РЕОЛ. Реинкарнации Онлайн

– Э, парень, да ты "красный", - рассмеялся Ли.
– Хотя в общем, ты прав. Тот, кто производит что-то полезное, должен пахать с утра до ночи, чтобы заработать десять, двадцать, даже тридцать тысяч долларов в месяц. А тот, кто не производит ничего, кроме медиа-однодневок - имеет три-пять тысяч за один день. Или пятьдесят тысяч за один концерт. Вот и думай, что лучше - надрываться за гроши, или выламываться за миллионы.

– Да фиг с ними, с артистами и их миллионами...

– Не скажи, приятель, - Ли эта тема "зацепила", и он принялся философствовать. На свой манер.
– Представь, у тебя есть выбор: работать - пусть даже и хакером - но получать свои честные пару тысяч, жить в сарае и гадать, будет у тебя завтра чего пожрать, или нет. Или дёргаться на сцене, имея домик на Беверли Хиллз, миллионный счёт в банке, дорогой лимузин - и вечные интриги, без которых шоу-бизнес не шоу-бизнес? А там, глядишь, кто-нибудь из окружения, может даже собственный продюсер, потихоньку присадит тебя на "дурь". Так, на всякий случай, чтоб с крючка не сорвался.

– Серьёзная проблема, согласен, - кивнул Хич.
– Но лично я бы лучше посидел пару дней на сухом пайке, чем варился бы в этом котле. Шоу-бизнес... А не пошли бы они... Я и сам догадывался, что там не всё так просто и гладко, как они показывают на экране.

– То ты. А если такой же выбор стоит перед парнем или девчонкой, которые ещё не научились видеть суть за броской обложкой?.. Вот и я тебе про то же самое. Кстати, ещё в девятнадцатом веке артисты считались презренными людьми, их даже хоронили на неосвящённой земле. Потому что неумение заниматься чем-либо, кроме лицедейства, считалось грехом. Что мы имеем сегодня? Обожествление тех, кого раньше за людей не считали. Я огрубляю, конечно, но суть ты уловил... А как ты думаешь, почему государство, и не только наше, усиленно защищает права этих вот паяцев на ничем не обоснованные сверхдоходы?

– А чтобы лохи и жлобы туда рвались, - хмыкнул Хич. Пиво уже плескалось на донышке в банке, нагрелось и стало противным на вкус, но выбрасывать было жалко, и он одним глотком допил. Потом, подумав, открыл холодильник и достал ещё одну баночку.
– Причём, ещё и горло друг дружке грызли по дороге. А вы, блин, пашите, чёрная кость... Ладно, не смотри так, я тоже жадный, иначе не взламывал бы краденные карточки. И ты жадный. Все хотят что-то поиметь за свой труд. Только одни трезво оценивают свои возможности, а кое-кто, пропев три ноты, считает, что весь мир ему должен. И ещё привлекает к себе внимание уродскими способами вроде демонстрации своего грязного белья. Не знаю, может, кому и интересно читать, какого цвета были трусы у очередной поп-звезды. А мне неинтересно. Я неправильный. И ты неправильный. Потому мы с тобой сейчас сидим в Москве, дуем русское пиво, курим европейские сигареты и рассуждаем о судьбах мира. Вместо того, чтобы сидеть в Нью-Йорке, дуть американское пиво - блин, та ещё моча, тут вкуснее варят - курить американские сигареты и рассуждать о сексе в большом городе.

– Разница существенная, - Ли покосился на монитор: компьютер "скрипел мозгами" уже двадцать минут, и осталось ему "скрипеть" ещё примерно столько же.
– Как раз в содержании бесед. Пока ты думаешь о судьбе мира, у тебя сохраняется небольшой шанс на неё повлиять. Но если ты думаешь только о сексе, то думать о судьбах мира будет кто-то другой, разве не так?

– Хорошо завернул, - Хич улыбнулся.
– Будем трепаться о глобальном, или всё-таки что-то делать для мира?

– По мере своих возможностей кое-что делаю, - Ли кивнул в сторону компьютера.
– Ты тоже. И РЕОЛ, что самое смешное, тоже пытается перекроить мир под себя, не мы одни такие умные.

– Вот потому, дружище, я и буду кормиться ломом медиапродукции. Да, пощипать мистера Гейтса тоже было бы неплохо. Тут, в России, лицензионная копия стоит восемьсот рублей, а пиратская - сто. Русские не отказались бы заплатить, скажем, двести пятьдесят за нормальную лицензионку, чем сотню за криво сломанную версию, которую сервак зарубит при первой же попытке обновления. Не все же догадываются отключить автообновление и регить "винды" специальным патчем. Вера, кстати, говорила, у них лицензионная версия Windows стоит ещё дороже - около ста баксов, для них это серьёзные деньги. Но за пользование контрафактной операционкой можно загреметь на срок до шести лет. В лучшем случае отделаться солидным штрафом. Поэтому для большинства при сравнении дешевле купить лицензионку. То есть, мистер Гейтс, вместо того, чтобы продавать свою продукцию дешевле, занимается рэкетом, вынуждая правительства принимать выгодные ему законы. Ему было бы куда выгоднее продать больше копий программ, но дешевле. Был бы больше оборот, во-первых, и пиратам было бы невыгодно что-то взламывать. В общем, - тут Хич хитро подмигнул, - мистер Воронофф правильно делает. Нужно создать "виндам" серьёзного конкурента. Может, тогда у мистера Гейтса появится стимул сделать что-то не для выжимания кошелька, а для качества самих программ. В "виндах" столько дыр, что забираться в чужие компы для меня вообще нет проблем. Вот об этом бы он и подумал, а не о том, как напилить бабла за компанию с Голливудом.

