Рена и потерянная принцесса
Шрифт:
«Не думай о границе. Не думай о папе. Думай только о том, как вырваться отсюда. Тогда ты всех сможешь спасти. Надо что-то делать. Надо…»
Ей удалось придать лицу холодное, спокойное выражение, пока его глаза впивались в нее, ожидая поймать тень смятения и страха. Так продолжалось долгие минуты. Потом Андреус разочарованно отвернулся и отпустил ее. Злобная улыбка скользила по его губам.
— Что? Ты, кажется, не оценила моей прекрасной выдумки? Жаль… Придется втолковывать снова.
Зубы Терессы стучали. Она уже ничего не могла с собой поделать и вся сжалась от ужаса. Андреус, разозленный ее неподатливостью,
Но сейчас он только пожат плечами и с притворным сожалением промолвил:
— У тебя совсем нет чувства юмора, моя бестолковая ученица. Придется поработать. И попытаться научить тебя выносливости. Слишком уж ты избалованна.
Тесс закашлялась. Ветер пронизывал уже, казалось, до самых костей. Но где-то глубоко внутри у нее потеплело… Появилась идея. Слабая, неясная, но появилась! Можно попробовать. Тересса опять закашлялась, и стражник отвел ее обратно в камеру. Громыхнул железный запор.
Глава двенадцатая
Козлиная тропа, найденная Коннором, оказалась вполне удобной дорогой, по которой можно было даже пробираться верхом. И они упорно стремились в гору. Крутые склоны, серые скалы, нависающие над головой, казались непреодолимыми. Рена чувствовала себя неуютно, тревожно, будто не скалы нависли над ними, а какая-то неясная угроза. Но, может быть, это было просто чувство голода, усталость или кружил голову чистый горный воздух? И все же она настороженно всматривалась в молчаливые тени каменных лощин, вслушивалась в несмолкаемый говорок горных ручьев, изучала внимательным взглядом каждый большой валун, каждое кривое деревце, похожее на затаившееся живое существо, замечала любое движение в колючих зарослях, тянущихся по крутому склону. И всюду ей мерещились поджидающие их, затаившиеся разбойники.
В полдень путники остановились на высоком, омываемом ветрами утесе, отыскали каменную расселину и втиснулись туда, спасаясь от вдруг разразившейся короткой, но яростной грозы.
Дождь хлестал по горным кручам, шумящей завесой заслонив дальние склоны. Бурные коричневые потоки неслись вниз, омывая с двух сторон их неуютное убежище. Багровые молнии освещали то острый голый пик, то глубокую пропасть. Стараясь забраться поглубже в каменную расселину, Рена наткнулась на огромное гнездо, свитое из уже подгнивших ветвей и пожухлой травы.
Ливень унялся. Сеялся с неба лишь мелкий дождик. Капли не падали на землю, а, казалось, клубились серебристым туманом. Путники покинули свое временное убежище и снова двинулись в путь. Но, пройдя совсем немного, увидели тянущиеся над уходящей вдаль цепью вершин грозные серо-зеленые тучи.
— Лошади что-то нервничают, — заметил Коннор, обращаясь к Тайрону.
Тот хмуро кивнул головой.
— Не отпустить ли их? Они сами скорее найдут себе укрытие. — И Тайрон, перебросив ногу через седло, спрыгнул на землю.
Расседлав лошадей, они сняли и всю поклажу. Коннор разобрал снаряжение, отделил сумки с едой, козий мешок для пресной воды и плащи. Остальное они втащили в небольшую пещеру и забросали снаружи ветками.
— Боюсь, все эти вещи останутся здесь навсегда. Жаль, — пробормотал Тайрон, старательно закидывая землей скрытый ветвями вход в пещеру.
— Ничего не поделаешь, — откликнулась Рена. —
Меня больше волнует, что с каждым шагом все труднее будет находить еду. Запасов нам хватит ненадолго.— У меня печенья дней на восемь. Немного суховато, конечно, зато не портится, — Коннор похлопал ладонью по своей сумке.
И они двинулись дальше, скользя по раскисшей после дождя тропинке. Становилось прохладно. Рена, зябко поежившись, накинула на плечи плащ.
Некоторое время спустя они опять остановились, и Коннор принялся наполнять кожаные мешки водой из ревущей горной реки. Рена стояла рядом, мечтая о каком-нибудь теплом местечке, защищенном хотя бы от пронизывающего ветра. Она бросала настороженные взгляды на сгущающиеся тени, которые неслышно подползали к ним, словно полчища коварных врагов.
И снова они карабкались по вьющейся между камнями скользкой тропе. Грязь налипала на подошвы, тяжелила ноги. Юбка Рены в разводах жидкой грязи намокла, обвисла. И вдруг Коннор звучным голосом произнес:
Средь этих каменных ущелий, В холодном сумраке ночном, Забывшись беспокойным сном…Рена просто задохнулась от радости.
— Это из нашей с Тесс любимой пьесы! — воскликнула она. — «Поиски Звездной Ирен»! Верно?
Коннор усмехнулся:
В безмолвье каменной пустыни Я вспоминаю об одном… О тихой иве над прудом, Где в мягком сумраке лесном Затерян скромный отчий дом,—в восторге подхватила Рена.
Позади них насмешливо фыркнул Тайрон:
— Плакса и размазня эта ваша Звездная Ирен.
Коннор засмеялся:
— Молчи, о враг поэтов! А ты, Рена, оказывается, знаешь эту пьесу?
— Тесс и я часто ее разыгрывали под нашим тайным деревом.
— Мы ее тоже с друзьями представляли дома. А помнишь?..
Коннор принялся увлеченно декламировать стихи. Некоторые пьесы Рена тут же узнавала, других никогда не слышала. И неудивительно, ведь она могла читать лишь одну книгу Тесс, а к услугам Коннора была, наверное, большая королевская библиотека. Затаив дыхание, слушала Рена, как Коннор, то звонко, то вдруг зловеще понижая голос, читал наизусть целые сцены, где сменяли один другого герои и злодеи, волшебники и принцессы, короли и подмастерья.
Тайрон время от времени вставлял едкие замечания, утверждая, что в подлинной истории, которую он знал превосходно, все не так, как в этих выдумках. Но Рена не сердилась на него. Она одинаково любила и правдивые, и всякие выдуманные истории, а потому вовсе не обижалась на Тайрона за его насмешки. Тем более что его замечания были интересными и как бы расцвечивали восхитительные выдумки занятными подробностями.
Было так здорово слушать перебивающих друг друга Коннора и Тайрона, что Рена и не заметила, как тропинка постепенно сужалась, становилась все круче и круче, извивалась и петляла между камней. Идти становилось труднее. Они сопели, пыхтели, скользили, из-под ног осыпались целые потоки мелких камней.