Ренн-ле-Шато. Вестготы, катары, тамплиеры: секрет еретиков

Слева, перед портиком храма, находится самая обычная статуя Девы, напоминающая Богоматерь Лурдскую. Наш взгляд останавливается на надписи, начертанной на основании: «Покайтесь, покайтесь!» Эти слова приписывали Деве Марии, явившейся в 1846 году в Ла-Салетте. Некоторые из серьезных исследователей утверждают даже, что Богоматерь, установленная Соньером на «вестготской» колонне, похожа на некую мадмуазель де ла Мерлиер, родственницу уже известной нам Эммы Кальве. Что побудило Соньера к такому «святотатству»: скептическое отношение к «явлениям» Девы Марии? Отрицание любых догм?

Тем же внимательным взглядом окинем основание этой статуи: перед нами колонна времен вестготов (или Каролингов), внутри которой Соньер нашел пергаменты. Разумеется, на колонне начертан крест — и этот крест перевернут: 

Маловероятно, чтобы подобный знак мог появиться из-за рассеянности каменщиков, случайно перевернувших опору во время ее установки. В таком случае придется предположить, что священник не заметил, что при входе в его церковь красуется перевернутый крест. Однако нельзя ли считать этот крест знаком, свидетельствующим о неких колдовских ритуалах? Дело в том, что в некоторых обрядах деревенских колдуний можно найти следы религиозных ритуалов, производимых в обратной последовательности. Однако такая трактовка чрезмерно упрощает вопрос… На опоре есть еще одна, на первый взгляд безобидная, надпись: «Миссия 1891». О какой миссии идет речь? Мы уже упоминали, что это слово обретает иной смысл, если разбить его надвое: «mis Sion», то есть «основанный Приоратом Сиона». Итак, сведущий в этом вопросе исследователь с легкостью обнаружит на опоре Девы три указания: «поддельная» Дева, перевернутый крест, Приорат Сиона — знаки, свидетельствующие об отступничестве от христианства и принадлежности к оккультному ордену. Мы ограничимся лишь осторожным замечанием: все это выглядит так, словно создатели этого маленького шедевра бросили тем самым вызов Ватикану — знаки, обнаруженные в храме, понятны верхушке Католической церкви, однако простой христианин не видит в них никакого смысла.

Мы находимся у входа в храм. Две надписи на перекрытии предупреждают входящего: «Terribilis est locus iste» и «Domus mea domum orationis vocatur». «Сие ужасно место»… заложен ли в этом изречении философский смысл — или же таится намек на некое тайное место? Вторая цитата взята из канонического Евангелия: «дом Мой домом молитвы наречется для всех народов» — эти слова произнес Иисус, изгнавший торговцев из храма. Однако стоит вспомнить и то, что сказал Иисус далее: «…а вы сделали его вертепом разбойников». Во французском варианте этой цитаты слово «вертеп», обозначенное лексемой «caverne», может иметь еще одно значение: пещера, подземелье, в то время как «разбойник» («voleur») может означать и вора… Тогда, быть может, «место сие ужасно» из-за «воров»? Грабителей в этой истории предостаточно: это и вестготы, похитившие священные сокровища при взятии Рима, и сами римляне, разграбившие храм Соломона при взятии Иерусалима. Следовательно, тайна Ренн-ле-Шато — это похищенные священные сокровища… Что ж, загадка разгадана с первой попытки? Увы: простота подобного предположения несколько смущает исследователя.

Помимо надписей, на перекрытии можно увидеть два герба: один — епископа Каркассона, монсеньора Бийара, другой — папы Льва XIII. Второй из них, высеченный на замке свода, снабжен девизом: «Lumen in coelo» («Свет небесный»). О чем идет речь? Скорее всего, ответ следует искать в довольно сомнительном произведении «Предсказание о римских папах». Принято считать, что «Предсказание…» было написано приблизительно в 1140 году св. Малахией, примасом Ирландии и другом св. Бернарда. Рукопись представляет собой список пап, которые в дальнейшем появятся на Святом престоле: к каждому из будущих избранников Малахия прилагает краткое витиеватое определение-характеристику. Предсказания Малахии довольно точны: определения, данные им понтификам, прекрасно соотносятся с теми или иными их качествами (однако заметим, что на Григории XIV, избранного в 1590 году, в системе предсказаний происходит сбой). Итак, поместив два герба над входом в храм, Соньер воздал дань уважения своему епископу и папе: что ж, это честная борьба! Однако мы можем заметить, что священник тем самым проявил вкус к оккультизму, поскольку «Предсказание о римских папах» не содержит в себе ни догматов римской веры, ни чего-либо похожего на то.

Наконец, мы обращаем внимание на надпись, имеющую двоякое прочтение. Центральная статуя снабжена девизом, высеченным над крестом с расширяющимися концами: «Сим знамением ты его победишь». В цитате допущена ошибка: «In hoc signo vinces» означает «Сим победиши» («Сим знамением победишь»), однако в ее французском эквиваленте, найденном в церкви, появляется артикль «1е». Такой «извод» надписи подталкивает либо к поиску сокровищ, либо к философскому рассуждению, либо к вопросам, касающимся религии.

