Рэмбо под Южным Крестом

На ранчо он понял, что, оказывается, работа может быть не гнетущей необходимостью, а светлой радостью, сравнимой разве что с воспоминаниями детства.

Это осталось в памяти, как детский сон. Мать повезла тогда маленького Джони в Скалистые горы, чтобы показать своим родственникам навахо. Тогда его впервые и посадили на лошадь, чтобы дать почувствовать себя настоящим индейцем. Старый морщинистый вождь, или потомок вождей, с длинными седыми космами, которые были подвязаны на лбу кожаным ремешком, водил на поводу вокруг себя дряхлую гнедую кобылу, а Джони сидел на ее жестком костлявом хребте, замерев от восторга и счастья. И все навахо окружили тогда его и, улыбаясь, смотрели, как мать испуганно бросалась к своему Джони, когда ей казалось, что вот сейчас он упадет и расшибется.

За далью времен и длинной цепью событий этот маленький и незначительный эпизод, казалось бы, забылся. И все же индейская кровь взыграла в нем, как только он увидел конюшню Ральфа Пери.

Теперь он все свое время проводил с лошадьми — чистил их, купал, холил, ухаживал за жеребыми кобылами, объезжал, лечил, словно всю жизнь только этим и занимался. Среди конюхов, берейторов, жокеев он стал своим человеком. Все начисто забыли о том, что все-таки он — личный гость самого хозяина. И это радовало Рэмбо, потому что положение личного гостя сковывало его, ставило в двусмысленное положение, лишало самостоятельности. Ему больше доставляло удовольствия чистить с конюхом денники, чем выносить угодливый взгляд дворецкого, готового выполнить любое желание гостя. Видно, Ральф Пери дал крепкий наказ своим людям, чтобы берегли его здоровье и душевный покой. Слава Богу, теперь у Рэмбо и того, и другого было в избытке.

Глядя, как Рэмбо, широко расставив ноги, идет к лужайке, берейтор расхохотался.

— Ну, Джони, быть тебе настоящим берейтором! Когда-то я тоже так начинал, и походка была не лучше твоей. Полежи, и все пройдет.

Рэмбо упал навзничь на траву и раскинул ноги. И тут он увидел, как прямо на него идет, снижаясь, авиетка Ральфа Пери.

— Джони, хозяин летит!

— Вижу.

Рэмбо вскочил и побежал, широко раскидывая ноги, за конюшню. Посадочная площадка была ярдах в двухстах от нее, и самолет всегда заходил на посадку так, чтобы не беспокоить лошадей шумом мотора.

Авиетка мягко пробежала по полю и замерла. Ральф Пери спрыгнул на коротко подстриженную траву и, увидев Рэмбо, помахал ему рукой.

— Привет, Джони!

— Добрый день, сэр! С благополучным прибытием.

Пери обнял подбежавшего Рэмбо и, отступив на шаг, озабоченно посмотрел на его ноги.

— Что у тебя с ногами, малыш? Мне показалось…

— Это не с ногами, сэр, — успокоил его Рэмбо. — У вас очень норовистые лошади.

Пери рассмеялся.

— Но у меня есть берейтор, зачем тебе-то понадобилось объезжать моих лошадей?

Мне это нравится, сэр, улыбнулся Рэмбо. — У вас отличные лошадки.

— Вот как! — притворно удивился Пери. — А я этого и не знал. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, сэр. За эти полгода вы меня совсем избаловали. Пери отчего-то смутился и, не глядя на Рэмбо, отрывисто сказал:

— Ты мне нужен, Джони. Прости, что я отвлек тебя от дела.

— Сейчас, сэр?

— Да. Идем ко мне.

Выскочил с умильным выражением на лице дворецкий, но Пери жестом остановил его и прошел мимо. Они зашли в библиотеку, и Пери, плотно прикрыв за собой дверь, ткнул пальцем в диван.

— Садись, малыш. Дай мне прийти в себя.

— Что-нибудь случилось, сэр? — спросил Рэмбо, опускаясь на диван.

