Реквием

Подаренная мне Петей в те годы объёмная книга называлась «Справочник начинающего радиолюбителя». Спустя пятьдесят пять лет она является одной из моих настольных книг. Знания, почерпнутые мной в этой книге для начинающих, до сих пор удивляют моих знакомых радиолюбителей, энергетиков и связистов.

Петя, заглушив двигатель, кивком подозвал меня. Оказывается, Петя приехал за мной по просьбе моего отца, ждущего нас на складе сельпо.

— Поменяй учебники и тетрадки на завтра. Уроки сделаешь дома, в Елизаветовке. А завтра утром приедем, и прямо в школу. — обрадовал и несколько озадачил меня Петя.

Мне не надо было повторять. Предстояло захватывающее путешествие на редком тогда мотоцикле М72 из Дондюшан в Елизаветовку и обратно. Мотоцикл Петя водил с четырнадцати лет. Дядя Федя — Петин папа работал почтальоном. За руль мотоцикла он ни разу не садился. Петина мама — тётя Гашица (Агафья) работала старшим поваром в чайной напротив дома. Петины родители уже много лет дружили с моими.

Подъехали к складам сельпо, располагавшимся тогда напротив железнодорожной рампы. Отец ждал нас, стоя рядом с несколькими картонными коробками. Увесистые коробки загрузили в коляску и багажник. Мне предстояло ехать, сидя на заднем седле, что было гораздо занимательнее езды в тесной люльке.

— Петя, езжай внимательно. Тут посуда. — и уже обращаясь ко мне, продолжил. — Разгрузите осторожно. Всё сложить в большой комнате. Это всё для Алёшиной свадьбы.

Этой весной наша семья готовилась к близкой свадьбе Алёши, моего старшего брата. Чтобы не собирать посуду по селу, отец выпросил её «на прокат» в сельпо, где когда-то работал заготовителем. На каждой тарелке витиеватым письмом было напечатано тёмно-зелёным: «Общепит». То же слово было выштамповано на вилках и ложках. Уложив сверху тяжёлый рулон клеёнки, отец перетянул всё верёвкой и застегнул дерматиновый фартук люльки.

— Езжайте осторожно, — ещё раз напомнил отец. — а я поездом в Черновцы. Приеду завтра вечером. Переночуете, позавтракаете, и в школу. Не опоздайте.

— Дядя Коля! Я ночевать буду у тёти в Сударке. На уроки успеем. — заверил отца Петя.

Мы поехали. Весенний лес уже потемнел и начинал зеленеть. В лицо били тугие волны, казалось, почти летнего воздуха. Грудь, всё моё существо наполняла нечаянная радость от такого насыщенного дня. Сегодняшнее голубое небо казалось уже другим, более доступным. Там, высоко, отсюда невидимый, уже летал человек. Я был твёрдо уверен, что настанет и мой звёздный час. Тогда и я полечу в космос.

Вспоминая ту поездку, сейчас мне кажется, что шестнадцатилетний Петя, в отличие от меня, был начисто избавлен от азарта. Он вёл мотоцикл довольно медленно и осторожно. Тем не менее, дорога для меня оказалась слишком короткой. Приехав, мы разгрузили мотоцикл. Наскоро пообедав, Петя уехал к тёте, наказав быть готовым к семи часам утра.

Оставшись один, я вышел к калитке. Из школы, широко размахивая портфелями, вприпрыжку бежали и шагали ученики. Все оживленно обсуждали полет человека в космос. А наиболее активные на высоте эмоций воскликали:

— Человек в космосе! Гагарин полетел!

Возбуждённая орава, стараясь перекричать друг друга, покатилась вниз по селу, до самой долины.

Через какое-то время с долины к центру села потянулись женщины с пустыми авоськами в руках, на ходу выстраивая будущую очередь: кто за кем. Мама, набиравшая в тот момент из колодца воду, живо поинтересовалась:

— Куда все так бегут?

— Баранчиков в ларёк повезли!

Ежегодно в колхозный ларёк завозили тушки забитых после окота ягнят для реализации колхозникам. Поскольку овечек в большинстве оставляли для увеличения колхозного стада, то большинство забитых младенцев из овечьего стада было барашками. В селе издавна всех забитых ягнят, независимо от пола, называли баранчиками.

Из баранчиков готовили самые настоящие весенние лакомства. Жаренные, тушёные, запечёные в тесте, фаршированные сбоем, замешанным с домашней лапшой, рисом, гречневой кашей и яйцами были долгожданным блюдом в пасхальные дни и не только. Наша семья не была исключением из правил. Я вопросительно посмотрел на маму:

— Может пойти и мне?

Мама стояла, задумавшись. Потом сказала:

— Не может быть. Тут что-то другое.

— Почему?

— Савчук сегодня пришёл домой как обычно, по улице села. Когда на ферме забивают животных на мясо, Савчук рысью спешит домой через огород, прижимая к ноге наполненную авоську.

Савчук — наш сосед, вечно хмурый, сосредоточенный, с налитыми кровью глазами, работал в колхозе ветеринаром. Перед каждым забоем Савчук осматривал приговоренных животных и сам принимал активное участие в разделке туш.

Моей бы маме в разведчики! Как Генриху фон Гольдрингу из книги «И один в поле воин» или Марианне из недавно вышедшей книги Прасковьи Дидык «В тылу врага». Штирлица тогда ещё не было. Книга Ю. Семёнова «Семнадцать мгновений весны» появилась много лет спустя.

Между тем, спешившие в ларек, уныло возвращались обратно. Мама спросила женщин:

— Почему с пустыми сетками?

— Якись непутящий гарештант пошуткував, шоб вiн мъяса не бачив. А я так хорта гнала, аж уприла! (так борзую гнала, спешила, что вспотела — смысл. перевод.) — ответила одна из женщин, дальняя наша родственница.

Старушка, её соседка, уточнила:

— На ферме вообще сегодня ничего не забивали.

Женщины прошли мимо. Мама задумалась. Неожиданно её плечи так знакомо затряслись в беззвучном смехе. Потом мама повернулась ко мне:

— Что именно кричали дети, идущие со школы?

— Гагарин в космос полетел!

Наконец-то озарило и меня. Пока весть «Гагарин в космосе!», «Гагарин в космос полетел» дошла до самой долины нашего села, она превратилась в созвучное известие, наиболее актуальное и желаемое для моих земляков:

— Баранчиков в ларёк повезли!

Довольно часто имеют место случаи, называемые в народе «Испорченным телефоном». При передаче устного сообщения по цепочке часто происходит искажение исходного содержания ключевой фразы. В зависимости от ожиданий и установок участвующих в передаче информации.

В своей жизни мне однажды посчастливилось видеть, как говорят дети, живого Гагарина. Было второе воскресенье октября шестьдесят шестого года. Кишинев торжественно праздновал 500-летие. Я направлялся на Рышкановку в студенческое общежитие политехнического института по улице Флорилор. Там жил, вернувшийся со службы в армии и учившийся в политехе Тавик, мой двоюродный брат.

Около одиннадцати часов утра я оказался на кругу разворота троллейбуса на Московском проспекте. Дальше был ещё дикий пустырь. Вся территория тогдашней Рышкановки представляла собой огромную строительную площадку с множеством устремившихся в небо стрел строительных кранов.