Разумеется, на первом месте оказывается поиск сокровищ: об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что предметами первой необходимости в деревушке Ренн-ле-Шато стали масштабные карты, линейки и карандаши. А поскольку «его» (то есть сокровище) победить можно лишь «крестным знамением», кладоискатели спешно осваивают чертежное дело: вычерчивают на карте местности уйму всевозможных крестов, отыскивая тем самым место, которое окажется в центре такого креста или в одной из его перекладин, и отправляются на поиски сокровищ. Что лишь на руку торговцам картами и продавцам спортивной обуви.

Однако прежде чем кидаться на поиски, стоило бы немного поразмышлять над значением этой фразы. Если местоимение «lе» означает беса, поддерживающего кропильницу, то в данном выражении нет ничего сверхъестественного: действительно, могущество, порожденное крестом, то есть верой в Бога, дает человеку возможность противостоять дьяволу. Подобная фраза не вызвала бы нареканий в какой-либо другой церкви, поэтому не стоит возбуждать дело против Соньера из-за каждой надписи, найденной в храме.

Наконец, если мы оставим в стороне философские размышления и вспомним историю, то «In hoc signo vinces» напомнит нам об одном военном эпизоде, произошедшем во времена Константина Великого. Константин I готовился дать сражение Максенцию, и исход схватки решал, кому из них будет суждено главенствовать над Римской империей. Победил Константин. Перед боем ему и его армии было знамение: в небе появился крест с надписью «Сим победиши».

В следующей главе мы расскажем и о другой, не менее важной битве Константина Великого. Разбив войска Максенция при помощи «крестного знамения», император решил навести порядок как в организации Христианской церкви, так и в ее догматах. В 325 году он созвал знаменитый Никейский собор, на котором были обвинены в ереси около 84% епископов. Их интересы отстаивал священнослужитель Арий, так же, как и они, отрицающий первый догмат веры, предложенный в Никее.

Вестготы оставались преданными последователями христианской веры… или были обращены в ересь Арием. Эти две формулировки в принципе обозначают одно и то же, поэтому каждый волен выбрать высказывание, более ему подходящее.

Итак, можно ли считать слова Константина Великого (этого акушера христианства с акушерскими щипцами для неохристианизма), помещенные в храме, своеобразным официальным уведомлением Соньера: «Я знаю о вероломстве, сопровождавшем разработку римско-католических догматов; я не их принимаю»? Дерзкая гипотеза, скажете вы? Однако если вспомнить, что у храма нас встречает перевернутый крест, то такая постановка вопроса не кажется такой уж абсурдной.

Взглянем на дьявола, поджидающего нас на портике храма. Многие уверены, что это Асмодей, хромой бес, которому было поручено охранять сокровища царя Соломона. Как не усмотреть в этом намек на сокровища храма Иерусалимского, стражем которых стал уродливый бес на портике? Однако действительно ли это Асмодей? Дьявол держит кропильницу: нельзя ли усмотреть в этом еретический намек? Согласно христианской теологии, мир — это арена действия двух первопричин, двух начал: добра (духа) и зла (материи). Подобное мировоззрение было свойственно также манихейству, богомильству и религии катаров. В ходе развития теологических идей можно усмотреть две тенденции: тяготение как к радикальному дуализму, так и к дуализму умеренному. В первом случае добро и зло становились непримиримыми противниками. Во втором случае зло могло стать ступенькой к добру; без противостояния в человеке двух начал невозможно было бы его становление, созревание его свободной воли. Для умеренных дуалистов дьявол был частью божественного замысла, противостояние двух начал к концу человеческой жизни должно было завершиться его поражением. Так нельзя ли увидеть в соединении дьявола и кропильницы намек на катаризм?

В этой невероятной шахматной партии дьявол обрел достойного противника — Иисуса Христа. Дьявол с кропильницей, устроившийся на портике, устремил взгляд к купели, возле которой установлены статуи Христа и Иоанна Крестителя, совершающего обряд крещения Иисуса. Из века в век длится поединок между двумя сыновьями Бога: не будь этой игры — не существовало бы и «шахматной доски», мироздания… Подобная двойственность лишь усиливает впечатление, произведенное странным сочетанием дьявола и кропильницы в стенах дома Божьего.

Наш взгляд бесцельно бродит по стенам храма — и останавливается на большой фреске, расположенной над исповедальней: Иисус утешает страждущих. Любопытная особенность: земля под его ногами усеяна розами; эти же цветы внимательный посетитель обнаружит и в тимпане церкви. На первый взгляд намек достаточно ясен: это знак принадлежности Соньера и его знакомых к ордену розенкрейцеров… или же попытка замести следы?

В церкви насчитывают семьдесят глифов с выбитыми на них буквами М. S. Потрясающая находка: это же инициалы Св. Магдалины, покровительницы храма! Однако поспешим разочаровать читателя: «М. S.» может означать все, что угодно, но не «Магдалину, Святую». Дело в том, что на глифе святого инициал «S» не мог иметь подобного значения. Вернемся к тому, о чем мы уже упоминали в ходе нашего расследования: к Нотр-Дам на горе Сион. Действительно ли жизнь Приората Сиона («Mis Sion»), подающего о себе весть даже в наше время, ни разу не прерывалась со времен своего основания? Семь веков непрерывного существования ордена, зародившегося в эпоху тамплиеров, — или же возрождение из пепла во времена Соньера?