— Случилось. Даже не знаю, с чего начать… А впрочем, — Пери вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и подал Рэмбо, — читай сам.

Рэмбо внимательно прочитал текст и отложил листок в сторону.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Пери.

— Конечно, сэр. Я все понял. Не стану вас пугать, но это очень серьезно.

— Послушай, Джони, — Пери нагнулся, чтобы поближе посмотреть в глаза Рэмбо, — откуда тебе все это известно?

— В свое время, сэр, я много занимался Африкой. Даже изучал португальский и французский языки.

— Зачем?

— Видите ли, сэр, нас готовили для заброски в Анголу, когда там началась заварушка зимой семьдесят пятого. Но мы опоздали Советы и кубинские барбудос опередили нас. И тогда меня послали второй раз во Вьетнам. Ну, об этом вы знаете.

— И что же тебе известно о крокодилах?

И тогда Рэмбо решил щегольнуть всем запасом своих знаний.

— На берегах Конго, — начал он, — их называют ула — король, монду — страшный воин, момтуану — людоед. Но ведь вы хотели узнать о людях-крокодилах, сэр?

— Ну естественно!

— Люди-крокодилы, сэр, это тайные союзы или общества, члены которых могут превращаться в крокодилов, а крокодилы — в людей. Так нам объяснили, сэр, и я это накрепко запомнил.

— Что за чушь, — брезгливо поморщился Пери. — Когда это было?

— Всегда, сэр. В Западной Африке и теперь верят в это. Как верят и в людей-гепардов, людей-леопардов и в прочих людей-зверей, — Рэмбо подождал, пока Пери переварит эту информацию, и закончил: Колониальным властям было выгодно поддерживать эти древние верования африканцев, и они не вмешивались, когда кто-то у кого-то из своих вырезал сердце и печень при ритуальном убийстве. Что с вами, сэр?

Темное лицо Пери посерело, и он выкатил глаза. Рэмбо вскочил, налил из графина воды в стакан и поднес Пери. Зубы Пери выбили дробь о стекло.

— Хватит, Рэмбо, — сказал он, отдышавшись. — Ты и так рассказал мне больше, чем надо. Вижу, ты был хорошим учеником.

— Я был первым учеником, сэр. Так говорил всегда Траутмэн, — Рэмбо замолчал, смутившись от собственного хвастовства, но все же добавил: — Извините, сэр, но я хотел бы…

— Что еще?

— Судя по письму, которое вы мне показали, эти общества и в самом деле изживают себя. Теперь они превращаются в обычные банды головорезов.

— Хватит, Джони! Рэмбо пожал плечами.

— Я только хотел уточнить, сэр. Простите, если что не так, — он помолчал, вспоминая о чем-то, и наконец лицо его прояснилось. — Вспомнил, сэр!

— Что ты вспомнил?

— Еще нас предупреждали о возможных встречах в джунглях с кумирами.

— А это еще кто?

— Понимаете, сэр, африканцы такие же люди, как и мы. И они тоже совершают порой какие-нибудь преступления. У нас бы, скажем, за это посадили в тюрьму — и делу конец. А у них изгоняют из деревни в джунгли. И вот эти кумиры собираются в банды и разбойничают.

— К чему ты мне это рассказал, Джони?

— Мне показалось, сэр, что вам будет интересно об этом знать. Пери промолчал, и Рэмбо, немного обидевшись за африканские тропики, добавил:

— А мне, признаться, тогда очень хотелось в Африку. Нам столько интересного рассказывали о ней. А я вместо Африки вляпался в это дерьмо — во Вьетнам.

— Не скромничай, малыш, ты сделал тогда великое дело, — Пери сказал это лишь для того, чтобы что-то сказать. Он уже говорил Рэмбо эту фразу не один раз. Сейчас он думал совсем о другом — о брате Джеймсе — и опять не знал, с чего начать разговор: ему не хотелось даже намеком подталкивать Рэмбо к этой мысли. Из неловкого положения вывел его сам Рэмбо. Он вдруг взял с дивана листок и еще раз перечитал текст.