– Если тут сделают операционку с открытым кодом лучшую, чем Линукс, и она начнёт реально вытеснять "винды" с рынка, мистер Гейтс будет работать по старому сценарию - выламывать руки правительствам, чтобы они законодательно запрещали пользоваться чем либо, кроме майкрософтовской продукции, - засомневался Ли.

– Мы с тобой это уже обсуждали. Хотя, тутошние ребята, похоже, достаточно крутые, чтобы не только огрызнуться, но и серьёзно покусать дядю Билла, если он вздумает форсить... М-да, ведь у нас с тобой, приятель, сейчас действительно есть реальный шанс что-то сделать. Так что ты бы не кочевряжился, а принял предложение тут поработать. Глядишь, толк бы из тебя вышел...

– ...а бестолочь осталась бы?
– гыгыкнул Хич.
– Всё, всё, больше не шучу на эту тему. Давай лучше подумаем над ломом седьмого уровня. Местные хакеры крутили его так и эдак, да все пока без толку... Эх, сюда бы мою пиринговую сетку, да с примочками, да еще квантовый проц, а то мой терминал, конечно, крутой, но эта задачка ему не по зубам.

– Размечтался. Так тебе и выделили мощность квантовика на лом игры.

– Так ведь это кому больше всего надо? Кажется, им. Вот пусть и выделяют мощности.

– Выделят, выделят, если хорошо попросите и обоснуете, - дверь бесшумно въехала в стенку, и в "рабочую комнату" пожаловал малознакомый джентльмен, говоривший по-английски с акцентом. Вместе с ним явилась Вера - непривычно весёлая, одетая не в неизменный спортивный костюм, а в лёгкие летние брючки и тонкую блузку. Короткая шевелюра, обычно являвшая собой картину "Похмельное утро на Лысой горе", была тщательно расчёсана и уложена. Словом, загляденье.

– Ваши слова, да как тут у русских говорят, а, - Богу в уши, - хмыкнул Хич, удивленно рассматривая столь разительные перемены. Затем всё же обратил внимание и на выразившего поддержку его пожеланиям джентльмена.
– Я вас где-то видел, мистер.

– Я здесь работаю, - незнакомец подтвердил подозрения Хича.
– Правда, не по вашему профилю. Просто проводил Веру.

– Ага, - Хич хитро подмигнул - мол, мы в курсе, как вы "просто проводили".

– Что - "ага"?
– встрепенулась Верка, весело блеснув глазами.
– Гляди мне, салабон нью-йоркский, ещё придёшь в спортзал, там тебе будет "ага" по полной программе.

Ли тихонечко хихикнул: он был свидетелем единственной и неудачной попытки Хича посоревноваться на татами с Верой. Которая тогда сразу же показала, "ху из ху".

– Ладно тебе, - Хич тоже это вспомнил, и решил перевести разговор на другие рельсы.
– Присоединяйся, седьмой уровень хакаем.

Вера рассмеялась и, чмокнув Антона в щёку - тот только улыбнулся - заняла место за своим терминалом.

Это было счастьем - проснуться, и видеть глаза любимой девушки. Антон и раньше не жил монахом, но так на него не смотрела ещё ни одна подруга. А ведь пару лет назад у него с Алиной чуть было до ЗАГСа не дошло... Сейчас же казалось, что это было уже целую вечность назад. Прозрачно-серые, с тёмным ободком, глаза Веры были как два озера в пасмурный, но тихий осенний день. Только отражали не хмурое небо, а печаль. Как он ни убеждал её, Вера ждала беды. Видимо, слишком хорошо знала повадки "Волчицы". "Мне приснился сон, - сказала она сегодня утром, когда он любовался её глазами.
– Первый сон за два года... Закат на Днепре. Мы с тобой гуляем по острову, около церкви. Потом спускаемся вниз, к воде. А вода гладкая-прегладкая, сам знаешь, так очень редко бывает. И - золотая от солнечных лучей..." Он даже удивился, сколько тепла было в её словах. Того едва уловимого утреннего тепла, каждую крупицу которого так хочется сохранить, когда в спину ещё дышит ночь, но уже встало солнце... Вера всё прекрасно видела и понимала. Улыбнулась, погладила его по щеке, уже требовавшей бритвы. И тогда Антон понял, насколько беден и убог любой, даже самый литературный из языков мира, когда требовалось описать вот это их маленькое счастье. У него попросту не нашлось ни одного слова, чтобы выразить его. Он только обнял Веру, будто собираясь защищать любимую от всего мира.

"Ты не сможешь защитить меня от меня же самой", - Вера то и дело вставляла в их разговоры эту фразу, когда замечала за ним такое вот желание стать её личной "каменной стеной". Антон и сам понимал, что она права. Но поделать ничего не мог. Вера неожиданно для него самого вдруг стала его миром, его небом, солнцем и звёздами. И чего бы он только ни отдал за то, чтобы никогда больше не видеть в её глазах печали...

80. Москва. Офис РЕОЛа, затем квартира Таманского.