в шрамах, грязные, но веселые. Пестрая компания. Они сидели вокруг уютно потрескивающего костра, над которым висел железный котел. В желудке заурчало. Уилл уловил запах оленины и приправ. Неделю назад Дэвид убил оленя на глазах Уоллеса и потом с ликованием передал Уиллу слова вождя повстанцев — это был один из лучших выстрелов, какой он когда-либо видел.

Уилл остановился неподалеку.

— Нет, — произнес Адам, мотнув головой, — это случилось в Эре.

— И что там случилось? — Скрипучий голос принадлежал ирландцу Стивену.

— В этом городе служил один английский воин, — ответил Адам, — здоровенный такой бугай. Так вот, он держал пари, что положит на лопатки любого. Какую он сделал ставку, кузен? — Адам посмотрел на Уоллеса. — Три пенни?

— Четыре, — ответил Грей, опередив Уоллеса.

— Так вот, Уильям поставил восемь, — продолжил Адам, ухмыльнувшись. — И сломал этому идиоту спину.

— Боже, — пробормотал Стивен.

— Тут на Уильяма бросились его товарищи, и он убил семерых.

— Троих, — поправил его Уоллес, — а потом меня бросили в тюрьму, где мучили пять недель — морили голодом, били. В общем, я дошел до такого состояния, что… — он пожал плечами, — …заснул.

Все затихли.

— И они решили, будто ты умер? — подал голос воин, сидящий рядом со Стивеном.

— Так оно и есть, — произнес Адам с серьезным лицом.

— Да, — подтвердил Уоллес, взяв бурдюк с водой, — англичане действительно приняли меня за мертвого. И выбросили на кучу навоза.

— Сволочи, — прохрипел один из командиров.

— Но тут привалило счастье, — произнес Адам, подхватывая рассказ. — Англичане объявили о смерти Уильяма, и это услышала одна пожилая женщина, знакомая его матери. Она велела сыновьям привезти тело и как следует похоронить. Когда на Уильяма надевали саван, он вдруг ожил. Женщина взяла его в свой дом и выходила. Ей помогала дочка. — Он улыбнулся Уоллесу. — Расскажи им, кузен.

Уоллес напился из бурдюка.

— Та добрая женщина никак не могла меня накормить. Я был настолько слаб, что не хватало сил есть. Так она позвала дочку, — его рот начал кривиться в улыбке, — которая недавно родила, и у нее еще оставалось молоко.

Грей разразился смехом, его подхватили остальные.

— С ней получилось, — закончил Уоллес.

— И как она себя вела?

— Улыбалась. Когда молоко в одной груди иссякло, сунула мне другую.

— Да, Уоллес, перед тобой не устоит ни одна женщина! — воскликнул Стивен. — И как они любят тебя, такую громадину?