Религия
Шрифт:
— Мне плевать, — пробурчал он.
— А где Карла?
— Она спит, — ответила Ампаро.
— Тогда пойду приму ванну, — сказал Тангейзер.
Борс, не обращая на него внимания, сгреб кости в кожаный стаканчик. Что-то недобро бурча, с грохотом положил его перед Никодимом.
— Кидай и будь ты проклят, мусульманский дьявол.
Тангейзер заметил тревогу на лице Ампаро и улыбнулся.
— Посочувствуй ему, — сказал он. — Борс был лучшим игроком в триктрак в Мессине, во всяком случае так он считал.
— В который раз я оказываюсь среди обрезанных, — проворчал Борс. — И где? На бастионе католической веры! Это нарушает всякий естественный порядок вещей. — Он посмотрел,
Тангейзер зашел в свою келью, разделся, взял полотенце и пошел в сад. Оказавшись там, он заметил блеск посеребренной слоновой кости. Ампаро уже забралась в бочку под звездным небом. Он остановился. Это было что-то новое и странное. Ванна была не тем, чем он имел привычку делиться. Он был бы счастлив, если бы женщина намылила его, потерла, умаслила, сделала массаж, но плескаться с ней в одной воде? Лицо Ампаро появилось над окованным железом краем бочки, ангельское, бледное, прелестное в лунном свете. Совершенно ясно, она понятия не имела о непозволительности своего поступка, но в подобной бесхитростности и состояла большая часть ее непревзойденного очарования. Попросить ее уйти — это было бы нехорошо, и еще хуже — отказаться самому зайти в воду. Он подошел и попробовал воду рукой. Она была все еще теплой после жаркого дня. Тело будет приятно освежено, а не шокировано, от подобной перспективы его мучения только еще больше усилились. Но в этот миг тот же серебристый свет, который освещал ее лицо, заблестел на двух великолепных белых полукружьях. Они возникли из воды, словно награда герою из какого-нибудь древнего эротического мифа, и все муки выбора разом исчезли, как тень исчезает с экрана. Откровенный взгляд, который она устремила на его быстро увеличивающийся член, словно высмеивал его неуместную брезгливость, и, не размышляя больше, он перевалился через край бочки и шумно приземлился рядом с ней.
Он думал, что ванна чудесным способом расслабит его конечности и освободит разум от всех волнений. Но молочно-белое сияющее тело, прижавшееся к нему, разом лишило Тангейзера обеих возможностей. Он удержался от того, чтобы немедленно накинуться на нее, и позволил своим рукам пройтись по бедрам Ампаро, оставшимся под водой.
— Ты сегодня уничтожил турецкие пушки, — сказала Ампаро.
Это было не то воспоминание, к которому он хотел бы возвращаться. Прижимаясь губами к ее шее, он только невнятно простонал.
— Это было страшно? — спросила она.
— Страшно? — пробормотал он, озадаченный. Может быть, она старается утешить его? — Мы убили много народу, — сказал он. — Но тебе не стоит забивать голову подобными житейскими мелочами.
Он поцеловал ее шею. Пробежал пальцами по волосам. Ее грудь оказалась у него под рукой, словно по собственной воле, и он вздохнул из глубины души, переполненный счастьем. Но его продолжал смущать ее вопрос. Он не привык, чтобы она спрашивала о чем-то конкретном.
— Ампаро, откуда ты знаешь о пушках? — спросил он.
Она ответила:
— Мне рассказал Орланду.
Все воодушевление внезапно покинуло Тангейзера. Он поднялся, и она соскользнула с его бедер.
— Орланду? — переспросил он. — Кто такой этот Орланду?
— Мой друг из гавани. Я рассказывала, он считает тебя великим героем, очень хочет с тобой познакомиться. — Он смутно припоминал, что речь шла о чем-то подобном, но тогда он пропустил все мимо ушей. Ампаро продолжала: — Он был здесь, в трапезной. Ужинал с нами какой-то час назад.
