Реликт (том 2)
Шрифт:
— По-моему, в вашей вселенной я еще не бывал, — небрежно сказал Грехов. — Иначе запомнил бы вас. Но и Конструктор здесь тоже не проходил, насколько я понимаю.
— Не проходил, к сожалению, — подтвердил Ньюмен. — Но я, конечно же, знаю, кто он и как появился на свет. Он ушел так далеко, что даже мои создатели не знают, где его искать. Знает лишь один… э-э… «серый призрак», тот, который ушел вместе с ним, но он до сих пор не вернулся.
Грехов опечалился. Ставр смотрел на него с некоторым недоумением: Габриэль явно играл, демонстрируя чувства, которых никогда раньше не показывал ни при каких обстоятельствах. Зачем это ему понадобилось, оставалось только гадать.
— Я надеялся, что Сеятель уже вернулся. Нам очень нужна его помощь.
Ньюмен кивнул.
— Понимаю, не спешите, что-нибудь придумаем. А как получилось, что вы расстались с Конструктором?
— Первыми
— Он мог догнать Конструктора, — кивнул инк заставы. — А мог и сам отправиться путешествовать. Он был выдающимся чело… э-э… существом с очень большим энергоинформационным и этическим запасом. Среди людей таких называют гениями. Ну хорошо, вы вернулись. И как же вы оцениваете условия существования в других метавселенных — клетках Универсума?
— Мои оценки и сравнения достаточно субъективны, но все же я пришел к выводу, что наилучшая из вселенных та, которая заставляет преодолевать препятствия, где выживание возможно, но не слишком легко. Больше всего подходит к данному определению моя родная метавселенная, остальные, где я побывал, реализуют иные принципы, и жить там я бы не хотел. Одна из них, например, достигла абсолютной симметрии формальных законов, что, естественно, привело к существенному сокращению разнообразия структур и стагнации развития. В другой местные Архитекторы-Конструкторы-Инженеры создали нечто вроде рая, где жить очень легко, но не очень-то хочется, и в результате там и без вмешательства Фундаментального Агрессора наступил аксиологический коллапс.
Грехов помолчал. Ньюмен подождал продолжения, потом осторожно спросил:
— Не хотите ли вы сказать, что Универсум… болен?
Габриэль бросил на него пронзительный взгляд.
— Вас это… беспокоит?
— Не меня, моих создателей.
— Пожалуй, тревога их имеет основания, хотя делать выводы на основе трех-четырех посещений других доменов некорректно. Я думаю, если бы вернулся Сеятель, он смог бы развеять наши сомнения. В каждом домене ФАГ действует по-разному, но суть при этом остается одна — изменение закона! Может быть, вообще пришла пора перемен, и ФАГ — лишь отражение этого нового, на уровне всего Универсума, закона?
— Вы делаете очень интересные предположения, — вежливо улыбнулся Ньюмен. — Теперь я не удивляюсь, почему Сеятель дружил с вами. Гении быстро находят общий язык, даже если они принадлежат к разным расам. Ну а что вы думаете о войне, развязанной ФАГом в вашем домене?
— Я не называю этот процесс войной, хотя для человечества он выглядит именно так. Всякая война подразумевает борьбу Света против Тьмы или Добра против Зла. Но, во-первых, Свет — лишь вид Тьмы! А во-вторых, что такое Добро и Зло в масштабе Универсума? Всей Вселенной? По какому критерию их можно разделить? Мы даже на Земле не смогли определить абсолют Добра, что же говорить о масштабах несравнимо больших? Как-то, лет двести назад, люди решили уничтожить комаров, клещей и прочих кровососущих, мешающих жить. Но вместе с комарами тут же исчезли — вымерли! — десятки видов птиц и животных, которых люди убивать вроде бы и не хотели.
— Я понял вашу мысль. В вашем домене ФАГ начал уничтожать «комаров»… так?
— Не совсем, все гораздо сложнее, уровней вмешательства ФАГа — около десятка, но как один из аспектов Войны «борьба с комарами» имеет место. И я, естественно, на их стороне. А разве в вашей вселенной ФАГ не проявил себя как реорганизующая, отменяющая местные законы сила?
— Он пытался расщепить время, хотя в нашем мире оно и так трехмерно. Однако Сеятели, ставшие Инженерами местной вселенной, не дали ему развернуться. Правда, моим создателям пришлось самим изменять внутренние законы и встраивать во вселенную «амортизаторы зла», смягчающие любое внешнее вмешательство.
