Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)

— Мелкие отношения, — ехидно поддакнул Венька.

Максим Петрович в отчаянии покачал головой.

— В гроб загоните своими шальными выходками, бесененки, никакого с вами сладу. Я уже сказал, Потапов, обговорим. Мне его поступок тоже не по сердцу, но и жестокость ваша — бить товарища — не выход. Ищите Микерина.

И Максим Петрович, словно опасаясь их отнекиваний, поспешно отошел. За последнее время он сильно сдал, ходил ссутулившись.

— Веньк, а может, хватит с этим хорьком? А?

— Так он же упрямится! Стоит на своем, как будто не мы, а он во всем прав. Сумел сподличать, сумей сказать честно. А как же еще!

— Мастера жалко, извелся он совсем. В мастерской, смотришь, ноги еле волочит, лопатки выпирают, как у ощипанного петуха. Дома у него неладно и здесь тоже…

— Чего же дома неладно? У него же никого нет?

— Есть. Ждал, что сын из госпиталя заедет, а того прямым маршем на фронт, и опять писем нет. А здесь дочка с ребенком, хотя и не живут вместе. Какая-то у них давняя ссора.

— Мастер тут ни при чем, — упрямо сказал Венька. — Мы ему плохого не хотим. А пакостников надо учить, чтобы еще хуже не стали. Разобраться — так это же предательство! Я даже видеть его не могу.

Но увидеть Васю Микерина довелось в этот же день, и очень скоро после разговора о нем.

Пока обедали, в мастерскую принесли новую заказную работу — заготовки плоскогубцев. Максим Петрович пояснил, что работа эта большой точности не требует, а сообразительность и аккуратность необходимы. Чертеж он приколол кнопками к доске, висевшей на стене, тут же был пришпилен образец новеньких плоскогубцев. Когда заготовки были разобраны, Максим Петрович предупредил:

— Я не собираюсь вас торопить, не спешите, не то испортите заготовки, но с сегодняшнего дня буду заносить в журнал, кто как скоро сделал и насколько хорошо сделал. И с каждой новой работой будет так. Оценки пойдут в зачет, когда вам станут присваивать рабочий разряд. Понятно ли?

Ученики загалдели — еще бы не понятно! Мастер все чаще стал упоминать о рабочем разряде, а это уже серьезно: привыкайте, мол, к тому, что недалек день, когда придете на завод, там подсказок на каждом шагу не будет.

В хорошем настроении вышли Алеша с Венькой из училища, не успели отойти и сотни шагов — увидели на дороге парней, явно поджидавших их. Сзади за спинами прятался Вася Микерин. Четверо на двоих, Вася, конечно, не в счет, не решится махать кулаками, на дружков надеется. И дорога узкая, с обеих сторон картофельные грядки, огороженные колючей проволокой на кольях. Невольно замедлили шаги, чтобы обдумать, как поступить: назад не бросишься, гордость возмутится. Чуть впереди других высокий и тощий парень с челкой на лбу, в кепочке с маленьким козырьком, ноги расставлены для упора, а руки в карманах пиджака. Его трое дружков не то чтобы крупны, каждый по силам Алеше, не говоря уж о Веньке, стояли плотно, наглыми улыбочками подбадривали друг друга. А сзади Вася, тоже злорадно ухмыляется.

Венька вдруг отвел рукой Алешу назад, за себя, и сам остановился — шагов пять было до парня с челкой.

— Может, сначала поговорим?

Вроде спокойно спросил, но Алеша по голосу понял: Венька напряжен до предела. Жидкие брови тощего парня дрогнули, такое начало драки не было предусмотрено.

— Если есть у тебя что — говори! Нам спешить некуда. — И он обернулся к своим дружкам. Те одобрительно загудели. Но уже следующие слова вовсе обескуражили его.

— Не верю, — резко сказал Венька.

— Что… не верю? — теперь уже брови парня взметнулись к челке.

— Не верю, что и вы подлецы.

— Ну, ты! — парень угрожающе придвинулся, кулаки выскользнули из карманов. Венька с облегчением отметил, что кулаки пустые — ни ножа, ни свинчатки. Он не сомневался, что, если одолеет парня, остальные разбегутся. А этого тощего с челкой он сумеет одолеть, у себя в поселке драться ему приходилось.

— Ну я! — уже с вызовом сказал он. — Кого защищаете?

— Своего! — с таким же вызовом ответили ему.

— А ты спросил бы его, за что плюхи получает. — Теперь тон у Веньки был почти мирный, что опять сбило с толку парня.

— А за что?

— Ты спроси, спроси. У нас на поселке за такие дела свои за милую душу, не посмотрят, накостыляют — не подличай!

Парень сдвинул кепчонку на затылок, лицо у него от растерянности поглупело, неожиданно он ухмыльнулся.

— Ты с фабрики, что ли? Корпусной?

— Но!

— А что он сделал?

— Сам скажет, если не совсем подонок. Спросишь — скажет.

— Спрошу, — кивнул парень, — обязательно спрошу. Сражение отменяется. Тебя как зовут? Давай руку.

Венька назвался, пожал протянутую руку.

— Меня Шурик, — сказал парень. — Как получилось-то, — стал он объяснять. — Подходит: «Выжига проходу не дает, всех колотит. Помоги, Шурик, ни за что пропадаю». А почему не помочь, раз человек просит? Хотел помочь. Но тебя увидел, сразу понял: тут что-то не то, брешет Микеря. Ну-ка, Микеря… — Парень с челкой оглянулся, воскликнул с удивлением: — Ух ты! Смотри-ко, удрал. Все понятно.

По дороге, сжатой колючей проволокой, быстро удалялась юркая фигурка: Вася Микерин не стал дожидаться конца разговора.

Алеша во все глаза смотрел на происходящее, был в восторге: никогда еще такого не приходилось видеть, вот Венька так Венька! Из какого трудного положения победителем вышел! А что? Правда — она всегда побеждает.

— Бывай, Веня! — Тощий Шурик еще раз сердечно пожал Венькину руку. — Буде заглянешь в Кучерской переулок, спросишь. Приму друга.

— Заходи и ты в поселок, — сдержанно отозвался Венька.

Вася Микерин больше не появлялся в мастерской. На расспросы ребят Максим Петрович сказал, что он взял документы из училища, решил поступить на завод учеником слесаря. Одного он не пояснил: не Вася приходил, забрала документы его мать, и по ее жалобе директор записал мастеру выговор.

3

Бедный Максим Петрович, мастер и воспитатель оравы непослушных, с большущим самомнением, не сделавших ничего еще полезного в жизни подростков! Ему работать бы надо, втолковывать, какими они хорошими должны стать, а он сегодня принимает гостя за гостем.