— И
сколько лет твоему другу?— Он утверждает, что пятнадцать, но это неправда. — Она поняла, что так его взволновало. — Он не верит, что может быть сыном Карлы, и Карла тоже.
Но Тангейзера это не убедило.
— А как его фамилия?
— Орланду ди Борго.
Он засмеялся, но невесело. Картина того, как он покидает остров, промелькнула перед глазами, а вместе с ней и тревожное ощущение, что действовать придется со всей быстротой, на какую он способен.
— Что это за человек без руки спит за столом?
— Друг Орланду, Томазо.
— Подожди здесь, — велел Тангейзер. Он перемахнул через край бочки.
— Ты сердишься на меня?
— Наоборот. Просто подожди.
Он поспешно помчался к двери обержа, осознав, что забыл полотенце. Но не стал возвращаться. Шлепанье его босых ног по плиткам пола казалось неестественно громким. Он добрался до трапезной, где Борс ревел от хохота; при появлении Матиаса он поднял голову.
— Ветер переменился! — громыхал Борс. Теперь потные разводы у него на лице казались слезами радости. — Справедливость восторжествовала!
— Разбуди мальтийца, — сказал Тангейзер.
Уловив интонацию, Борс наклонился и ткнул спящего человека в ребра пальцем, толстым, как ручка метлы. Томазо вскочил, с трудом понимая, где находится, особенно после нескольких пинт выпитого вина, тревожно посмотрел на голого мокрого человека, выступившего из тени.
— Орланду Бокканера, — произнес Тангейзер.
Томазо посмотрел через стол, словно указывая на друга, но его затуманенный взгляд зашарил по темноте, не видя его. Что уже было достаточным ответом.
Тангейзер заговорил по-итальянски:
— Где он живет? Где дом Орланду?
Томазо озирался по сторонам в поисках помощи.
— Я знаю, где Орланду спит, — сказала Ампаро. Ее голова просунулась в дверь. Она была завернута в полотенце.
— Прекрасно, — сказал Тангейзер. — Сейчас же одеваемся.
Когда он развернулся, Томазо сказал что-то, чего никто из них не понял. Он указывал на какое-то место на полу возле стены. Тангейзер ударил по столу кулаком.
— Борс?
Борс обернулся, поглядел и сказал:
— Там лежали меч и доспехи Томазо. — Он надул щеки. — Наверное, юный Орланду прихватил их с собой.
Томазо снова заговорил, и среди прочих слов все услышали «Сент-Эльмо».
Тангейзер взглянул на Борса.
— Скажи, что я просто ослышался.
Борс расправил пальцем усы.
— Ну, парнишка сгорал от желания броситься в драку. Должен признать, что мы сами подлили масла в огонь.
— Ему же двенадцать лет, — сказал Тангейзер.
— В кирасе и шлеме он будет выглядеть настоящим мужчиной, даже лучше. И он будет не первый, кто соврет о своем возрасте, чтобы стать солдатом. Надо сказать, язык у парня хорошо подвешен, кого угодно заговорит.
Тангейзер ощутил, как пол уходит у него из-под ног.
— Ты пойдешь со мной, в верфи Сент-Анджело, — сказал он.
— А как же игра? — сказал Борс. — Я вот-вот его раздавлю!
Тангейзер забежал в келью захватить сапоги и пару штанов.
Тангейзер с Борсом понеслись по узким улицам. Между рядом амбразур во внешней стене и силуэтом крепости Святого Анджело город растекался лужей темноты. Когда они ближе подошли к крепости, до них донеслись голоса, стоны; они прошли мимо носильщиков, при свете факелов несущих в лазарет жертв этого дня. Пострадавшие сразу выделялись из толпы не только своими ранами, но пустотой в глазах, словно пережитый ужас лишил каждого из них чего-то ценного. Тангейзер с Борсом побежали дальше.