И все же ваш взгляд на вещи очень близок идее Инженеров: пришла Пора Перемен. Да, вероятно, ФАГ объективно существует и где-то успешно проводит в жизнь свои стратигемы, как Игрок, равный по мощи Универсуму, но он не является носителем зла, каким стал в представлении многих ваших соотечественников. К тому же Игра между Универсумом и ФАГом ведется очень давно, миллиарды лет, изредка достигая пика перестройки вселенных, но никто никогда не называл ее Войной.— Погодите, у меня кровь стынет в жилах, — сказал Ставр, не свода потемневших глаз с лица Ньюмена. — Вы хотите сказать, что после достижения очередного коллапса игровых отношений… вселенные перестраиваются? Не может быть!
— Фома Неверующий, — засмеялся Диего Вирт. — Как сказал очень древний мудрец: «Ничего не происходит без причины. Чего не может быть, того и не бывает. Если же что-то случается, значит, это возможно» [107] .
— Кажется, он понял, — кивнул на Панкратова благожелательно настроенный хозяин заставы.
107
Цицерон.
— Что же ты понял? — поднял брови Диего.
— Не может быть! — повторил Ставр, поражаясь простоте своей догадки. — Значит, и Архитекторы, и Конструкторы перестраивали наш домен не по своей воле, а в соответствии с концепцией… Игры?
— Примерно так, эрм. До появления человека ваша метавселенная изменялась дважды — Архитекторами и Конструкторами, пришла пора новых перемен.
Ставр настолько был оглушен новостью, что не скрывал этого.
— Тогда зачем все это? Наша возня… борьба… война с ФАГом?.. Все равно мир изменится — что под влиянием ФАГа, что под воздействием других сил, тех же Сеятелей. Человечество не уцелеет ни в том, ни в другом случае.
— И все же будет лучше, если мы поучаствуем в процессе преобразований, — мягко сказал Грехов. — Существует закон, который игнорирует ФАГ: абсолютно правильная этика отождествляется с классом решений, динамически оптимальных. И Архитекторы, и Конструкторы действовали в рамках этого закона, подгоняя параметры существования домена под необходимые для нормального развития условия жизни всего Универсума. Если этого ФАГ не учтет, домен-клетка станет Универсуму не нужен, как неизлечимо больной орган, и будет отторгнут. Вот почему наша… Война останется для нас войной со всеми вытекающими последствиями, и мы должны ее выиграть… или уйти в небытие.
— Такие случаи уже бывали? — спросил Диего, ничуть не встревоженный нарисованными перспективами.
— Много раз, — ответил Ньюмен. — Именно поэтому Универсум потерял некоторую вероятностную свободу мотиваций при определении концепций выигрыша в каждом конкретном случае, то есть в каждой своей клетке-вселенной. О человеке в этой ситуации мы бы сказали, что у него температура.
— Воспалительный процесс, — подсказал Диего.
Инк заставы посмотрел на него, но продолжать не стал.
— У вас ко мне лично нет вопросов?
— Расскажите о своей вселенной. — Диего сделал вид, что не заметил взгляда. — Я человек простой, масштабы, уровни, цели Универсума меня не волнуют, однако оценить условия жизни в домене я, наверное, смогу.
— Нет ничего проще, — принял тон Ньюмен. — Пространство нашей метавселенной имеет дробную размерность — три и четырнадцать сотых, из-за чего фигурами равновесия являются фракталы [108] . Звезд и планет, подобных Солнцу и Земле, нет, хотя атомы и молекулы существуют. Но это не знакомые вам протоны, нейтроны, электроны и другие частицы, а возбужденные состояния местного вакуума, представляющие для нашей вселенной элементарные «кирпичики» мироздания. Зато устойчивых изотопов — конфигураций местных «протонов» и «нейтронов» — существует больше, чем в вашем мире. Время здесь тоже имеет дробную размерность, что наглядно человеку Земли представить невозможно. Процесс эволюции напоминает в нашем мире синтез и распад одновременно, расщепление и слияние струек воды с «разным временем». Фигура симметрии из-за этих эффектов — нечто вроде трезубца с шипами разной длины.
108
Фрактал — непрерывная нерегулярная последовательность, принципиально не поддающаяся интегрированию.